Хочешь сказать, это его…
– Да, сын, – прервала подругу женщина.
Все, кто стал свидетелем этого признания, замерли в полнейшем шоке. Теперь всё было ясно, он просто был чем-то схож с Феодорой, поэтому и казался знакомым.
– Ты собираешься что-то предпринять? – спросила София.
– Зачем там что-то предпринимать?! Ей без отца и брата прекрасно жилось все эти годы! Зачем они ей теперь?! – резко проговорил Клим, не поднимая взгляда от досточки и ножа, который, казалось, стал резать быстрее и жёстче.
– Он прав, – с грустью проговорила Феодора. – Да и я им не нужна.
– Не будь такой жестокой по отношению к себе. Если тебе хочется с ним пообщаться – этого незачем стыдиться. Так или иначе, он твой родственник, а отец тебе задолжал алименты! – возразила Софи.
– Даже не знаю, – вздохнула женщина. – Он, поди, меня и не знает.
– Расскажи о себе, дай знать, что ты существуешь. Пусть их замучает совесть! – воскликнула одна из служанок.
– Послушай, сын ведь не при чём, виноват лишь отец. Вдруг, его пасынок отличается, – улыбнулась Софи.
– Я попробую, но, если он меня не узнает – забуду. Просто хочется знать, какой он человек… и каков отец сейчас.
Именно родные причиняют нам сильнейшую боль. Даже в позитивной, жизнерадостной Феодоре они зародили семя сомнения в себе, разворотили старые раны, вскрыли и вытащили на свет всю боль, всю грусть, и, главное, детское непонимание того, почему с её матерью так поступили. Дети считают, что весь мир крутится вокруг них, поэтому в уходе одного из родителей зачастую обвиняют только себя. София боялась, что эта встреча, эти призраки прошлого настигнут приятельницу и погубят, но видела, что женщина сама этого хочет и не пыталась остановить. От этого будет ещё хуже и больнее, появятся сожаления, что не решилась, воспоминания, стресс. Лучше всё это прочувствовать, потом скинуть, забыть, отпустить.
Пока вёлся этот разговор на кухне, Джошуа уже спустился вниз, устроился с какими-то бумагами на веранде, наслаждаясь лёгким, едва ощутимым ветерком, принялся за работу, попросив принести холодный чай. Феодора перехватила служанку с напитком и вызвалась отнести стакан самостоятельно. Все поняли её без слов.
– Только не расстраивайся, – вздохнул шеф-повар. – Помни, у тебя есть мы, – и он обвёл рукой кухню и всех служащих, находившихся в ней.
Женщина тут же улыбнулась, кивнула и двинулась в путь. Все провожали её взглядом. Казалось, будто она пошла на войну, а не просто чай отнести, но, пожалуй, для неё это и была битва. Через некоторое время София пошла следом, и, остановившись за дверью, где её не было видно, прислушалась. Она слишком волновалась за подругу, поэтому бессовестно подслушала разговор.
– Ваш чай.
– Благодарю!
Кто-то сдвинулся с места.
– Вы мне кажетесь знакомой, – задумчиво.
– Неужели? – удивлённо.
Девушка удовлетворённо улыбнулась, отодвинувшись от стены. Она не знала, что будет дальше, но весь этот разговор – не её дело. Журналистка поднялась на второй этаж, планируя зайти к Генриху, ради выяснения некоторых обстоятельств. Лёгкой, воздушной, благодаря прекрасному настроению, походкой она зашла в коридор, где располагались комнаты хозяина дома, и постучала в дверь кабинета, но никто не отозвался. Тогда из любопытства она заглянула в приоткрытую дверь, но внутри никого не оказалось. Пожав плечами, девушка уже собиралась уйти, как раздались шаги и звуки разговора совсем близко. Софи растерялась и спряталась за дверь спальни Графимова. Тут же подумав, что она поступает крайне глупо, она собралась тут же выйти, но услышала, как открывается дверь и ей тут же стало страшно. Теперь поздно. Он однозначно неправильно её поймёт. Тогда девушка просто вжалась в стену и задержала дыхание. Уйду сразу после этого, подумала она; однако и это не было сделано. Стоило ей поднять голову, как она снова замерла с удивлением. Журналистка впервые находилась в опочивальне Генриха. Интерьер был стандартным: большая кровать, две тумбы, мягкое синевато-серое кресло и две двери, одна из которых открыта. Поразило её совсем не это. Повсюду были женские вещи – вот, что привлекло внимание девушки. На одной из тумб крема, в гардеробной различная женская одежда, в том числе свадебное платье, которое было изъято из её комнаты, а вдоль стен – картины, с одной подписью. Конечно, и мужские вещи тут были, но было такое ощущение, как будто в комнате живёт семейная пара, а не одинокий вдовец. Софи подошла ко второй тумбе и осторожно приподняла рамку с фотографией. Девушка на этом фото была прекрасна, она напоминала скорее искусно сделанную куклу, нежели живое существо. Блондинистые волосы чуть ниже плеч обрамляли овальное лицо с большими каре-зелёными глазами, тонким прямым носом и аккуратными красными губами; она была очень бледна, но это не выглядело болезненно, щёки всё же были розоватыми. Её фигуре и осанке можно было лишь позавидовать: аккуратные небольшие груди, нежная талия, покатые плечи и абсолютно ровная осанка. Журналистка знала, что этому её обучали с детства: и спину держать ровно, и улыбаться на каждой фотографии, и вести себя прилично. Не стоило гадать, кто это, ведь при первом взгляде София поняла, что эта истинная леди – Ева. Рядом с рамкой стояли духи, и лежал блокнот – дневник бывшей жены Графимова, исчезновение которого так расстроило Гордеенко.
Разговор в комнате напротив был едва слышен. Софи уловила лишь слово "догадается". Но она прекрасно услышала, когда дверь открылась и шаги скрылись уже в зале, скорее даже почувствовала. Скорей всего это был собеседник Графимова. Схватив дневник, девушка подошла к выходу из спальни. Теперь ей было страшно как никогда прежде, ведь Генрих мог в любую минуту решить зайти в свою комнату, что приведёт к плачевным последствиям и краху её карьеры, если не жизни за решёткой. Она слегка приоткрыла дверь и вгляделась в слабоосвещённый коридор, выжидая момента, когда сможет убежать. Но сердце билось с бешеной скоростью, и ей было страшно сделать хотя бы шаг. Тут дверь в коридор неожиданно распахнулась, и журналистка вздрогнула, притаившись в тени и пытаясь перестать дышать, но, благо, узнала посетителя.
– Никодим… Нико! – тихо шикнула она, боясь сказать что-то слишком громко. Но и того, что друг, которого она так тщательно избегала весь этот день, не услышит её она тоже страшилась.
Он услышал.
– Ты что здесь делаешь? – спросил он шёпотом, не переставая шагать, пусть и на месте, иначе Генрих мог что-то заподозрить.
– Помоги! – взмолилась девушка.
Парень кивнул.
– Я его отвлеку, а ты тихо иди, – шепнул он.
Девушка радостно закивала, а напарник повернулся к противоположной двери и постучал несколько раз, затем зашёл. Сразу же начался разговор, а София
