– Ты что, рехнулся? Послушать тебя, так и сама спятишь!
– Ничуть не рехнулся. Просто говорю тебе, что, если занимаешься определенным ремеслом и у тебя хорошо получается, ты просто не можешь остаться нормальным человеком. Иначе вечно будешь ссать против ветра.
Именно в этот миг в конторе и появился Спиннерен. Перчик указала ему на свободное кресло; Спиннерен отжал кресло от стола на пару дюймов и присел на краешек. Закинул ногу на ногу.
Перчик посмотрела под задравшиеся брючины.
– Как это ты ухитряешься не пачкать носков?
– Привязываю к щиколотке. Перчик рассмеялась.
– Круто!
Спиннерен полез в папку и достал точно такой же конверт, как тот, который отдал Твелвтрису. Бросил его на стол поверх игральных карт. Перчик передвинула его к Торино, чтобы достать из-под конверта десятку червей. А сама сбросила даму пик. Торино тоже взял карту, объявил «джин» и выложил карты на стол.
И пока Перчик записывала результат, открыл конверт.
Здесь были две фотографии тела в аллее. Торино задумчиво покачал головой.
– Ладно, – сказал он.
– Его жена еще не дала о себе знать? – спросил Спиннерен.
– Нет. Может быть, полицейские еще не известили ее о смерти мужа.
– Это было в газетах.
– Да, но про неопознанный труп. Если она до завтра не проявится, я сам съезжу в Ван-Най, удостоверюсь, что за ней не следят и телефон не прослушивается, а потом выпишу счет на все, что она остается должна.
– Если вы не против, свой гонорар я бы хотел получить немедленно.
Руки Перчика замелькали в воздухе, тасуя карты.
– А к чему такая спешка? Работаешь под процент, получаешь процент с суммы.
– Вот как? Но есть фотографии. Они свидетельствуют о том, что заказ выполнен.
– Да ведь никто и не сомневается. Я говорю другое: когда нам заплатят, тогда и ты получишь.
– А я говорю, что не желаю ждать. Перчик была мастерицей улавливать подтекст любого высказывания. Вот и сейчас она отложила карты в сторону.
– Ну хорошо. Тогда рассказывай.
– Что?
– Мне хочется знать, почему тебе приспичило получить деньги раньше нашего.
– По личным причинам.
– Это я понимаю, – сказал Торино. – Личные причины бывают у каждого. Но простого упоминания о личных причинах недостаточно, когда речь идет о двух с половиной тысячах.
Перчик вновь взялась за карты и начала сдавать их, впрочем опасливо поглядывая на мужчин.
– Тебе следует это конкретизировать, – заметила она. – У тебя мать заболела? Или, может, подружка залетела?
Вопреки опасности предприятия она все еще надеялась разузнать хоть что-нибудь про загадочного Спиннерена.
– Ладно. У меня есть друг, и ему необходима операция.
– Полегче, – сказал Торино. – Насчет операции другу я сам людям не раз голову морочил.
– А я не морочу. Это насущно необходимо.
– Но почему такая срочность? Твой друг лежит под ножом и ему не делают операции, пока ты не заплатишь? А может, это и не друг, а подруга?
Спиннерен поднялся с места.
– Подождать я могу. А вот терпеть издевательства не намерен.
– Только не валяй дурака, – уже вдогонку крикнул Торино.
Наружная дверь закрылась. Без грохота, но и без демонстративной деликатности. Что за человек этот Спиннерен: о его намерениях нельзя догадаться даже по тому, как он закрывает дверь.
Минуту-другую спустя Перчик сказала:
– Знаешь что? Мне кажется, мальчик решил расправить перышки.
– В каком смысле?
– Решил поработать на свой страх и риск.
– Ну, и как нам на это реагировать?
– Думаю, надо зарядить кого-нибудь на его нежную попку.
– У тебя есть на примете кто-нибудь конкретно?
– Помнишь Майка Риальто?
– Майка Риальто? Это такой одноглазый сутенер?
– Ну, я бы сказала, не сутенер, а искатель талантов. Но у него есть лицензия частного детектива, и он способен выследить муху в заднем проходе у коровы – да так, что ни та, ни другая ничего не заметят.
– Так почему не позвать его сюда? Все бы обмозговали.
– Если ты не против, Филли, мне хотелось бы потолковать с ним с глазу на глаз.
Торино с ухмылкой посмотрел на нее.
– О Господи, Перчик!
– Совсем не то, что ты думаешь. Мы с ним когда-то дружили, вот и хочется самую малость повспоминать о былом.
– Чему я обязан такой честью, Роджер? – Верни Мандель поднялся из-за стола площадью в целый акр, приветствуя самого симпатичного и самого щедрого из своих клиентов. – Встреча назначена на четыре. А сейчас только два.
– Ну, так и не вздремну сегодня после ланча. Вполне готов пойти на такую жертву, – ответил Твелвтрис. – Я хочу сказать, если не пожертвуешь чем-нибудь одним, то придется жертвовать чем-то другим.
– Присаживайтесь. Чего-нибудь хотите? Чай? Кофе? Горячий шоколад?
– Ничего не нужно.
Костюм сидел на Верни Манделе, как оболочка на сосиске. Голубовато-серый в бледную полоску, что придавало ему несколько траурный оттенок. Когда адвокат сел, костюм на нем затрещал. Впрочем, казалось, он трещал, даже когда Мандель оставался неподвижен.
Да и кожа его напоминала оболочку сосиски. Только более темного цвета, словно ее слегка подкоптили. И три красных пятнышка – на щеках и на кончике носа. При первом знакомстве люди принимали их за веснушки, но стоило адвокату прийти в ярость – и краска, словно забив из этих точек, растекалась по всему лицу.
У него были бледные глаза, бесцветные волосы и желтые зубы.
Роджер Твелвтрис был для него не только клиентом, но и предметом восхищения. Ставка у адвоката была высокой. Главной особенностью ведения дел являлась скорость. Он терпеть не мог всяческие проволочки. Предпочитал приступать прямо к сути. Он был алчен и методичен – и, оказавшись у куста, старался ощипать его до последней ягоды. Но в то же самое время по необходимости не чурался компромиссов с противоположной стороной.
Он называл свою контору офисом универсального обслуживания и часто, смеясь, утверждал, будто готов стирать белье и мыть машину клиенту, если, конечно, расценки окажутся соответствующими.
Сейчас он задумчиво смотрел на Твелвтриса, гадая о том, что должен означать неурочный визит. Наверняка это как-то связано с конвертом, который принес Твелвтрис.
– Мне хотелось бы, чтобы вы в самых общих чертах обрисовали, как должна сработать сегодняшняя затея.
– Она должна сработать в том смысле, что если Двое людей решают расстаться, им необходимо позаботиться о разделе имущества.
– Половина всего, что я заработал за годы брака, минус налоги и издержки, верно?
– Не совсем. Имеются и привходящие обстоятельства.
– Как например?
– Например, дети.
– Но у нас нет детей.
– Я это знаю. Вы спросили об обстоятельствах, способных повлиять на раздел имущества. Я назвал вам одно из них.
– Нелли ничем не болеет, она не в преклонном возрасте, она вполне может подыскать себе работу, – заметил Твелвтрис.
– Но ей не двадцать один год все-таки. И никакими особыми талантами она не обладает.
– Она без конца рассказывала мне о том, какой замечательной певицей была когда-то.
– Она начинала делать карьеру. Она прервала ее ради замужества. Пятилетний перерыв наносит карьере певицы серьезный ущерб.
– Вы чей адвокат – мой или ее?
– Я ваш адвокат. Вот почему я стараюсь подготовить вас наилучшим образом. И забочусь о ваших интересах. Но нет никакого смысла превращать предстоящую встречу в гладиаторскую схватку.
– А чего, по-вашему, она попросит? Мандель развел руками.
– Откуда мне знать? Она пять лет за вами замужем. Миллион? Может быть пять миллионов?
– О Господи!
– Я оцениваю по минимуму. Да и что такое пять миллионов для человека с вашим доходом?
– Что это вы несете?
– Я, так сказать, предположительно воспроизвожу разговор Нелли с ее адвокатом. С Хинди Рено. Но зачем волноваться заранее? Чего бы они ни запросили, это всего лишь исходная точка переговоров. Они называют одну цену, мы другую, потом начинаем торговаться. Дела делаются именно так. Он подался вперед, радуясь поводу преподать клиенту небольшой урок.
– Представьте себе, что вы приехали в Афганистан и отправились там на базар. И вот продавец ковров. И ковров у него много, а вам нравится только один. А в том, что такое хороший ковер, вы самую малость смыслите. И этот ковер, на ваш взгляд, стоит восемьсот долларов. Это хорошая цена, честная и разумная. Восемьсот долларов. И вот вы спрашиваете у торговца, сколько стоит ковер.
Твелвтрис смотрел на адвоката так, словно тот только что сошел с ума, но Мандель не обращал на это внимания; его несло.
– Торговец называет свою цену: четыре тысячи долларов.
– За паршивый ковер, красная цена которому восемь сотен?
– Именно это я и пытаюсь вам объяснить на примере. Такова его стратегия, ясно. И что же вы отвечаете?
– Я предлагаю ему свернуть ковер в трубку и вставить себе в жопу.
