Алексеевна задумалась.
— А может, я и не права. Она ведь заставила тебя заволноваться? Заставила. Так что ещё неизвестно, кто из нас хороший актёр, а кто плохой зритель.
— Что касается меня, то я не играл.
— Было видно невооружённым глазом.
— В таком случае зачем подзуживала?
— Хотела заставить заволноваться Лизу. Дама особенная. Такие на пустяки не размениваются, потому должно было проявиться что-то, что открыло бы нам глаза.
— С чего ты взяла, что она особенная?
— Милый мой! — придав лицу как можно больше снисхождения, Екатерина Алексеевна даже не попыталась спрятать лукавство, — то, что не видите вы мужчины, мы женщины замечаем с первого взгляда. Одни манеры чего стоят! Ты не заметил, а я определила — девушка из интеллигентной семьи. Движения рук, осанка. Слова и те произносила внятно настолько, что был понятен каждый звук. Но больше всего мне понравилось достоинство.
— Тебя послушать, француженка — баронесса, — усмешка Владимира Николаевича выглядела скорее удивлённой, чем цепляющей за самолюбие.
— Не исключено.
— А по мне так всё куда проще. Авантюристка эта твоя Лиза. Самая обыкновенная авантюристка. И никакая у неё не голубая кровь. Мало того, мне кажется, она даже не из Франции. Надо было паспорт потребовать, сейчас бы не сидели и не гадали.
— Ты это серьёзно?
— Серьёзнее некуда.
На этот раз звонку застать Исаевых врасплох не удалось. Они ждали продолжения истории, от которой за версту веяло неопределённостью последующих действий, которые должны были последовать обязательно. Так устроена жизнь, если история получила начало, значит должен быть конец.
Вернув рюмку на стол, Владимир Николаевич, словно боясь вспугнуть повисшую в комнате тишину, поднялся, намереваясь выйти из-за стола. Остановила Екатерина Алексеевна.
Дав взглядом понять, что встречать гостей- удел хозяйки, та со словами: «Постарайся держать себя в руках» — направилась в сторону прихожей.
— Буду нем, как рыба, — произнёс вслед Владимир Николаевич.
Оставшись один, профессор, наполнив рюмку до краёв, не спеша, стараясь пропустить сквозь нутро вкус коньяка, выпил, после чего, зацепив вилкой дольку лимона, отправил ее в рот. Защекотало. Ощущение чего-то невероятно нежного, проникающего внутрь жжения совпало с гомоном голосов и звуком закрываемой двери.
Меньше, чем через минуту в гостиную вошла Екатерина Алексеевна в сопровождении теперь уже не одного, а двух гостей, Елизаветы и молодого человека, старше француженки по возрасту года на два, максимум на три.
Екатерина Алексеевна начала подавать мужу предупредительные знаки, чтобы тот вёл себя так, как подобает вести человеку интеллигентному, знающему цену каждому слову.
Владимир Николаевич собрался было внять предупреждениям супруги, однако, завидев гостей, не сдержался, чтобы не съязвить: «А вот и сынок пожаловал».
— Владимир! — Екатерина Алексеевна, как могла, сдерживала кипящие в душе эмоции, в то же время в каждом направленном в сторону гостей взгляде можно было прочитать интерес к происходящему.
Пройдя в комнату, Елизавета не стала дожидаться, когда ей и ее спутнику будет предложено сесть. Заняв место на диване, гостья с первой минуты повела себя так, будто она, а не те, которые проживали здесь, являлась хозяйкой квартиры.
Столь непозволительная во всех отношениях фамильярность должна была вызвать негодование. Однако этого не произошло. Чета Исаевых во второй раз оказалась заложником самоуверенности гостьи. Зрение, слух, мысли были обращены на восприятие ситуации, которая не просто завораживала, а почти повелевала, заставляя ощущать себя не статистами, но и не теми, кому были отведены главенствующие роли.
Прошло какое-то время, прежде чем француженка, нарушив обет молчания, перешла к действиям. Поднявшись с дивана, она, окинув взглядом хозяев, произнесла то, что Исаевы ожидали услышать во время первого визита
— Владимир Николаевич! Екатерина Алексеевна! Во-первых, позвольте принести извинения за комедию, что я разыграла недавно. Поверьте, мне крайне неловко, но я должна была это сделать. Зачем? Вы скоро узнаете.
Было заметно, что девушка волнуется. Слова срывались с губ, следовал протяжный выдох, и всё начиналось сначала.
Заметив это, Екатерина Алексеевна, выбрав момент, произнесла фразу, которой впоследствии суждено было стать ключевой на протяжении всего последующего разговора.
— Не стоит так волноваться. Присаживайтесь за стол, выпейте чая. Я так понимаю, рассказ будет долгим, а значит, и вам, и нам надо подготовиться.
Не ожидая такого поворота, Элизабет застыла в недоумении.
— Спасибо, конечно. Но не будет ли это выглядеть навязчиво? Я и так доставила вам столько неудобств. Не хотелось бы надоедать ещё и хлопотами.
— Какие хлопоты, голубушка!? Мы не настолько избалованы интригами жизни, чтобы позволить себе отказаться от возможности быть впутанными в историю, от которой за версту веет загадками.
Выйдя из-за стола, Екатерина Алексеевна, глянула на мужа.
— Я на кухню. За тобой: два прибора, чашки для чая, тарелки и, как водится, в приличных домах максимум внимания к гостям.
Стоило хозяйке покинуть гостиную, гости оживились настолько, что заставили обратить на себя внимание Владимира Николаевича, который к тому времени хлопотал возле серванта. Разглядывая комнату, и тот, и другой время от времени обменивались многочисленными взглядами. Настолько многочисленными, что наблюдавший за происходящим профессор, не выдержав, спросил: «Что-то не так?»
— Нет, нет, — не замедлила с ответом француженка. — Интерес наш обусловлен исключительно только убранством дома.
— Понимаю, — удовлетворённый ответом, оживился профессор. — Дом и вправду необычен. Снаружи похож на сотни других, внутри живёт своим миром. Старожилы говорят, что дом этот сохранился лучше своих сверстников, и это притом, что Гороховая наполовину состоит из старинных домов. Прошли десятилетия.
— Столетие, — поспешила с уточнением Элизабет.
— Да. Вы правы. Столетие. И вот вам, пожалуйста. Лепнина уничтожена практически вся. Кое-где кое-что осталось, но это уже так, ничего, что могло бы привлечь внимание. Колонны требуют ремонта. Двери сняты, ворота, наверное, украшают дачу какого-нибудь важного чиновника.
Вошедшая в комнату Екатерина Алексеевна держала в руках поднос с чаем.
— Прошу к столу. Чай у нас особенный, рецепт заварки достался мне от бабушки, той от её бабушки и так до седьмого колена. Вы, Лизонька, за молодым человеком-то ухаживайте.
— Ой! — сделав виноватым лицо, француженка повела плечами сторону Богданова. — Простите. Я забыла представить моего друга. Богданов Илья — бизнесмен из Москвы.
Владимир Николаевич, приподняв очки, посмотрел на гостя так, словно видел раньше, но не мог вспомнить где?
— В чём дело, Владимир? — видя, что супруга одолевают сомнения, не удержалась, чтобы не спросить Екатерина Алексеевна.
Профессор ещё раз внимательно глянул на Богданова.
— Молодой человек! Не вы ли приходили ко мне на кафедру? Преподнесли коньяк и исчезли!?
— Я, — улыбнувшись краешками губ, произнёс Илья.
Ответ мог показаться пустым и в какой-то мере даже безразличным, но только не Владимиру Николаевичу.
