Просто в «Крестах» (вдруг?) оказался человек, которого я любила.
Люблю.
Поняла, что люблю, когда он оказался там.
И что мне никто не нужен, кроме него. До этого я боролась с собой. Вернее, во мне боролись женская гордость и любовь. Раньше гордость побеждала. Но когда он попал в «Кресты», победила любовь. Я поняла: это мой шанс заполучить его обратно и «сохранить лицо». И что я использую все свои журналистские связи и контакты, установленные за годы работы криминальным обозревателем, чтобы его оттуда вытащить. И установлю новые, найду каналы.
Любой канал. Ментовский, гуиновский,[1] воровской…
* * *
Телевизор, стоявший в камере, казалось, работал двадцать четыре часа в сутки. Вначале он дико раздражал Сергея, как, впрочем, и многое другое. Потом Сергей привык и перестал реагировать на звук. И на запахи. Человек привыкает ко всему. Да и это была возможность регулярно видеть Юльку… У кого еще из сокамерников была такая возможность? В смысле видеть свою биксу. Хотя Юльку все знали (заочно, конечно), а уж когда она занялась тюремной тематикой, стали смотреть регулярно. С таким же интересом, как смотрели наиболее популярные в тюрьме аэробику и художественную гимнастику… Юлька, правда, никогда не появлялась полуодетой. Хотя, наверное, многие представляли, какая она… И только Сергей знал… И только он один знал — вернее, догадывался, — почему она вдруг начала делать репортажи о тюрьмах и зонах, а не просто о криминале. Раньше-то она ведь только с мест преступлений вещала и описывала их в своих статьях. А тут такое забабахала в своих «Невских новостях»… Боже, какой же он был дурак… Почему он женился на этой козе Алке?! Зачем она была ему нужна?! Уже на развод подала, коза.
А уж про «дачки» и свиданки даже говорить не приходится. А Юлька, судя по всему, вполне может тут появиться в самое ближайшее время.
Сергей посмотрел на часы — наручные часы не из драгметаллов можно было иметь. Как хорошо, что он в свое время не купил золотой «Ролекс». А ведь хотел, идиот.
Сергей придвинулся к телевизору. С камерой, можно сказать, повезло — в этом плане. А то ведь телевизоров только 172 на 855 камер.[2] Большинство не имеет возможности ничего по ним смотреть. Так что пусть уж лучше раздражает сутки напролет…
К телевизору уже подтягивались многие из тех, кто не смотрел другие передачи. Через несколько минут должна была начаться криминальная хроника. И в кадре появится Юлька.
Юлька стояла на набережной Робеспьера и вещала о «Крестах», маячивших на заднем плане.
Между Юлькой и «Крестами» несла свои воды Нева, освещаемая ярким солнцем… А ведь когда сегодня днем Сергей смотрел на тот берег, ему показалось, что он видел там ее… Юльку… Только солнце слепило глаза, и он не был уверен. Или просто почувствовал, что она там?
— Э, так это же Лопоухий с Кактусом из сухоруковских. Ну пацаны дают! — воскликнул кто-то из сокамерников. к «Это Юлька дает, — подумал Сергей, а не пацаны. Значит, ждать маляву? Юлька что-то придумала?»
Он уже давно понял, что рассчитывать ему больше не на кого.
* * *
В огромном кожаном кресле в позе отдыхающего тюленя развалился мужчина лет пятидесяти пяти на вид. Весь его облик излучал силу и власть. Рубашка на волосатой груди была расстегнута, и под ней были видны синие купола. Количество куполов — количество судимостей. На нескольких пальцах и на правой кисти остались шрамы от сведенных татуировок.
По обеим сторонам от властного мужчины сидели молодые парни. И одному, и другому было лет по тридцать. Все трое смотрели криминальную хронику. Когда передача закончилась, старший щелкнул «лентяйкой» и посмотрел вначале на одного парня, потом на второго.
— Ну что, звезды экрана? — процедил. — На хрена засветились? Мусорне захотели о себе напомнить? Чтобы они о вас не забывали? Вам этот головняк нужен? Или гуси улетели,[3] когда эту биксу увидели?
— Это все она, — промычал Лопоухий. — Гадом буду, она…
— Она нас… — Кактус задумался, подбирая нужное слово, — приворожила!
— Да, Иван Захарович, — тут же поддакнул Лопоухий, — она как начала сладким голосом…
— Не гони пургу!
— Мы с Кактусом как заговоренные… Гадом буду! Даже не в курсах, как так могло получиться…
— Зато я в курсах! — рявкнул старший, но тут же успокоился и произнес в задумчивости:
— Без этой стервы, думаю, не обошлось. Серега один бы не потянул. Все беды в этой жизни от баб…
— Да, Иван Захарович, — тут же поддакнул Лопоухий. — Все зло от них.
— И о чем думал Господь, когда создавал Юлию Смирнову? — произнес Кактус.
— Да Господа там и близко не было! — расхохотался тот, кого именовали Иваном Захаровичем. — Отвернулся Господь, и тут же за дело взялся дьявол.
— И она свалилась на наши головы, — сказал Лопоухий.
— Что прикажете, Иван Захарович? — спросил Кактус.
Старший задумался. Думал долго, потом хитро усмехнулся и заявил:
— В отношении Смирновой пока ничего не предпринимать. Работать только с Татариновым. И остальными участниками комедии. Драмы.
И посмотрим, как Юленька выкручиваться будет.
И что предпримет. Интересно, что этой биксе может прийти в голову.
— Этого не знает никто, — вздохнул Кактус. — Ну если только дьявол…
— Поразвлечься желаете? — подобострастно спросил Лопоухий.
— Да, что-то я заскучал в последнее время…
Мы с Сергеем возвращались из Финляндии.
Он был там по делам фирмы, я — по своим журналистским. В свое время мы и познакомились в этой стране, когда я отправилась за очередной «сенсацией»: делала репортаж о финских свалках, вернее, наших гражданах, забирающих оттуда выкинутый северными соседями товар (для них уже — хлам), а потом толкающих его в Питере. Сергей как раз и оказался одним из таких товарищей.
Он начинал как волк-одиночка. Вначале возил спиртное и сигареты вместе с толпами питерских «челноков», которые набивали чартерные автобусы и плевали на норму тех лет: литр водки, пятнадцать литров пива, блок сигарет.
Серега рассказывал, как мучимые жаждой финны встречали эти автобусы на автобусном вокзале, где те высаживали пассажиров, чтобы забрать через несколько часов и везти назад в Питер.
Поскольку «челноки» всегда брали товара больше нормы, установленной финскими властями, то каждый раз по приближении к границе гадали: какая сегодня смена на финской таможне?
Иногда удавалось провезти и по десять бутылок водки. А иногда, в одну особенно мерзкую смену (из-за некоей финки, которая, по всей вероятности, очень не любит русских), лишнюю водку приходилось сдавать, и ее выливали на глазах у «челноков». Сердце русского человека при виде такого зверства обливалось кровью, но что поделаешь? Хотя, случалось, финны оставляли водку на таможне до момента возвращения «челноков» домой. Видимо, у них рука не поднималась вылить божественную жидкость…
«Челноки» шли на различные ухищрения: например, в блок пива вставляли банки с водкой. По краям — пиво, огненная вода — в центре. Если поймают штраф, возвращение на родину и запрещение въезда в соседнюю страну на пять лет. Серегу один раз поймали, как раз после «преобразования» блока. Вкатили штраф — пятьсот долларов — и развернули. Но нашего человека так просто не возьмешь. «Денег нет», — сказал Серега. Ему ответили, что штраф он должен заплатить в консульстве.
Поскольку «горел» бизнес, Серега решил штраф все-таки заплатить и в консульство отправился. Правда, вначале поинтересовался, дадут ли ему снова визу. Тогда и узнал, что только через пять лет. Желание быть законопослушным гражданином тут же улетучилось как дым.
Еще не хватало оказывать материальную помощь государству Финляндия. Своему-то не оказываем, а уж северным соседям тем более не будем. У русского парня Сереги, не желающего терять источник дохода, после посещения консульства тут же заработали извилины, а, также смекалка с соображалкой, выгодно отличающие русского от финна.
Серега решил сменить фамилию и превратился из Зайцева в Кулешова, взяв девичью фамилию матери. В нашем загсе проблем никаких не возникло, в заявлении, в графе «причина», он просто указал: по семейным обстоятельствам. Этого оказалось достаточно. Получил новый внутренний паспорт, сделал новый заграничный, подал документы на финскую визу и получил ее. Стал ездить дальше. Общаясь с коллегами, понял, что не один он такой умный.
Потом финны перекрыли «челнокам» кислород. Их правоохранительные органы стали еще активнее бороться за трезвость своего народа: ввели в действие новые таможенные правила, сильно ограничив ввоз алкогольных напитков и сигарет из России. Таможенники стали трясти еще больше, чем раньше, полицейские теперь способны унюхать нашего «челнока» за версту, да и конкуренция на этом самом популярном для питерцев направлении стала чересчур активной.
