– Мама, мамочка!
Женщина вздрогнула и выпрямилась. Улыбка на ее лице растаяла. Через секунду она резко оставила малыша и, схватив за ручку коляску, развернулась и быстрым шагом рванула в другую сторону. Тетка посмотрела на Ваню и заторопилась за ней. Женщина что-то нервно сказала ей, та снова на мгновение повернула свою большую голову в берете. Младенцы надрывались. Ваня пробежал еще немного. Она, наверное, его не узнала в темноте:
– Мама!
Обе ускорили шаг и, не оборачиваясь, исчезли за углом дома. По инерции он еще продолжал улыбаться, не понимая, что произошло, хотя сердце уже невыносимо царапала тревога. И правда, вскоре из-за угла, на который он все это время смотрел, появилась мешковатая тетка и быстрой походкой засеменила прямо к нему. Над ним нависли толстые щеки, и круглый розовый рот пробормотал:
– На вот, мать передала. – Ее рука ловко скользнула к нему в карман пальто и тут же вынырнула.
– А я подарок привез. – Он протянул пакет.
Тетка взяла его за плечи и развернула:
– Иди, мальчик, иди. Не нужны тут никому твои подарки.
Ваня вывернулся. В глазах его стояли слезы:
– Я просто повидаться хотел.
– Повидаться он хотел! Не надобно Марии Андревне неприятностей. – Женщина легонько подтолнула его вновь: – Иди уже откуда пришел.
Ваня шел, плакал и все повторял тихонько вслух:
– Я же просто повидаться, что ж тут такого, просто повидаться. – В руке беспризорно болтался пакет с никому не нужной коробочкой.
Ваня приложил ухо к двери. Ничего не слышно. Он как можно тише постарался повернуть ключ в замке и вошел. Снял обувь, запрятал в вещи пакет и прошел на кухню. Дед сидел за столом, держа в руках его записку. Повернулся на вошедшего внука:
– Ну что? Легче стало?
– Дед, прости меня.
– Надо было тебе все рассказать. Сам виноват. Не мог я. Ждал все, что одумается она. Да видно зря.
Ваня ожидал, что дед будет его отчитывать, выяснять подробности, но он не ругался, не кричал, вопросов не задавал, переживал все внутри. Видно, понимал, чем дело закончилось. Вздохнув, встал:
– Замерз небось, давай чаю попьем и спать. Умотался, наверное.
– Дед, расскажи про маму.
– Да что рассказывать? Приехал один по правительственной линии с проверками на наш завод. Пошел в конструкторское бюро. Там она. – С тех пор как мама уехала, дед ни разу не назвал ее по имени. – Закрутилось. Бегала все к соседке по телефону трепаться. Приезжал еще сюда. В общем, обрюхатил он ее, потом, правда, замуж позвал, только условие поставил, чтобы без довеска… – Он выдержал паузу, посмотрел на Ваню. Тот понял, о ком это, но выдержал. После сегодняшнего свидания в сквере на Баррикадной ему такое услышать было не страшно.
– Лучше бы бросил ее. Подняли бы детей! И не такое дюжили! Эх! Что теперь говорить-то? – Махнул дед рукой. – Сидели мы вот тут. Я ее, конечно, не пускал. Но она кричала, что ей надоело жить в нищете, что молодость уже, почитай, ушла, у нас в Лихневе одни сплошные алкоголики и тунеядцы, а ей выпал шанс устроить жизнь, а я, родной отец, лишаю ее последней возможности. Жестко так сказала, я только плюнул и ответил ей, что если уедет, дочери у меня нет. Она, понятно, уехала. Когда вещи собирала, он ее внизу на «Волге» ждал, даже не зашел познакомиться, все не по-людски… Ну и правильно, что не зашел, я спустил бы его взашей с верхнего этажа, так вот… она вещи собирала, все бормотала, мол, папа, не переживай, свыкнется, я Ваньку заберу, будет в Москве расти. В общем, «забрала»… Ничего, сынок, не переживай. Сдюжим. Только ты деда так не расстраивай больше. Я извелся весь.
– Хорошо, дедуль. – Он поцеловал его в макушку. – Спокойной ночи.
Они улеглись по кроватям, каждый ворочался и долго не мог заснуть. Дед перебирал нехитрые, мучившие его мысли: о несчастном Ваньке, что ему приходится переживать, какие чувства роятся у него в еще неокрепшей душе. Вот ведь ничем не показал, что раздавлен. Растет внук, взрослеет. Учит его жизнь. Только больно уроки ему тяжелые достаются. Думал о своей непутевой Маше: как получилось, что она выросла такая бессовестная, что смогла оставить ребенка, видно, потому что без материнской ласки росла все сознательные годы. И сам он нередко давал строгача, перегибал иногда в борьбе за воспитание, что уж там. А вот в последней, самой главной битве проиграл. Может, надо было ему жениться? И женщины были хорошие, только он думал, что лучше хоть с таким, но родным отцом, чем с мачехой. Прикидывал, поступила бы она так, если бы не было его, человека, на которого можно скинуть сына. Неужели сдала бы его в интернат? Хорошо, что он еще жив и работать может. Поднимет Ваньку. Черт с ней, небось самой не сладко в столице этой.
В эту ночь Ваня решил, что никогда не будет плакать. Уже подходя к вокзалу, он вспомнил, как мешковатая тетка что-то сунула ему в карман.
– Может быть, записка от мамы? – Но нет, это оказались деньги. Три красненькие десятки. Ваня сначала разозлился и хотел выкинуть их или отдать кому-нибудь, но потом вспомнил про часы. Не имеет он права из-за своих неприятностей оставлять у цыгана память о бабушке. Конечно, тот дал ему денег больше, но есть еще французская коробочка. А если и этого не хватит, он заработает. Придумает что-нибудь. Рядом ворочался и вздыхал дед. Ваня стал думать о разговоре на кухне. Он и сам в глубине души предполагал что-то подобное, уж слишком настойчиво дед не разрешал ему предпринимать никаких попыток, чтобы пообщаться с мамой. А после встречи все окончательно встало на свои места. Без подробностей, но их и не нужно. Какая разница – и так понятно, маме он не нужен. Хотя слушать правду все же оказалось нелегко. Но ничего! Он сможет. Больше дед его ни разу не упрекнет в том, что он как девчонка. Он вырастет, станет умным и богатым, и деду будет во всем помогать, и купит ему все самое лучшее, и пусть на работу он больше не ходит, особенно по выходным. Она еще пожалеет, что бросила такого сына. И еще, – решил Ваня, – если случится повод говорить о ней, он никогда не назовет ее мамой. Только – «она».
Утром дед проснулся от запаха жареных оладьев.
– Ничего себе, Иван!
– Садись, дед! На вот, ешь. – Он положил ему на тарелку несколько кривых и подгорелых оладушков. – И на смену возьми, я тебе отложил. – Ваня явно смущался. Не обвыкся еще с новой ролью, которую определил для себя с этого дня.
Этот завтрак показался дедушке самым вкусным из всех, что он ел в своей жизни. Не считая, конечно, тех, что они ели с покойной супругой. Как жаль, что она не видит сейчас своего внука.
– Что ж это, ты теперь завтрак готовишь?!
– Я уже взрослый, дед. Могу о нас позаботиться.
– Эх, чувствую, встречу старость достойно. – Он впервые за последние сутки улыбнулся, а потом вспомнил ночной разговор и снова задал себе вопрос, что, может, надо было все раньше Ване рассказать? Хотя нет. Правду говорят, всему свое время.
– Даже не сомневайся. – Ваня тоже сел завтракать.
– Ванечка! Доброе утро! – Ирина Владимировна облегченно выдохнула про себя: жив, здоров, все в порядке. – Повидался с мамой?
– Доброе утро. Спасибо, Ирина Владимировна, повидался. – Он улыбнулся и прошел за парту.
– Ну что?! Рассказывай давай! – Колька от нетерпения весь извелся. Он не знал, что Ваня вернулся в тот же день после экскурсии, а так бы побежал к нему уже в воскресенье.
– Мальчики! Урок начинается.
Ваня был благодарен учительнице за то, что она ненадолго прервала расспросы друга. Он не знал, о чем ему говорить. Врать, что все прошло хорошо, смысла нет, да и не хочется. Потом это превратилось бы в бесконечную ложь, пришлось бы все время что-нибудь выдумывать. А как иначе объяснить, если мать обрадовалась и любит его, но совсем не зовет. Рассказать все как есть, слишком тяжело. К началу перемены Иван решил не скрывать правду, но и не вдаваться в подробности.
– Ты знаешь, – сказал он. – Мама вышла замуж, и у нее там своя жизнь.
– Понятно. – Колька почесал затылок и грустно вздохнул. Потом, замявшись, сказал: – Ты знаешь, а я вообще-то немножечко рад. Ну, в хорошем смысле. Так бы ты точно уехал, и что бы я без тебя тут делал? А так ты у меня остался! – Он разулыбался так, что Ваня не смог сдержать смех. На сердце почему-то стало совсем легко. Коля осмелел после такой реакции и сделал заключение: – А она пусть живет там со своим мужем, потом пожалеет еще! Слушай, я вчера такую передачу смотрел! Ты вот кем хочешь стать, когда вырастешь? – Друзья обнялись за плечи и пошли по коридору, оживленно обсуждая будущую Колину профессию.
После школы Коля предложил погулять, но Ваня запланировал на сегодня важное дело. Он пришел домой, взял деньги, пакет с коробочкой и отправился к цыгану. Пройдя через полупустой рынок, он не стал как в прошлый раз болтаться под окнами (случай с Зорой, как она тащила его за ухо, вспоминать сейчас было стыдно), а поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Никто не ответил. Немного подождав, он дернул ручку и вошел. Шандор лежал в кровати и, похоже, дремал.
