Майрон оставил ее слова без комментария.
— Возвращаясь к Аните, скажу, что когда мы с ней познакомились, она показалась мне прекрасной молодой девушкой. Во всех отношениях, за исключением того… — Мэйбл подняла голову, словно надеялась обнаружить нужные слова на потолке, но поскольку их там, разумеется, не оказалось, опустила глаза и лишь покачала головой. — Скажем так: она была слишком красива. Даже не знаю, как правильно облечь в слова то, что я думаю. Короче говоря, Анита относилась к тому типу женщин, которые с легкостью сводят мужчин с ума. Вы же видели Брэнду? Она очень хорошенькая, даже, я бы сказала, обладает экзотической внешностью, но… до Аниты ей далеко. Но что, собственно, я тут разливаюсь соловьем?.. Пождите немного, сейчас принесу ее фотографию. — Мэйбл поднялась с кресла и выплыла из гостиной, скрывшись в недрах квартиры. Несмотря на внушительную комплекцию и мощное сложение, она передвигалась с удивительной легкостью и грацией, как, впрочем, и Хорас, что было у них, по-видимому, семейной чертой. Ровно через минуту она снова появилась в гостиной, держа в руке фотографию, которую и протянула Майрону. Майрон опустил голову и занялся изучением снимка.
Действительно, потрясающая, просто сногсшибательная девушка, от взгляда на которую захватывало дыхание, а сердце пропускало удар. Майрон отлично понимал, какую власть подобная женщина может иметь над мужчиной. Джессика тоже обладала подобным типом пугающей красоты, способной в одно мгновение околдовать человека.
Он еще некоторое время рассматривал фотографию. Красавица держала за руку маленькую дочь Брэнду, которой, если верить снимку, исполнилось в то время не более четырех-пяти лет. Девочка смотрела на мать и широко, счастливо улыбалась. Майрон попытался представить нынешнюю Брэнду, улыбающуюся такой же широкой, счастливой улыбкой, но у него ничего не получилось. Между матерью и дочерью, несомненно, существовало большое внешнее сходство, но, как и говорила Мэйбл, мать оказалась несравненно красивее. Черты лица Аниты были тонкими, словно точеными, в то время как лицо Брэнды при всей его привлекательности отличалось некоторой асимметричностью и более грубой проработкой очертаний губ, скул и крыльев носа. Это не говоря уже о том, что милые округлости на лице Брэнды в области подбородка и щек, вполне естественные для пятилетней девочки, создавали у взрослой женщины впечатление легкой полноты.
— Побег Аниты стал страшным ударом для Хораса, — продолжила Мэйбл. — И он так никогда и не оправился от этой травмы. Брэнда, разумеется, тоже. Ведь она была еще совсем крошкой, когда мать бросила ее. После этого она на протяжении трех лет каждую ночь плакала. Даже когда поступила в школу высшей ступени, и то, бывало, орошала подушку слезами. Хорас говорил, что она во сне зовет мать — потому и плачет.
Майрон наконец отвел взгляд от снимка.
— А может, она все-таки не убежала?
Глаза у нее стали узкими, как щелки.
— Что вы хотите сказать?
— То, что с ней могло случиться нечто ужасное. Ее могли похитить, избить до полусмерти, убить, наконец…
На губах Мэйбл Эдвардс появилась печальная улыбка.
— Я вас понимаю, — мягко произнесла она. — Вы смотрите на эту фотографию и отказываетесь воспринимать очевидное. Трудно поверить, что такая очаровательная мать с ангельским лицом бросила свою крохотную дочурку на произвол судьбы. Знаю. Это трудно принять. Но факт остается фактом — она действительно сделала это.
— Записку можно было подделать, — продолжал гнуть свою линию Майрон. — Чтобы сбить Хораса со следа.
Мэйбл покачала головой:
— Нет.
— Но вы не можете быть уверены в этом на все сто…
— Анита мне звонит.
Он замер.
— Что вы сказали?..
— Не часто, конечно. Возможно, раз в два года. И расспрашивает о Брэнде. Но когда я начинаю просить ее вернуться домой, сразу вешает трубку.
— Откуда она вам звонит?
Мэйбл покачала головой.
— Поначалу ее плохо слышно. Как будто она говорит издалека. Похоже на помехи на линии. Впрочем, я всегда подозревала, что она находится за морями.
— Когда она звонила вам последний раз?
Ответ последовал незамедлительно.
— Три года назад. Помню, я сказала ей тогда, что Брэнду приняли в медицинское училище.
— И с тех пор ничего?
— Ни словечка.
— А вы уверены, что с вами разговаривала именно она? — Майрон неожиданно поймал себя на том, что подсознательно хочет убедить ее в обратном.
— Да. Это была Анита.
— А Хорас знал о звонках?
— Поначалу я говорила ему об этом. Но это было все равно что бередить незажившую рану. И я перестала говорить. Но иногда меня посещает мысль, что она ему тоже звонила.
— Почему вы так думаете?
— Однажды он спьяну пробурчал что-то на эту тему. Когда я потом стала допытываться, он всячески это отрицал. Впрочем, я особенно на него не давила. В обычной жизни мы никогда не разговаривали об Аните. Это с одной стороны. А с другой — она будто постоянно находилась рядом с нами. Иногда мне казалось, что она сидит вместе с нами в комнате. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?
После этих слов в комнате повисло молчание — глухое и тяжелое, как толстые старинные гардины. Майрон ждал, когда это закончится, но гардины продолжали висеть и, судя по всему, убирать их никто не собирался.
— Я так устала, Майрон, — пробормотала наконец пожилая дама. — Не могли бы мы поговорить на эту тему в другой раз?
— Разумеется, — сказал он, поднимаясь со стула. — Если брат позвонит вам еще раз…
— Он не позвонит. Полагает, что его телефон прослушивают. Во всяком случае, от него не поступало никаких известий вот уже целую неделю.
— Если честно, миссис Эдвардс, вы знаете, где он?
— Нет. Хорас сказал, что если я ничего не буду знать, мне так будет спокойнее.
Майрон достал из кармана ручку и визитную карточку и написал на обратной стороне номер своего мобильного телефона.
— Если вам вдруг понадобится со мной связаться, звоните по этому номеру двадцать четыре часа в сутки.
Она едва заметно кивнула. Возможно, этот разговор и впрямь сильно ее утомил, поскольку, когда она протянула руку за карточкой, пальцы у нее подрагивали, и взять у Майрона крохотный кусочек картона оказалось для нее непростой проблемой.
— Я сказал тебе вчера не всю правду.
Норм Цукерман и Майрон сидели в верхнем ряду спортивных трибун и разговаривали. Внизу «Нью-йоркские дельфины» носились как угорелые по площадке, играя пять на пять. Майрон был впечатлен. Молодые женщины передвигались быстро и целеустремленно. Будучи отчасти «сексистом» — так, во всяком случае, охарактеризовала его в шутливом разговоре Брэнда, — он рассчитывал увидеть куда более скованные и неуклюжие движения и броски в «девчоночьем духе».
— Хочешь услышать кое-что смешное? — спросил Норм. — Я ненавижу спорт. Да будет тебе известно, что владелец «Зума», так называемый спортивный магнат, король спортивного тряпья и все такое, старается как можно реже прикасаться ко всем этим мячам, бейсбольным битам и прочему спортивному снаряжению. И знаешь почему?
Майрон покачал головой.
— Потому что я никогда не умел обращаться с этими штуками и вообще был в смысле спорта полный лох, как выражаются сейчас школьники. Зато мой старший брат Хершель считался одним из лучших спортсменов школы. — Норм отвел взгляд, а когда заговорил снова, в его голосе прорывалась хрипотца. — Большой добрый Хеши. Ты мне чем-то напоминаешь его, Майрон. Честно. И я не просто так говорю, а потому что до сих пор вспоминаю брата чуть ли не каждый день, и мне здорово его не хватает. Бедняга умер в пятнадцать лет…
Майрону не требовалось спрашивать, как это произошло. Все семейство Цукерман погибло в Освенциме. Один только Норм чудом уцелел. Сегодня жарило солнце, по причине чего Норм надел рубашку с короткими рукавами, и Майрон видел вытатуированный у него на руке лагерный номер. Надо сказать, что, общаясь с Нормом, он видел эту татуировку довольно часто и всякий раз невольно затихал, как бы отдавая дань уважения тем, кто побывал в этом ужасном месте.
— Эта лига, — Норм кивком указал на площадку, — не однодневка какая-нибудь и себя еще покажет. Мне это было ясно с самого начала. Вот почему я связываю создание своей новой коллекции спортивной одежды с ее продвижением. Так что даже если ЗПБА вылетит в трубу, спортивные костюмы «Зум» благодаря этим девочкам будут пользоваться огромной популярностью. Ты понимаешь, на что я намекаю?
— Понимаю, Норм.
— А раз понимаешь, то запомни: без Брэнды Слотер они ничто. Без нее все мои инвестиции пойдут коту под хвост. Вместе с этой лигой, телероликами, красочными постерами и всем остальным, во что я вложил денежки. Так что если бы я захотел разрушить это предприятие, то начал бы прежде всего с этой юной особы.
