с ним плохи. Можно остаться у разбитого корыта – без работы и денег – и тихо помереть с голоду.
В конце концов он устроился в газету местного общества охотников. Так шли годы и незаметно стукнуло семьдесят пять. Он уже ничего не ждал от жизни и тем более ни о чем не мечтал. День прошел – и слава богу. Детей у него не было, женщины рассосались как-то сами собой. Он остался один. Была еще приблудная кошка Мася, бело-серая с облезлым ухом. Он не знал, сколько ей лет. Просто спас от голодной смерти зимой, и теперь она жила у него.
Может быть, он сделал ошибку, что осел здесь, в Таганроге. Надо было переезжать в Москву. Там без работы не останешься. Где-нибудь да пристроят. Но он любил свой город и не хотел покидать его. Море, набережные, парки… Каменная лестница, которая напоминала ему Потемкинскую, хотя она и не была столь знаменита. Здесь жили Чехов, Раневская, Дуров, бывал Чайковский… Нет, он останется здесь. Это его город.
И в это время, когда он покупал в магазине пакет молока для себя и Маси, его окликнули:
– Серый, ты?
– Я, – ответил он осторожно.
– Сколько лет, сколько зим!
– А вы кто?
– Старых друзей не узнаешь? Нехорошо.
Он всматривался в стоявшего напротив него собеседника. И никак не мог узнать его. Хоть убей. Хотя память должна была быть по-журналистки острая, въедливая. Но что взять с него? Он уже стар.
– Ну ты даешь… – раздался сочный баритон. – Серега, не обижай меня.
– Вы?
– Роман Алексеевич. Для тебя просто Рома. Можно без отчества.
«Просто Рома» был говорлив и нахален. И не давал ему ни минуточки подумать или сосредоточиться на чем-то.
– Ты так и живешь бобылем? Один?
– Постойте, когда мы с вами виделись последний раз?
Собеседник посмотрел на него укоризненно.
– Совсем память плоха стала, – пробормотал он. – Ты у врача давно был?
– Какого врача? – чуть ли не пискнул он. Сердце пошаливало, правда. Но у кардиолога он был год назад. Или даже два. Уже и не помнил.
– Невролога. Психиатра, наконец. Если старых друзей не узнаешь, то дела с головой совсем плохи. Если не лечиться вовремя, то в дурку упекут – и все. Ты об этом подумал?
– В дурку? – с удивлением переспросил он. Сергей хотел сказать, что жизнь его последние годы и есть одна большая дурка. Никого у него нет, кроме облезлой кошки Маси.
– Ты где, кстати, живешь? Там же?
– Да.
– Не хочешь пригласить в гости старого знакомого? Поляну я накрою. Нет проблем. Посидим, поговорим…
Сергей подумал, что дел у него все равно никаких давно нет. Да и смешно говорить: какие могут быть дела у пенсионера? Проснуться, посмотреть в окно, позавтракать, накормить кошку, выйти погулять. Вернее, бесцельно послоняться. Дожить до вечера, включить телик, посмотреть новости или футбольный матч. На худой конец, какой-нибудь сериал. И спать. И так каждый день. А тут все же какое-то развлечение.
– Ну можно… посидим.
– Поляна за мной, – гудел собеседник. – Накрою в лучшем виде. Водочки попьем. Не возражаешь? Или винца красного купим.
– Лучше водки.
– И я так думаю. – И Роман Алексеевич подмигнул ему: – Водочка – милое дело. Ну и винцо обижать не станем. Купим красненького. Огурчики там соленые. Грибочки, колбаски копченой. Все чин чинарем. Занесло меня в этот город, можно сказать, случайно. Решил по местам молодости проехаться. Думаю, вдруг кого-то из старых друзей увижу. Не думал не гадал. А тут смотрю: Серый идет. Вот удача-то!
Романа Алексеевича он решительно не мог вспомнить. Но шутка ли сказать, сколько времени утекло с молодости, да и вообще… Сейчас у него кульбит во времени произошел. Он словно нырнул в те времена. Но… ничего не помнит. Память слабеть стала, это он признает. Бывало, хочет что-то вспомнить – и не может. Как ни старается. А вот посидеть, поговорить, тем более вкусное поесть – это дело хорошее. На пенсию не очень-то разбежишься, а тут угощают. Память услужливо подсказала: сколько было таких халявных угощений во время его журналистской работы… Не счесть! Обильные застолья, чего там только не было: и балыки, и икра, и рыбка красненькая, и коньячок элитный… Все было.
– Ты чего? – подтолкнул его в бок Роман Алексеевич. – Стоишь и губами шевелишь.
– Это я так…
– Ну что, нырнем в магазин?
Магазинный улов потянул на два пакета. Когда они пришли домой, то Роман Алексеевич первым делом сказал: «Давай я тебе помогу накрыть. Что ты будешь один париться?»
– Да я сам управлюсь.
– Нет-нет.
На столе вскоре был сооружен целый «натюрморт». Сергей почувствовал, что его чуть ли не затошнило. Давно он не ел досыта. А тут…
– Садись, садись. – По-свойски хлопнул его по плечу «просто Рома». – В ногах правды нет. Вспомним жизнь нашу.
Когда была выпита первая бутылка водки – под разговоры о прошлом времени, когда оказывается все было хорошо, и о паскудном настоящем, в котором все плохо, – Роман Алексеевич достал вторую. Хотя Сергей не помнил, чтобы они ее покупали. Но память. Память. Что треклятый возраст делает… уже не помнишь то, что было несколько часов назад. Разве это дело? Надо бы правда в поликлинику заглянуть. Попросить таблетки какие выписать. И лучше всего этот визит к эскулапам не откладывать.
– Слушай, Серый, – сказал Роман Алексеевич, и глаза его за стеклами очков как-то странно заблестели, – ты помнишь, как брал интервью у работников шарашки?
– А как же, помню… – И здесь Сергей похолодел. Были вещи, о которых он никак не хотел вспоминать. Более того, изо всех сил старался о них забыть.
– Ну и отлично. Старых наших героев забывать не надо. Люди, можно сказать, науку двигали. Промышленность нашу, авиастроение. Чем бы без них страна была? Как бы кто ни относился к Советскому Союзу – это была мощь, держава!
– Да… люди… – Сергей вдруг почувствовал тупую боль в затылке.
– Еще по рюмочке. Теперь вина попробуем. Не пропадать же добру.
– Лучше не надо…
Кажется, он все-таки выпил вина. Предметы перед его глазами вытянулись, а потом разом сплющились.
– А помнишь такого Бертони?
– П-пом… Н-нет…
– Так да или нет?
– Я устал! – чуть ли не выкрикнул он. – Правда устал. Спасибо за стол. Но кажется, нам пора расходиться. Посидели хорошо, спасибо.
– Давай еще немного. А потом уже и баиньки. Договорились? Давно не виделись… Столько всего переговорить надо.
– Мы вроде… обо всем… пп-поговорили?..
Он все-таки много выпил, все перед глазами кружилось, раздваивалось. Годы не те, чтобы так бухать. Надо меру знать. Чай, не молоденький,