В один из вечеров мой тюремщик куда-то ушел. Меня закрыли без возможности выйти. Учитывая, что поиски меня не сильно увлекали, я лежала на диване и тупо щелкала по каналам телевизора. Что-то интересное было только на кабельных каналах.
Невольно я начала вспоминать как мы здесь жили. Как Игорь приходил с работы, а я беременная на восьмом месяце бежала его встречать. Во время беременности у меня началась аллергия на цитрусовые, красные яблоки и шоколад. А шоколад я любила безумно, он мне даже снился.
И тогда Игорь покупал мне бананы и конфеты — сливочная коровка. А я тайком на прогулке покупала шоколад и прятала его в шкафу, в объемном кармане летнего платья-халата в стиле милитари. Так же тайком я съедала сперва — по одному квадратику в день, потом по два, а потом меня покрывала красная сыпь. И мой тайник был раскрыт, теперь, уходя Игорь проверял нет ли там шоколада. Это была игра полтора последних месяца беременности.
Я достала из шкафа платье. На карманах были заглажены складки, кроме того, сверху отстроченные клапана с металлическими фирменными пуговицами. Я провела ладонью — на ощупь вроде ничего нет, привычным жестом сунула руку внутрь. Так и есть, листок.
Дрожащей рукой я достала страницу из обычной тетради в клетку. Такую тетрадь я держала возле телефона, для записи номеров или просьб «передать Игорю».
Листок был исписан рукой Игоря. Мир взорвался, все мое безразличие рухнуло. Я держала в руках последнее письмо Игоря. Как бы я не пыталась, я не могла читать, листок плясал в дрожащих руках, слезы застилали глаза. Кое как справившись с собой, я прочитала:
«Талка, прости меня. Я крупно попал, и вряд ли уйду живым. Лети к отцу, уезжай немедленно.
Твой отец организовал акцию по приватизации всего Союзалмаззолота. Для прикрытия, большим людям в Москву должна была уйти партия неучтенных редких необработанных алмазов. Утром мне сказали, что на курьера с охраной напали, и поручили срочно отвезти камни в Москву. Чисто случайно я узнал, что кейс пуст, похоже наш генеральный играет против, похоже замешаны местные силовики. У них свои планы на «прихватизацию» объединения. Меня выбрали козлом отпущения. Я приеду в Москву без камней, меня грохнут. Не приеду — убьют вас всех. Доказать подставу мне нечем. За мной следят. Я буду путать следы, у тебя будет всего два-три дня. Спеши. Мать привезет Кирилла в Москву. Прощай, моя душа. Твой отец был прав. Я тебя довел до беды. Был твой Игорь.»
Последний привет через года… Если бы я прочла письмо тогда и успела сбежать с отцом. Да, мы бы спрятались где-нибудь в Бразилии, но мой сын попал бы в руки к бандитам, или погиб бы весте с бабушкой.
Я долго ревела, так и уснула с письмом. Проснулась от включенного света, письмо было уже в руках Петра. Я вышла вслед за ним на кухню, он уже говорил по телефону.
— Пошла вон — махнул мне рукой — и сиди тихо, не лезь никуда.
Следующие два дня квартира стала штабом прилично одетых, интеллигентных мужчин. Сверху лоск и дорогие костюмы — внутри те же дикие звери, что при потере вожделенных миллионов готовы изнасиловать женщину, убить ребенка.
На третий день прилетел отец с охраной. Меня перевезли в тихую гостиницу.
Потрясение вернуло мне саму себя. Я вспомнила все — все мучения, и жажда мести закипела в моей крови. Кроме того, жалость к мужу, шесть лет живущему «овощем», жалость к себе, своей изуродованной судьбе. Кроме всего, теперь я думала о том, что запрещала себе все годы, что не выдала даже под «сывороткой правды» — забрать сына у женщины, которой я сама его отдала.
Я ждала отца, чтобы уехать в Красногорск, забрать сына, и улететь в Швейцарию, к Игорю. Не может быть, чтобы, увидев, и услышав сына он не очнулся. Ему просто пока не для чего бороться, но я обязательно донесу до него, как он нам нужен.
Все это я выложила отцу, который приехал ко мне в гостиницу. Мы ужинали в кафе на первом этаже, стилизованном под русскую избу, я начала излагать свои планы. Отец резко прервал меня. Взяв салфетку, якобы вытер рот, мимоходом показав мне указательным пальцем у губ «молчи».
Тут же начал свой рассказ, о том, как отдыхал в Анапе, познакомился с женщиной из Красногорска. У нее два мальчика 5-то лет, и он думает женится на ней. Я была в шоке от подобной бестактности. Какие женщины? Он забыл о внуке?
— Я тебе покажу их фото, они в ноутбуке. Сейчас поднимемся в номер, у меня много фото. Тебе надо привыкать, доча, все же будущая мачеха, — его глаза пытались мне что-то сказать, но я не понимала что.
Недоумевающая я, и словоохотливый отец поднялись в его номер. Он написал на салфетке «меня прослушивают, молчи и ничего не говори», закурил и сжег салфетку в пепельнице.
Позвонил администратору, заказал чай в номер, и достал ноутбук. Пока ноут грузился, принесли чай. Я тоже закурила, усевшись в кресло возле окна, пила чай и ждала. Отец нашел в компе нужную папку и позвал меня.
— Иди садись ближе. Смотри, вот эта женщина. Ее зовут Катя. — он внимательно смотрел на меня.
Я всмотрелась в лицо женщины. Подняла на отца вопросительный взгляд. В ответ он мне кивнул — «да». Я помотала головой «не может быть», в ответ «да, да, да», а вслух отец начал рассказывать,
— А вот ее дети, это Антон, а это Кирилл — опять взгляд на меня.
Я выхватила ноут и жадно всмотрелась в лицо мальчика — мой сынок, моя кровиночка, жив, здоров! Светлые волосы, серые глаза, — так похож на Игоря! Я стала листать фото — вот они в море, вот на велосипедах, вот хохочут на карусели, вот перемазаны мороженым.
— Это в кафе, мы ели черничное, все мордашки выкрасились, — глаза отца запрещали плакать, но горючие слезы застилали глаза, воздуха не хватало.
Отец забрал ноут, зажег сигарету и продолжил предупреждающим тоном:
— Я думаю эта женщина мне подходит. Когда мы выпутаемся из этой ситуации, — подчеркнул он, — я женюсь и заберу их к себе. Пока я не хочу рисковать ее жизнью. Да, Катерина ничего не подозревает. Для нее я просто чудаковатый старик, который месяц ухаживал, но даже за ручку не держался.
Натали, мне надо задержаться, а ты лети к Игорю, занимайся его лечением. Когда я завершу все дела, мы поговорим обо всем. Письмо вину с Игоря снимает, но это может быть игрой, к тому же камни не найдены, долг на мне по-прежнему висит. Дальше уже начинаются не только криминальные, но и политические игры. Не мешай мне, не давай козырей моим врагам, и все будет хорошо.
— Ты знаешь, что Петр напился и изнасиловал меня? даже когда меня держали в заложниках и кололи черт знает чем, меня не насиловали. Я хочу отомстить, — мой голос дрожал от гнева и стыда.
— Знаю, он сам мне сказал. Просил прощенья. Не обольщайся, что те отморозки были лучше, они знали, что с меня получат больше за живую, не то ты давно уже была…, - он махнул рукой, — пока не мечтай о таком. Пока он не только твой, но и мой тюремщик. Чувство вины, которое он испытывает, может когда-то сыграть нам на руку, забудь, — его лицо и глаза говорила совсем другое, и я поняла, что всех этих козлов настигнет возмездие.
Взяв салфетку «я написала можно ли мне фото сына?» — отец печально покачал головой, скомкал и поджег салфетку, показал на ухо — и на моих глазах удалил все фото с ноута, затем очистил корзину, журнал операций. Словом, уничтожил все следы. Посмотрел на меня с жалостью и написал «Он счастлив. У него хорошая мать, брат. Он в безопасности. Не делай из него мишень!»
Я сжалась как от удара. Мишень. Это я помню, каково быть мишенью, как мы бежали через ночь и метель. Как я отдала его женщине, которая не просто растит его как родного сына, но и спасает его жизнь.
Утром я улетела в Москву, а затем в Женеву. Через месяц я увезла Игоря на лечение в Штаты.
Катерина. Дети
Глава 9. Катерина. Дети.
После пропажи Георгия, свекровь Аликанида Семеновна, бухгалтер на пенсии, считающая себя белой костью, стала звонить мне ежедневно. Спрашивала про детей, пересказывала бесконечную Санта-Барбару, в заключение приберегая стенания:
