Григорий резво выскочил из укрытия, намереваясь срисовать удаляющиеся номера, но по такому дождю, конечно же, не смог различить ни цифр, ни букв. Скорее от досады, чем необходимости ради, он пальнул в вихляющий по скользкой дороге зад «шестерины» и разразился площадной бранью.
– И все-таки, Гриш, что это было? – потрясенно спросил подошедший Шевченко.
– У знатоков нет ответа. – Холин судорожно сглотнул подступивший к горлу комок. Только сейчас, начиная потихонечку осознавать произошедшее, ему сделалось по-настоящему, по-животному страшно. Запоздало и мучительно подумалось: и «о детишках малых», и «о домике в Жаворонках, с коровой и кабанчиком», которых он каким-то чудом в одночасье не лишился. Страх навалился на Григория липким кошмаром, руки и ноги предательски дрожали, что для оперативника с бог знает каким стажем было, наверное, несолидно. (Таки да? А в вас когда-нибудь стреляли с пяти метров из ТТ? То-то же!)
– У знатоков нет ответа, – нервно повторил Холин. – А потому десять тысяч рублей отправляются в Питер телезрителю Делюгину.
– Угу. Делюгин, он того, знатный, – буркнул Тарас.
Из-за машины опасливо выбрался Лоскутков.
– Колька! Ты что, ранен? – встревожился Холин, приметив, что щека у молодого вся в крови.
– Да нет. Просто стеклами порезался.
– Ну, тады с боевым крещением. А ведь тебя давеча предупреждали: не надо было тебе с нами ехать.
– Ерунда, – деланно-равнодушно отмахнулся Николай. – Мне такой экстрим даже понравился.
– А вот мне, веришь? Нет… – Григорий осмотрелся по сторонам, двумя пальцами брезгливо подобрал из грязной жижи оброненный мобильник. – Все, писец котенку! Бли-ин! Любка буквально на днях в салон сходила, обменяла!.. Э-эй! Дети гор! Вы как там? Все живы?
– Твари! Шакалы! Ненавижу! – зарыдал Анзори Паатович, держась за окровавленное ухо: осколки неудачно цапанули и его.
– Перестань, Анзорик! Люди всего лишь делают свою работу. И делают ее, по ходу, неплохо, – как мог, «успокоил» клиента Тарас.
– Согласен, неплохо, – мрачно поддержал его Холин. – Но и не хорошо. А то бы без особого труда переколотили всю нашу компашку. Решительно не понимаю, почему они этого не сделали? И вообще – странная какая-то засада.
– Почему странная?
– Слишком поздно появились эти двое.
– Так, может, они вообще не по наши души здесь паслись?
– Думаешь, просто по грибы прикатили? Так вроде не сезон еще.
К оперативникам приковылял бережно поддерживаемый Дживаном Анзори Паатович и, клятвенно сложив ладони на груди, торжественно объявил:
– Гриша! Тарас! Я… вы…
– Ладно-ладно, – поморщился Холин. – Всё понятно. Не стоит…
– Нет-нет. Это стоит! Это очень дорого стоит, да? Короче, вы теперь мои самые близкие люди, да? Братья мне, да? Я… я… для братьев я всё сделаю, слышите? Мамой клянусь! Ночью разбуди, один звонок – всё будет, слышишь? Гриша, дарагой, Тарас… Дайте я вас обниму, да?!
– После, после обниматься будем, а пока валить надо отсюда. Вдруг они всего лишь за подмогой двинули? Потому давайте-ка, на всякий пожарный, наших в лесочке дожидаться станем… Блин, тут еще и погодка до кучи. Не хватает еще и гриппер подхватить для полноты ощущений! Всё, мужики, двинули. Николай, набери мне контору…
* * *
…Грязная, судя по всему некогда белая «шестерка» двигалась в направлении Питера. В пахнущем сыростью салоне густо витали сигаретный смог и «мать-перемать»: накал страстей приближался к своей лингвистической кульминации.
– …Мудила редкостный, ты зачем палить начал?
– Они… Он… Они остановились и направились в мою сторону, – виновато втянув голову в плечи, всхлипывал Сева Гай. – Они… Он… Я увидел, он был в каске и в бронежилете. Я… я подумал, что они обо всем догадались и что сейчас они меня задержат. Я… я выстрелил, чтобы… Чтобы вас предупредить.
– А радиостанция тебе, идиоту, на что была дана? В ухе ковырять?! – взорвался Бугаец.
– Погодь, Бугай! То есть ты, Сева, реально оценил обстановку и принял решение действовать согласно окружающим тебя условиям? – мрачно разложил Зеча.
– Да-да. Именно так! – не почуяв подвоха, охотно ухватился за такой расклад горе-напарник. – Я… оценил… Я именно что хотел действовать согласно…
– А тебе не пришло в голову, что у них имелась тысяча других причин, чтобы остановиться и подойти к тебе? – нетерпеливо перебил его Бугаец. – Может быть, у них кончились сигареты, может, они хотели спросить дорогу? В конце концов, ты выставил аварийный знак – возможно, они всего лишь хотели поинтересоваться, что случилось? Предложить помощь.
– Да какой идиот в такую погоду будет останавливаться и предлагать помощь?
– Ты бы не остановился?
– На хрена?
– Понятно, – резюмировал Зеча. Разглядев впереди поворот на проселочную дорогу, уводящую в лес, он скомандовал: – Сейчас уходи направо.
– Зачем? – насторожился Гай.
– Номера надо сменить. Эти запалили, а через пару километров пост ГАИ.
Севу такой ответ, как ни странно, успокоил: через несколько десятков метров он послушно свернул на грунтовку, а сидящие на заднем сиденье Бугаец и Зеча быстро и понимающе переглянулись…
Санкт-Петербург,
12 сентября 2009 года,
суббота, 11:15 мск
Осмотр места происшествия на Приозерском шоссе продолжался до позднего вечера. Обнаружить что-либо интересное, кроме стреляных гильз, представлялось делом утопическим, так как все это время ливень не прекращался, а по ощущениям промокших до самой распоследней прожилочки пассажиров джипа даже и усилился. Следовательно, как некогда пел известный бард, дождь, он всяко «смоет все следы». После того как первичные следственные и оперативно-розыскные действия были завершены, пятерку спасшихся доставили в город, где разделили: «гоблинов» повезли на дачу показаний в Главк, а Гурцелая с водителем отправились с эскапэшниками на канал Грибоедова.
На рапорта и перекрестные опросы в общей сложности ушло еще не менее трех часов. И как нетрудно догадаться, это было только начало. В частности, следующим утром усталому, не выспавшемуся Холину, как старшему наряда, пришлось ехать на Литейный, дабы присоединиться здесь к Павлу Андреевичу и Мешку.
Без четверти одиннадцать далеко не святая троица вошла через главный вход в здание Большого дома и в сопровождении дежурного прапорщика проследовала в кабинет подполковника ФСБ Алексея Дмитриевича Игнатковича, в обязанности которого входили надзор и кураторство питерской милиции по линии госбезопасности.
Единственной шикарной вещью в небольшом кабинете Игнатковича являлось окно с открывающимся из него потрясающим видом на Неву, здание Финляндского вокзала и памятник «пустившему газы» Ильичу[47]. Остальная обстановка была предельно минималистична, можно даже сказать аскетична. Из «старорежимных вольностей» здесь наличествовал только портрет Дзержинского в типовой линейке «Путин – Медведев». Железный Феликс был изображен в полный рост и размещен на стене таким образом, что всяк входящий в кабинет первым делом натыкался на суровый, испытующий взгляд чекиста № 1. Так что человеку неподготовленному с непривычки невольно хотелось тут же проверить чистоту своих рук и освежить голову…
– …В общей сложности в сторону машины и нападавших я произвел пять выстрелов. Все гильзы найдены, сфотографированы и сданы в регистратуру экспертно-криминалистического отдела.
За последние четырнадцать часов Холин столько раз пересказывал обстоятельства стрельбы на шоссе, что сия пламенная речь практически отскакивала у него от зубов.
– И все пять, я так понимаю, ушли в молоко? – В голосе Игнаткович послышалась насмешка.
– Виноват, – потупился Григорий. – За последние лет эдак шесть-семь службы по людям впервые стрелять довелось. Если честно, грешным делом полагал, что и не придется больше. Опять же, позиция для ответной стрельбы была крайне неудачной.
– А отрываться от охраняемого лица, согласно инструкции, ты не имел права. Ведь так? – услужливо подсказал Мешечко.
– Точно так.
– Опознать нападавших сможете?
– Не уверен, слишком быстро все произошло. Да еще и погода – дождь как из ведра. Тот, который на водительском сиденье, он вообще из машины не вылезал. А которые из леса вышли, они в дождевиках с капюшонами были. Такие, по типу армейских, знаете?
– Армейских, говоришь? – отчего-то среагировав именно на такую деталь, задумался подполковник. – И все-таки, почему, имея существенный перевес в вооружении, они не стали вас добивать?
– Ну извините! – нахохлился Григорий.
– А может, они того… просто попугать хотели? И вовсе не ставили целью ликвидацию Гурцелая? – Павел Андреевич держался за эту версию как за единственную спасительную соломинку.
