…Пятнадцать процентов со всех доходов заведения Петяева каждый месяц отдавала своему компаньону — Пантову. Это значило, что из суммы прибыли нужно было вычесть ещё пятнадцать тысяч долларов. Как исправный налогоплательщик, одиннадцать тысяч российских рублей, что составляло около семисот долларов, директор Центра знакомств перечислила в городской бюджет.
Еще шесть — поглотила реклама. О регулярном появлении в прессе заметок о деятельности Центра Виолетта Павловна не забывала и никогда не жалела денег на этот вид услуг. Иначе, разве смогла бы обеспечить работой за рубежом столько желающих?
Она с удовольствием вздохнула: за последние месяцы расходы на размещение объявлений значительно сократились, когда эти услуги ей начал оказывать Толик Мокогон — директор одного из крупнейших в области рекламных агентств.
Конечно уменьшение расходов на пропаганду и агитацию полулегальной деятельности Центра оказались прямо пропорциональными количеству личных услуг самой Виолетты Павловны для нового знакомого. Но Петяева не только не жалела, что приходится делить с Мокогоном личную постель, но и помимо материальной имела с этого и моральную выгоду. Совсем неожиданно для неё Толик оказался не только пылким любовником, но и обладателем ценной информации. Ей только оставалось догадываться, откуда он так много знает о жизни и темных делишках сильных мира сего. Мокогон много рассказывал о прошлом банкира Бурмистрова. И по утру, когда проходила ночь любви и откровений, Виолетте Павловне лишь оставалось открыть свой дневничок и, чтобы не запамятовать, записать в него ценные сведения. Например, что банкир — бывший уголовник, сколотивший свое состояние на рэкете. Кое-что из полученных сведений она уже использовала в своих личных целях. Кое-что оставила про запас. А кое-что даже побоялась изложить на бумаге: не дай Бог, если дневник окажется в чужих руках — ей не сносить головы!
Заложив все расходные цифры в память калькулятора, Виолетта Павловна подвела итог. Затраты вылились в сумму 85700 долларов.
Она тяжело вздохнула, поднялась, направилась к несгораемому шкафу и вытащила из него целлофановый пакет, в котором по старой привычке хранилась выручка. По её подсчетам, должно было оставаться ещё двадцать с небольшим тысяч долларов. Она вынула из пакета валюту и, недосчитав до конца, уже поняла — будет ужасная нехватка. В мешочке хранилось без двухсот долларов ровно одиннадцать тысяч. «Куда же делись ещё ровно десять?» — в недоумении растерялась хозяйка Центра знакомств. Кроме неё не то что в сейф, даже в кабинет никто не мог залезть. Она была уверена в порядочности Евнуха.
Ах, да! У Виолетты Павловны сразу отлегло от сердца. Ровно десять тысяч долларов она выделила Пантову на премию членам депутатской группы, которые обещали свое содействие по решению очень важной для Петяевой проблемы. Народные избранники из предпринимательской фракции обещали подготовить и вынести постановление о «Легализация проституция и открытие интимных домов» на одно из заседаний областной думы.
Конечно, Виолетта Павловна отлично понимала, что с первого наскока узаконить такое постановление в думе не удастся. Не один десяток и даже не два народных избранников ещё придется привлечь на свою сторону, прежде чем добиться нужного результата. Но Виолетта Павловна была человек настырный и ни секунды не сомневалась в том, что такое постановление рано или поздно все равно будет принято. Большинство членов областной думы все равно окажется на её стороне и, в конце концов, закон о «Легализации» будет одобрен. На это ей денег было совсем не жалко.
Она успела бросить обратно в несгораемый шкаф бухгалтерские книги и остатки выручки, как в дверь кто-то робко постучал и на пороге нарисовалась Клякса.
— Входи, входи, любезная, — голосом не предвещающим ничего хорошего, произнесла Петяева. — Рассказывай, как гонялась за двумя зайцами и ни одного не поймала.
— Какими зайцами? — не поняла Светка.
— Не стоит делать хорошую мину при плохой игре, — распаляясь, произнесла Виолетта Павловна и приблизилась к Кляксе.
— Но я, действительно, ничего не понимаю!
Петяева в ту же секунду неожиданно схватила подопечную за волосы и несколько раз дернула голову девушки из стороны в сторону.
— С депутатом, сучка, снова спала?
Светка, наконец, сообразила, каких зайцев имела в виду её хозяйка. И теперь молчала и покорно терпела боль.
— Спала, я тебя спрашиваю? — Петяева с силой оттолкнула от себя Кляксу и, не скрывая гнева, заглянула ей в глаза.
— Спала, — обречено ответила Светка.
— А разве я тебе давала такие указания?
— Нет.
— А кого ты должна окучивать?
— Француза.
— С кем теперь твой француз, знаешь?
— Нет.
— А я знаю. Так вот, пока ты забавляла депутата, француза охмурила и увела у тебя из-под самого носа помощница другого депутата. Могу тебе сказать, сколько мы из-за твоего ротозейства потеряли денег…
— Сколько? — подняла глаза Светка на свою патронессу.
— Приблизительно столько, сколько тебе придется отрабатывать в течение полугода, имея каждый день по десять клиентов.
Светка, снова опустила глаза и молчала.
Виолетта Павловна, немного успокоившись, присела на стул и с угрозой в голосе произнесла:
— Забудь, депутата, слышишь, забудь.
— Разве я виновата, что он сам ко мне клеится! — поняв что гнев хозяйки постепенно проходит, сказала Светка.
— А ты, девочка, не попадайся ему на глаза. Я очень давно знаю Пантова и уверяю тебя, что ничего путного с ним не получится. — Уже совсем смягчившись заговорила с Марутаевой, Виолетта Павловна, — Тем более в настоящее время он со своей очередной дамой забавляется в Париже.
— А мне сказал, что уехал по делам в область.
— Как же в область! — хмыкнула Петяева, — Он что, обещал тебе золотые горы?
— Обещал.
— И мне он их тоже когда-то обещал. Стервец!
Петяева умолкла, в задумчивости смотрела на подоконник, по которому прыгала синица. Надо же, как кстати и вовремя. Будто намекала на известную пословицу о журавле и той самой надежной синице. Птичка, наконец, вспорхнула и исчезла с подоконника.
— Лучше синица в руках, чем журавль в небе. — Оставив задумчивость, все-таки произнесла пословицу Виолетта Павловна и обратилась к Светке, — Ты не думай, что я только о своей выгоде пекусь. Да, на французе можно хорошо заработать. Но и ты, запомни, выйдя за него замуж, уедешь из этой страны и навсегда забудешь, что такое голод, холод и безденежье. Ты меня понимаешь?
— Да, Виолетта Павловна.
— Тем более, француз, в отличие от Пантова, совершенно не знает, кем ты здесь была. Ему лишь известно, что симпатичная девушка ищет себе состоятельного жениха. И ты ему нравишься. Вот и действуй. Выйдешь замуж, получим деньги — и все тебя сразу оставят в покое. Я, конечно, приложу все силы, устрою вам ещё одну встречу наедине, постараюсь, чтобы и появившаяся вдруг соперница сошла с дистанции. А потом — рассчитывай только на себя. Уяснила, наконец, вертихвостка?
Петяева впервые мило улыбнулась.
— Я вам очень благодарна за заботу обо мне, Виолетта Павловна. Очень благодарна…
— Иди, — отмахнувшись, приказала Петяева.
И когда за Светкой Марутаевой закрылась дверь, директор нервно передернула плечами и подумала: «Как же, оставляю я тебе в покое! Ты, дорогуша, до конца дней своих будешь мне за такого жениха налоги платить. Иначе он обязательно узнает, как ты здесь повышала производительность труда и боролась за всеобщий охват городского населения интимными услугами».
Они поселились в «Рице». В двухкомнатных апартаментах. Пантов тут же снял трубку телефона, набрал номер портье и приказал сию же секунду принести омаров, лягушачьи лапки, запеченные в тесте, фруктовый салат и бутылку коньяка. Подумав несколько секунд, Пантов добавил, что коньяк ему требуется именно из одноименной с напитком провинции. И совсем было бы хорошо, если бы в баре оказалась бутылочка «Ричарда Хенесси».
Он положил трубку на аппарат, самодовольно улыбнулся и, бросив взгляд, на уставшую от перелетов, но счастливую Эдиту, высокопарно сказал:
— «Ричард Хенесси» — как мне не доставало его в нашей провинции!
— Кто это? — не поняла Эдита.
— Не кто, а что! «Хенесси» — настоящий коньяк! А настоящий коньяк, дорогая, — Пантов вспомнил высказывание кардинала Мазарини, которое ему попалось под руку накануне отъезда, — можно сравнить только с любовью к женщине: его вкус и горек, и сладок, терпкость — в сочетании с мягкостью, легкость — с крепостью. Выпив его, можно испытать истинное блаженство или потерять разум…
Эдита, сняв с себя пиджак и расстегнув пуговицы на блузке, собиралась принять душ. Но неожиданное красноречие Пантова заставило её оглянуться на своего ухажера.
— Кто это сказал?
