Пес тут же рванул вперед. Парень пошел за ним быстрыми шагами, а затем перешел на легкий бег. Минут двадцать они бежали – молчаливые, сосредоточенные. А потом парень остановился и окликнул пса:
– Албас, стой!
Пес подчинился и сел на траву, высунув язык и выжидательно глядя на хозяина. Парень прислушался. Несколько секунд ничего не происходило, а затем прохладный порыв ветра донес до его чуткого слуха людские голоса. Пес тоже их услышал, тут же вскочил на лапы и тихо зарычал.
Парень поднял руку в предостерегающем жесте – пес замолчал, но шерсть на его холке приподнялась, а напряженные, готовые к бегу лапы подрагивали от нетерпения.
– Стой! – донес ветер тихий, приглушенный расстоянием вскрик.
Прежде чем пес среагировал, парень ринулся вперед и, ловко уклоняясь от веток, быстро побежал по жухлой траве, умудряясь ступать своими мягкими расшитыми сапогами так, что под каблуками его не щелкнула ни одна сухая ветка.
Выскочив из леса на заброшенную трассу, переходящую в мост через реку Сорож, парень увидел волков. Четыре рослых зверя терзали двух мужчин. Парень вскинул ружье и дал залп из двух стволов в воздух. Грохот выстрела спугнул волков, и, сорвавшись с места, они скрылись в лесу.
Парень в замшевой куртке побежал к мосту. Одному из мужчин, лысому и жилистому, уже ничем нельзя было помочь. Второй стонал и пытался ползти к бежевой машине. Он извивался всем телом, стараясь хвататься пальцами за трещины и выбоины дорожного покрытия и, кажется, не замечая, что одна рука у него страшно покалечена.
Парень в замшевой куртке быстро подошел к нему, нагнулся, рывком поднял мужчину с земли, взвалил его себе на плечо и быстро донес до машины.
Начал накрапывать дождь.
– Кто… – прохрипел незнакомец, истекая кровью и вытаращив глаза на парня. – Кто ты… такой?
– Тихо, – сказал ему парень. – Я посажу тебя в машину. Больше я ничего не смогу для тебя сделать.
Он открыл дверцу, осторожно снял мужчину с плеча и усадил его на водительское место. Мужчина застонал от боли.
– Помоги мне… – прохрипел он. – Я не доеду сам.
– Тебе придется, – ответил на это парень. – Покажи богине Сорни-Най, как сильно ты хочешь жить, и она тебе поможет.
Парень вынул из кос две кожаные тесьмы и быстро перетянул мужчине покалеченную руку и ногу.
– Я остановил кровь, – произнес он. – Теперь ты сможешь доехать до людей. Но не медли.
Парень захлопнул дверцу машины, повернулся и быстро пошел прочь.
– Помоги мне… – простонал Бык. – Отвези меня…
Но черноволосый парень стремительно удалялся. Возле растерзанного тела Скрипача он остановился. Некоторое время размышлял. Затем поднял тело с окровавленного асфальта, забросил его на плечо, подошел к перилам моста и швырнул мертвеца в быстрые волны Сорони.
Дождь усилился, обещая в скором времени перерасти в ливень. И это было хорошо. Дождь смоет с моста кровавые лужи и не оставит от них следа.
И вдруг пес породы хаски ринулся к другой стороне моста, прямо к пробитым перилам моста, остановился на краю и, устремив взгляд вниз, громко и яростно залаял.
– Что там, Албас? – спросил парень.
Он подошел к пробоине в перилах и посмотрел вниз. На каменистом берегу лежала светловолосая девушка в белом плаще.
– За мной, Албас!
И снова человек и его пес продолжили свой бег, но на этот раз под уклон, с крутого холма, рискуя сломать ноги и лапы. И снова пес опередил человека, он остановился возле девушки, обнюхал ее закинутую за голову окровавленную руку, ткнулся мокрым носом в ее бледную щеку и вдруг зарычал, отпрыгнул в сторону, а затем заскулил и, поджав хвост, отбежал на несколько метров.
– Люл, Албас! – прикрикнул на пса парень.
Он быстро присел возле девушки и прижал палец к ее шее. Несколько секунд сидел неподвижно и молча, пытаясь прощупать биение пульса и глядя на мраморное лицо девушки, пересеченное снизу красной полоской крови, тянущейся от уголка ее рта к блестящему от крови камню, на котором она лежала щекой. Затем отнял палец и быстро и бережно ощупал шею девушки.
Пес гавкнул.
– Тихо, Албас, – сказал парень глуховатым голосом. – Я сам знаю, что она мертва.
Пальцы парня скользнули по ее телу, он ощупал все – руки, ноги, грудь, голову. Четыре раза, когда сломанные кости смещались у него под пальцами, он досадливо морщился и бормотал себе что-то под нос – не то беззвучные ругательства, не то молитвы.
Потом парень выпрямился и снова замер, что-то обдумывая и не замечая дождевых струй, барабанящих по его обтянутым замшей широченным плечам. Пес сидел в стороне, поеживаясь и моргая от дождевых капель, и смотрел на своего хозяина неодобрительным взглядом.
Пока парень думал, пес несколько раз бросал взгляд на девушку, и тогда кончик хвоста пса нервно вздрагивал, во взгляде появлялся страх, а из приоткрытой пасти доносился тонкий скулеж, похожий на приглушенный вой.
Наконец парень вышел из задумчивости, повел плечами и спокойно проговорил:
– Я отнесу ее к Элинэ.
Пес гавкнул.
– Молчи! – прикрикнул на него парень. – Пусть Элинэ сама решит, возвращать ее душу на землю или нет!
В избушке было темно и душно от горящего, обильно коптящего очага. Пахло выделанной кожей, старым тряпьем, терпкими сухими травами. Над узкой кроватью старой Элинэ висела священная полка с занавеской, за которой хранились изображения духов-покровителей и три медвежьих черепа.
Над широким топчаном ее правнука Пакина висели большие оленьи рога. В стороне, отделенная от остальной части избы занавеской, стояла кровать юной Тайчи, которая часто оставалась у прабабушки на ночлег.
Белокурая девушка лежала на топчане Пакина. Она была полностью обнажена, и бледная кожа ее в неверном свете очага и лучин казалась сделанной из гадкого белого камня. Старая Элинэ, в тулупе из овчины и в теплом платке, завязанном под подбородком, зачерпнула рукою из котелка густую мазь, брякнула ее на живот девушки, после чего начала размазывать мазь по коже, сипло бормоча что-то под нос.
Пакин стоял в трех шагах от топчана и смотрел то на девушку, то на бормочущую старуху. Старуха закончила обмазывать нагое тело девушки, повернулась к парню и проговорила недовольным сиплым голосом:
– Подай отвар, Пакин.
Парень взял с печи помятую, обмотанную тряпкой кружку, из которой валил пар, и передал старухе.
– Приподними ей голову, – приказала старуха.
Парень шагнул к топчану, осторожно просунул пальцы под голову девушке и медленно приподнял. Старуха поднесла кружку к губам девушки, разжала ей зубы своими корявыми морщинистыми пальцами и влила ей в рот горячий травяной отвар. Затем убрала кружку на полку и шумно перевела дух.
Парень так же осторожно опустил затылок девушки на скатанную в валик тряпку.
– Бабушка Элинэ, она оживет? – тихо спросил он у старой шаманки.
– Не знаю, Пакин, – ответила старуха. – Сейчас она не здесь. Душа ее – в нижнем мире. Там мрачно и страшно.
– Она вернется сюда снова? – спросил Пакин.
– Может, да. А может, нет. – Старуха снова посмотрела на девушку маленькими слезящимися от старости глазками. – Зря ты не дал ей умереть. Душа ее не находит себе покоя.
Пакин помолчал, с мрачным видом обдумывая слова старухи. А потом тихо попросил:
– Передай ей часть своей силы. Ты же можешь.
Старуха посмотрела на правнука насмешливым, недобрым взглядом.
– Почему ты так заботишься о ней? – спросила она.
– Потому что я не дал ей умереть, – ответил Пакин. – Ее душа попала в ловушку из-за меня. Верни ее, прошу.
Старая Элинэ тяжело вздохнула.
– Вряд ли у меня это получится, – сказала она. – Но если даже получится…
Старуха замолчала.
– Что? – спросил Пакин. – Договаривай.
– Когда душа человека слишком долго блуждает в нижнем мире, она портится, – произнесла старая шаманка. – Мы не знаем, какой она вернется.
Они долго и молча смотрели на беловолосую девушку, лежащую на топчане.
– Я попробую ее вылечить, – проговорила старуха. – Но это будет длиться долго. Тело испорчено. Душа не узнает его. Кости должны срастись, а глаза открыться.
Слушая прабабушку, Пакин продолжал смотреть на девушку, словно пытался проникнуть в ее мысли, понять, где она сейчас, что видит и слышит, с какими ужасными созданиями встречается и знает ли о нем, Пакине?
– Если в нее вселится злой дух, ты должен будешь убить ее, – сказала старая Элинэ. – Пакин, ты меня слышишь?
– Да, – тихо ответил парень. – Если в нее вселится злой дух, я ее убью.
Старая Элинэ взяла с полки жестяную плошку с грибным настоем и сделала несколько больших глотков. Поставила плошку обратно. Потом сняла с гвоздя шаманский бубен и прикрыла глаза.
Пару минут ничего не происходило. Потом старая шаманка подняла бубен и стала ритмично бить в него тощей рукой. Удар. Удар. Удар… На двенадцатом ударе старуха тихо запела:
