Ничего оценить Шаховской не смог. Девушке могло быть двадцать пять лет, а могло пятьдесят. Она идеально соответствовала интерьеру в итальянском вкусе, но она могла соответствовать любому богатому интерьеру. Она говорила очень правильно и держалась естественно, но естественность и правильность могли быть не своими, а выработанными в результате тренировок.
Девушка договорила, бросила телефон в подушки дивана, покачала головой и вздохнула, как будто сокрушаясь, что дела не дают никакого покоя, и извиняя себя за это.
— Милана, — непонятно сказала она.
— И вам не хворать, — моментально откликнулся участковый уполномоченный. Девушка удивилась.
— Меня зовут Милана. Хотя вы, наверное, знаете.
Если ее зовут Милана, значит, пятьдесят ей быть не может, подумал Шаховской. Всякие такие имена — Камилла, Анжель, Ханна-Влада — новейшее изобретение. Впрочем, имя можно и поменять. Или придумать себе новое. Вполне возможно, что в паспорте она значится как Ольга или Елена.
— Полковник Никоненко Игорь Владимирович. А это профессор Шаховской. Наш эксперт из… Государственной думы.
— Боже мой, как все серьезно, — пробормотала Милана. — Присаживайтесь, где вам будет удобнее. Вы по поводу Павлика, да? Но я ничего не знаю и даже не понимаю, что вас интересует.
— Да мы спросим, и вы поймете, Милана… Как вашего батюшку звать?
— Кого? Папу? — растерялась девушка. Этот, из Думы, симпатичный, смотрел очень внимательно, просто глаз не отводил. Второй тоже уставился, даже не моргает. — Папу зовут Слава. То есть Вячеслав Викторович.
— Вы с Павлом Ломейко давно знакомы, Милана Вячеславовна?
— Довольно давно. Ну, несколько лет. Года три, может быть.
— Где познакомились?
Она усмехнулась и села в кресло, очень красиво.
— А это важно?
— Да кто ж теперь знает, что важно, что неважно, — со вздохом сказал участковый уполномоченный, — особенно после того, как Павла Игоревича-то зарезали!.. Так где же?
У Шаховского, как в игре, были готовы на выбор три варианта ответа: на приеме в честь Валентина Юдашкина, на приеме в честь Хосе Карераса, на приеме в честь столетия банкирского дома «Ллойд и Вебер».
— На благотворительном аукционе, кажется, — сказала девушка, которой совсем не понравилось упоминание о том, что Павла Игоревича зарезали. — Меня с ним папа познакомил. А какое это имеет значение?
— Чей папа? Ваш или Павла Игоревича?
— Мой! У него с Павликом были какие-то проекты, но потом все разладилось, я даже не знаю толком. Мы об этом никогда не говорили.
— Вы часто встречались с потерпевшим?
— Господи, какое ужасное слово!
— Так ведь как есть, — и Анискин развел руками. — По-другому-то и не скажешь!.. Каждый день? Через день?
Милана вздохнула. Нужно быть осторожной и внимательной. Когда этот, который сейчас сидит в носках, позвонил и заявил, что хочет с ней поговорить, она немедленно перезвонила папе. Тот велел поговорить. Ничего такого в этом нет, все правильно, стандартная процедура, сказал папа. Расскажи, что знаешь, аккуратненько, без подробностей лишних, чтоб потом не затаскали. Сейчас они, которые из прокуратуры или Следственного комитета или откуда еще, опять в большую силу вошли.
…Вот дурачок, почему он в носках сидит?
— Вы понимаете, — она поправила волосы сначала с одной, а потом с другой стороны, — поначалу мы очень даже часто встречались, каждый день, правда! Павлик… Он очень умный, очень. Собирался докторскую диссертацию защищать. С ним было так интересно. Он за мной ухаживал, очень красиво.
— А что у него супруга имеется и детишек двое, вы, стало быть, не знали, Милана Вячеславовна?
Она опять взялась за свои волосы.
Все они знали! Папа сразу сказал, что Павел женат давно и безнадежно, а мама сказала — сколько можно?! Женат, ну и что? Значит, разведется. Холостых женихов нынче днем с огнем не сыщешь, замуж теперь не выходить, что ли?!
— Конечно, не знала, — ответила Милана. — Да мне и в голову не приходило! Павлик никогда про жену не говорил и вообще был не похож на… женатого человека. Он был такой свободный, никогда не спешил домой, не знаю… эсэмэсок не писал! Он все время проводил со мной. Мы даже жили вместе.
— Долго жили?
— Долго! Месяца три, наверное.
Дурачок в носках сочувственно покачал головой. Почему-то Милане казалось, что он притворяется. Странное ощущение. Как будто за ним спрятался другой человек и тот, спрятавшийся, пристально и недоброжелательно за ней наблюдает.
— К моменту убийства вы уже вместе не жили, правильно я понимаю?
— Мы в последнее время вообще редко виделись, — сказала Милана, решив «убийство» пропустить мимо ушей. — Ну, реже, чем раньше. Павел был очень занят, у него работа новая, страшно трудная.
— Вы были на его новой работе?
— На Воздвиженке? Ну конечно! Там так красиво! Павел ремонт начал, потому что здание в ужасном состоянии. Его же только недавно под музей отдали.
— В ужасном, и не говорите, — прокудахтал участковый уполномоченный, — как взойдешь, так сразу видно!.. Сплошной кошмар, куда ни глянь. А в день убийства вы чем занимались?
Вот он, главный вопрос, поняла Милана, но с этим-то все легко. Папа сразу сказал, будут спрашивать про день, так и должно быть. Мы подготовились, не волнуйся.
— Утром я была дома, потом поехала с мамой в салон красоты на бульвары. У меня сейчас как раз мама гостит. А вечером день рождения отмечали в «Крокусе», там был миллион человек.
— Мама давно гостит?
— Недели две, а что?
— Откуда она приехала?
— Из Саратова, — удивилась Милана. — Они с папой в Саратове живут.
— Это ваша квартира?
— Моя, конечно. Мне папа подарил.
— А папа чем занимается в Саратове? — спросил полковник Никоненко, подвинув участкового уполномоченного Анискина. — Бюджет осваивает в правильном направлении?
И остановил себя. Папа в Саратове не имеет никакого отношения к делу. Нам бы с Воздвиженкой разобраться, а уж потом можно и про Саратов потолковать.
— Что ж вы, на день рождения без кавалера собирались? — исправляя ошибку полковника, заговорил участковый уполномоченный. — Там небось все девушки с женихами, а вы что же? В одиночестве с мамашей?
— Павел обещал приехать! — сказала Милана с досадой. — А потом я несколько раз звонила, он трубку не брал.
Полковник видел ее звонки в распечатке с мобильного потерпевшего. Звонила она раз пятнадцать.
— У него встреча была назначена часа в четыре, что ли! Он сказал, ненадолго. Закончит и приедет. Мы даже поссорились, я говорю, как же ты приедешь, в шесть начинаются такие пробки! До утра будешь ехать. Ну, он сказал, что поедет на метро. Пошутил так.
— Понятное дело, пошутил, конечно, пошутил! Как можно на метро?! А с кем встреча у него была, Милана Вячеславовна?
— Да с депутатом этим! Они все время встречались. Павлик говорил, что депутат ему надоел, настырный очень, но деваться некуда, потому что это комитет по культуре, а музей как раз какое-то отношение к культуре имеет!
— Да что вы говорите?! — опять встрял полковник Никоненко. — Какое же отношение музей может иметь к культуре?
— Я не знаю.
Бесшумно распахнулись двери, и строгая женщина вкатила столик, уставленный чашками и тарелками. Они призывно позвякивали. Никоненко посмотрел. Варенье было в хрустальной вазочке, рядом серебряные ложки с длинными витыми ручками.
…Саратовским жителям, должно быть, нелегко приходится. За такую красоту каждый день платить!
— Вот и чай, — Милана с облегчением подвинулась в кресле, и лицо у нее посветлело. Все самое трудное позади, и она справилась. — Вам с сахаром, с лимоном?..
— Депутата из комитета по культуре зовут Александр Бурлаков? — неожиданно спросил симпатичный из Думы, и дурачок в носках на него посмотрел.
— Да, а откуда вы знаете? Хотя вы, наверное, там всех знаете.
— С женой Ломейко вы знакомы, Милана Вячеславовна?
Ну вот, опять тот пристал!.. А она расслабилась.
— Конечно, нет! Я ее никогда не видела.
— А она вас?
Об этом Милане ни говорить, ни вспоминать не хотелось. Да и зачем? Павлика нету, и умер он мужем той, другой. Зря мама говорила, ничего он не развелся, и теперь придется все начинать сначала, а столько времени потеряно.
— О его жене я ничего не знаю. Да вы поймите, у нас с ним была любовь. Лю-бовь. Чувство.
— Наступила осень, отцвела капуста, — неожиданно продекламировал Анискин, — до весны уснуло всяческое чувство. В последнее время вам ничего не казалось странным? В поведении Павла Игоревича? Или необычным?
— Я же говорю, мы виделись редко! Он был очень, очень занят.
Он решил ее бросить, вот как. Ничего он не был занят. Просто ему надоела она, Милана. Ни разводиться, ни жениться по новой он не собирался вовсе. Папа, когда они с мамой пожаловались ему на Павлика, махнул рукой — разбирайтесь, мол, сами!.. Дочка в столицах живет на свободе, в свет выходит, на курортах прогуливается регулярно, а жениха все нет. Ну, придумайте что-нибудь! А что можно придумать, что?! Где их взять, если они давно разобраны, а те, которые свободны, или никуда не годятся, или высматривают себе дочек породистых, с родословной, и одного приданого им мало! Им нужны гарантии, что вместе с приданым придут связи, положение, продвижение. А где папа станет продвигать столичного зятя? В Саратове?!
