Я спокойно уехал за границу, по моим расчетам моя семья должна была остаться в стороне. Однако жизнь внесла свои коррективы, и жизнь превратилась в кошмар.
Мы полагали провести цивилизованное акционирование, без остановки предприятия и увольнения рабочих. То, что началось в стране, не зря потом назвали «бандитским капитализмом» — предприятия рвали на части, банкротили, людей выбрасывали на улицу тысячами. Тот подросший класс молодых и зубастых предпринимателей, не хотел по-прежнему варить джинсы и торговать катайскими пуховиками. В ход шло все — шантаж, подкуп, убийства.
И в этом кошмаре осталась моя дочь, внук. Про зятя я долго не знал, жив ли он. За два года, пока я их смог выкупить, на меня выходили раз пять, выкуп требовали в десятки миллионов, и не рублей. Таких денег у меня не было. Однако бандитские войны проредили первых и вторых братков, на их место пришли другие. Люди менялись, аппетиты сохранялись.
Потом на меня сам вышел человек, новый миллионер, проживающий в Англии, чье имя плотно связывалось с криминалом. Он и предложил вернуть мне дочь и зятя за половину утраченных алмазов. При чем деньги его не интересовали, он знал, что там были уникальные камни, и хотел именно их. Выбора не было, то, что Игорь вез кейс, был факт, камни пропали — тоже факт, и я согласился.
Первые годы, пока дочь лечилась меня не трогали. В это время я отправил в Россию детектива, который, не привлекая внимания должен был заняться поисками внука.
Неожиданно быстро внук был найден. Педантичный немец русского происхождения, начал с обычного ЗАГСа. Где и выяснил, что спустя пару месяцев после событий, запрашивался дубликат свидетельства о рождении, Красногорским ГУВД. Запрос был подписан начальником одной из служб, с известным мне именем. С бывшим генералом, теперь пенсионером, я связался сам. Сперва организовал ему путевку в Карловы Вары, куда приехал лично. Он не удивился, сказал, что ждал меня раньше.
Информацию дал бесплатно, но просил быть острожным, не нанести вреда женщине, которая растит внука как родного сына. Было сложно решиться отправить к ней адвоката. Ведь если только его свяжут со мной — пацану не жить.
Я создал специальный экологический фонд то-ли помощи каким-то краснокнижным животным, то-ли охраны природы на Марсе, через который оплачивались все посредники, как активисты экологического движения. Дальше — на счет мужа этой бабы, с которого она получала алименты от его имени. Сам муженек получал почти столько же.
Я так расслабился, что решился на встречу. В Анапе я познакомился с внуком, и его вынужденной матерью. Простая женщина лет 30–35, волосы каштановые с завивкой, полненькая, с большой грудью, симпатичное лицо — смуглая кожа, прямой нос, светлые глаза, красивые губы всегда строго поджаты. Типаж русской крестьянки. Она оказалась проектировщиком, довольно неглупой, с широким кругозором. За почти месяц, я не нашел к чему мог придраться, эта обычная русская тетка любила внука как родного. Ни разу, ни в чем не промелькнуло, что один ребенок ей чужой.
Когда выяснилось, что алмазы надо искать у других людей, псевдо-английским заказчиком мне было сказано — твои проблемы. Уговор есть уговор. Теперь я оказался на плотном крючке. И моя дочь — разменной монетой. Я не мог обеспечить ей безопасность. И я остался в Иркутске вместе с бандитами искать вора. Почему вора? Так на предприятие, или в госхран камни не вернулись.
Бандиты теперь носили английские костюмы, у них были импортное оборудование для шпионажа, в допросах они не боялись замарать руки. Потому мое участие в розыске, по-сути, было излишним.
Наталья улетела, я настоял на переезде в Штаты на лечение. Хотя вердикт врачей давно поставил крест на выздоровлении Игоря, и большая часть американских медцентров отказалась принять его на лечение, удалось договорится с госпиталем Джона Хопкинса. Видя состояние Натальи, я хотел, чтобы у нее был смысл в жизни, пусть и такой пока, и мне надо было убрать ее подальше.
Месяц ушел на восстановление каждой минуты событий, нашли, выкрали и допросили всех. Якобы заболевшего курьера, охрану, даже водителя, что вез Игоря в порт. Самым разговорчивым оказался обиженный помощник генерального, которого кинули при акционировании разрозненных шахт и приисков.
Собственно, всех участников аферы легко было установить по списку первичных акционеров. За пять лет их состав неоднократно поменялся, не все живы.
Но алмазы так и нигде и не всплыли. Было установлено, что Романовский, бывший гендиректор был единственным лицом, который имел доступ и мог подменить кейс с алмазами.
Теперь он был крупным политиком, заседал в областной Думе, собирался стать губернатором. Конечно, выкрасть можно и будущего губернатора, но и риск выше. Операцию свернули, за Романовским установили тотальную слежку — с целью выявления связей и поиска компромата.
Я вернулся в Швейцарию. Оставалось только ждать. Мой кредитор потребовал проценты в размере миллиона долларов. Мне пришлось продать часть акций. Такими темпами через пять лет мне придется отдать последнее, либо сейчас все бросить и начать зарабатывать деньги.
Наталья. Надежда
Глава 11. Наталья. Надежда.
В Штатах я была впервые. Перелет был сложным, несмотря на помощников, лететь с лежачим больным очень сложно. А Нью-Йорке я даже не поехала смотреть город. Переночевала в отеле, на город смотрела только через окна отеля и машин. Впечатлений от страны особых не было — огромные загазованные муравейники городов, людей очень много. После сдержанно-унылых русских, кажутся неприятно развязными.
Поразило количество толстых людей. В кино я видела только формат фотомоделей, общее же впечатление — особенно в медцентре Джона Хопкинса в Балтиморе — основной состав медработников особенно средний и младший персонал — был чернокожим, жизнерадостным и весьма толстенькими, с ярко выраженными формами. При этом, одевались без комплексов, в то, что нравиться, а не как у нас — куда на такую ж. у джинсы напялила.
Игоря положили в клинику, я поселилась в отеле неподалеку. Не смотря на привезенные результаты обследований, как видимо в любой больнице, в центре Игоря начали обследовать с нуля. Анализы, рентген, энцефалограммы и прочая.
Но с первого дня, меня смущали какие-то непонятки, взгляды, фразы. Мое знание английского не позволяло свободно общаться на американской форме этого языка. Не сразу я поняла, что языковой барьер не причем, просто медики что-то от меня скрывали.
Уточнить ситуацию я решила, выбрав одного из врачей — Том Хардли, старший ординатор, рыжеватый блондин с мягкой улыбкой, показался мне перспективным для прояснения ситуации. Я знала, что больших денег у отца больше нет, и решила, что нам хотят отказать из-за высокой стоимости лечения.
Я пригласила Тома на ужин, и, так как я приезжая, и не знаю город, попросила его выбрать тихий ресторан для встречи. Том привез меня в район, называемый Маленькой Италией, где множество кафе и ресторанов итальянской кухни на любой вкус.
Выбранный им ресторанчик был не особо пафосным, но интересным — граффити на наружной стене, внутри почти галерея — картины на стенах, деревянная мебель под-старину. Мы заказали итальянское кьянти, которое мне всегда нравилось, салат с морепродуктами и пасту.
Том был очень мил, рассказывал о городе, говорил комплименты, называл меня «Натали, ми дарлинг» но стоило перевести разговор на Игоря, как разговор сразу сменил тональность.
— Натали, дорогая моя, вам надо подождать, лечащий врач вам скажет все на еженедельной встрече. План лечения еще не выстроен, и мне не корректно выдавать вам какую-то ни было информацию. Извините, — положив приборы, мягко, но настойчиво он поставил точку.
— Я и слышу со всех сторон «сорри» и ничего больше, — грустно пошутила я.
— Как вы проводите время, Натали? Наш город не безопасен для прогулок одной женщины, особенно на окраинах и вечером. Я мог бы составить вам компанию, у нас много исторических памятников, думаю вам будет интересно — предложил Том.
