— Прости, милая, не признала. А ты что ж, новым участковым будешь?
— Ага, и вы первая, кого я в этом районе учту.
Бабка потеряла на время дар речи, а руки ее безвольно опустились. Но потом она спохватилась и бодро отрапортовала:
— Четыреста восьмая в двенадцатом подъезде на девятом этаже. А Гошка еще никуда не успел…
— Спасибо, — церемонно сказала я.
Значит, Гоша был еще дома. Самое главное, чтобы зверь был в лесу, а поймать его — дело техники, которая у меня на высоте.
Словно охотник, идущий по следам, я втягивала носом воздух, ощущая почти первобытные инстинкты. Еще одна ниточка в расследовании. Первая — оборвалась, за вторую — держу. Если понадобится третья, значит, на крючке очень крупная рыба или редкий зверь. В любом случае, такая охота только раззадоривает и не дает закиснуть нервной системе.
Мерно шуршащий тросами лифт без приключений доставил меня на девятый этаж. Направо и прямо — нужная мне квартира. Я замерла и прислушалась. Жилище несомненно было обитаемым — работало радио или магнитофон, кто-то кричал в телефонную трубку. Я отошла от глазка и нажала кнопку звонка.
— Кто там? — спросил голос за дверью, который секунду назад разорялся по телефону.
Представив себя удачливым шерифом одного из западных фильмов, я загадочно произнесла:
— Доставка пиццы.
— Какой? — Голос за дверью однозначно не понимал, то ли это розыгрыш, то ли еще что-то.
— Гоша, открывай! — Я теряла терпение, как и моя добыча.
— Юлька, ты, что ли, чудишь?
— Я! — созналась я за какую-то совершенно неведомую мне Юльку. Но, думаю, что она меня простит.
Щелкнул замок, и дверь распахнулась. Молодой человек стоял с одной намыленной пеной для бритья щекой, держа в руке мобильный. Забрызганные водой джинсы и татуировка во все предплечье составляли весь его утренний туалет. Ничего, решила я, перешагивая порог квартиры.
Наверное, с Юлькой у меня был схож только голос, потому что Гоша очень смутился, не признав во мне ни одну из своих знакомых.
— Ничего, ничего, можешь не напрягать память. Ты меня не знаешь, но сейчас мы познакомимся, и все встанет на свои места.
Парень шумно икнул, то ли с перепугу, то ли от неожиданности, но меня эта реакция, откровенно говоря, рассмешила.
— Итак, тебя зовут Георгий… — Я сделала многозначительную паузу, чтобы он смог назвать свою фамилию.
— Груздев. А чего я сделал?..
— Меня зовут Татьяна Иванова. А с тем, что ты сделал, мы сейчас разберемся. И не советую тебе даже на умывание отвлекаться. Чем раньше мы начнем, тем раньше закончим. Мне вообще нравится полюбовно расходиться. Так что имей это в виду.
Парень стоял совершенно ошарашенный. В душе я его понимала, но на деле у меня, возможно, из-за него появятся проблемы в расследовании, а деньги мне платят не только «суточные». Главным образом — за результат.
— Мне нужно твое признание, — абсолютно серьезно глядя ему в глаза, начала я. — Речь идет о статуэтке Мары, которую ты подменил в квартире Гробовского на следующий день после его смерти.
Гоша побледнел. И не просто побледнел — стал белым как полотно. Казалось, что кровь совсем отхлынула от его лица. Губы мелко задрожали. Я отдавала себе отчет, что начать придется с явного блефа, потому как доказательств у меня нет, а на одних предположениях обвинение построить крайне сложно. Но госпожа Удача сегодня была на моей стороне, и я спешила этим воспользоваться.
— Дело в том, что буквально перед своей смертью Витольд Модестович продал статуэтку. То, что она является подлинной, засвидетельствовал эксперт. На следующий день, после кончины Гробовского, этот эксперт вместе с покупателем пришли за Марой… И вот незадача — оказалось, что ее заменили на плохо сделанную копию.
Пена стекала с лица курьера, и выглядел он весьма неважно. На какую-то секунду я подумала, что он вполне может совершить попытку к бегству или попробует как-то нейтрализовать меня, а пистолет я оставила в бардачке машины. Глупо. Очень глупо.
— Теперь еще одна малость, — продолжала я давить на него. — Выяснилось, что Гробовский скончался не собственной смертью, ему помогли это сделать. Отравили. При желании я могу повесить это нехорошее дело на тебя. И в суде никто ничего не сможет доказать.
Теперь для театральности нужно было лениво зевнуть, что я и сделала, пройдя в комнату. Она оказалась довольно светлой и просторной. Хорошая мебель, аудиосистема, аквариум. Правда, некоторый беспорядок портил впечатление, но не настолько, чтобы тут же развернуться и уйти.
— Я ничего не делал! — полупрошептал-полупрошипел Гоша. — Ничего не делал!
— Да? А ну-ка разберемся. Факт — ты знал, что у Гробовского находится Мара, потому что был у него за несколько дней до смерти. И скорее всего под сомнительным предлогом. Факт — статуэтка, я имею в виду — подлинная статуэтка, исчезла после твоего посещения дома. Факт — из «Лавки древностей» с красками в дом убитого тебя никто не посылал. Факт — звонок по телефону был запланирован и разыгран, потому что Орест Николаевич его отрицает. Итак, я всего-навсего поставила тебя перед фактами.
Мне казалось, что дальше бледнеть просто некуда, но курьер доказывал совершенно обратное. Я подумала, что еще немного, и ему придется вызывать «Скорую помощь». А ведь как славно все начиналось, я почти «расколола» его!
Допустить обморочное состояние у подозреваемого ни в коем случае нельзя. Так что, решив сбавить обороты, я начала успокаивающую терапию.
— Все не так страшно, как кажется. В конце концов, у тебя есть неплохой шанс все исправить. Собственно, за этим я и пришла. Что тебе полагается за подмену? Лет шесть или семь, — я сама ответила на вопрос, предвосхищая раздумья Гоши. — Для молодого парня не слишком много. Но если я постараюсь и суд добавит тебе за предумышленное убийство Гробовского, а оно, несомненно, таким и было, то сам подумай… Раньше чем через двадцать, а то и через двадцать пять лет ты к маминым пирожкам не вернешься.
— Я никого не убивал… — тупо продолжал шептать парень.
— Да? Докажи.
— Не убивал я его!
— Скажу тебе как юрист — ни один адвокат не возьмется за твое дело. Только репутацию себе портить, а это же никому не нужно. Зато сейчас у тебя есть возможность помочь самому себе. Если статуэтка возвращается — как, уже не важно: ты ее находишь или говоришь, где найти, — то мой клиент не обращается в суд, это я тебе обещаю. Про Гробовского мы тоже постараемся забыть.
Георгий хлопал глазами, как наивный младенец, будто это не он несколько дней назад украл статуэтку стоимостью в несколько тысяч долларов. На благородного разбойника он явно не тянул, так что причин для жалости у меня не было.
— Что я должен делать? — наконец спросил курьер, в достаточной мере овладев наконец собой.
— Вот и молодец. Этого-то я и ждала от тебя с самого начала. Сейчас ты мне все подробно расскажешь: как, зачем, по чьему наущению подменил статуэтку и куда она потом делась. Времени у тебя немного. И имей в виду: если статуэтка не найдется, мне все-таки придется пойти в суд и представить все материалы по этому делу, которые я успела собрать.
Гоша облизнулся, съехал по стене, к которой прислонился, на пол, как будто был пьян и ноги его не держали.
— Я не знаю, вы можете не успеть.
— Значит, поторопись. Это не только в моих, а в первую очередь в твоих интересах.
— Меня наняли, я не сам все это придумал. Понимаете, просто от таких денег никто не отказывается… За пять минут работы — пятьсот баксов… Ну, сами понимаете! Конечно, я боялся, но он мне сказал… — Курьер заикался так, словно только что научился говорить. Мысли опережали слова, что подтверждало не слишком высокий уровень интеллекта парнишки.
— Гоша, не торопись и называй имена. Так будет проще и быстрее. Итак, кто тебя нанял и предложил деньги?
— Ожерельев. Только не выдавайте меня, пожалуйста!
— Кто такой Ожерельев? Его имя, отчество, все координаты, которые у тебя имеются.
— Леопольд Вольдемарович. Ничего про него не знаю. Он работал всегда с иностранцами и занимался вывозом краденых вещей. Его многие антиквары знают, но не выдаст никто, потому что если кому-то понадобятся деньги, только он сможет выгодно за бугром что-то продать.
Да уж, поклонники и наследники преданий старины глубокой! Неужели только таким образом можно сделать капитал? Видимо, сейчас ни о каком патриотизме не может быть и речи, когда за маленькую иконку или статуэтку предлагают тысячи и тысячи бумажек с портретами американских президентов.
— Но как-то вы же все связывались с ним?
— Он сам меня нашел. После того, как я приносил ему конверт от Гробовского. Не знаю, что там было, но старикан потер руки и попросил меня остаться. А потом и говорит: хочешь заработать пять сотен баксов? А кто не хочет? Конечно, говорю, хочу. Правда, я сначала напугался, думал, мало ли что, вдруг мокрушку какую-нибудь заставит делать. А тут нет, все чисто. Ожерельев провел меня в комнату, достал из какой-то коробки бронзовую куклу, сунул мне под нос и говорит — смотри! У Гробовского в доме точно такая же. Нужно, чтобы ты поменял их местами, причем как можно скорее. И срок мне поставил — до субботы во что бы то ни стало. Хоть умри, говорит.
