Он заметил:
– Мы еще не приехали.
– Я выйду раньше. – Катерина расплатилась и вылезла из машины.
Паспортный стол был в двух кварталах от дома. Она зашла в зал, встала в очередь и, чтобы не скучать, достала умную книжку из тех, что купила.
Очередь подошла быстро, Катерина не успела вчитаться.
Взглянув на предоставленные документы, паспортистка спросила:
– Прописываться?
– Вы же видите…
– Заполните, – на стойку перед Катериной лег формуляр.
Приступив к его заполнению, она вдруг спросила:
– А если я попрошу вас выяснить, куда переехала семья, которая прежде жила в нашей квартире?
– Только через запрос.
Катерина продолжила заполнение формуляра и между делом сказала:
– Такая молодая, а уже бюрократка.
– Кто – бюрократка? – у паспортистки выгнулись брови.
– Вы. – Катерина взглянула на нее с преувеличенным сожалением. – Прикрываетесь какими-то инструкциями. Всего пара минут – заглянуть в базу. Компьютер – перед вами. Вы же понимаете, я бы не обратилась…
– Подождите! – паспортистка прервала словесное извержение. – При чем здесь инструкции?
– Сами сказали, нужно писать запрос.
– Вот и пишите, а я все найду.
– Сейчас?
– Когда же еще? – Паспортистка ткнула пальцем в листок под стеклом. – Вот образец.
Катерина записала нужную информацию и протянула в окошко. Девушка прочитала:
– Фаина Евгеньевна Глейзер, Лилия Глейзер… Отчество Лилии знаете?
– Нет.
– В каком году они проживали в вашей квартире?
– Съехали в тысяча девятьсот пятьдесят втором.
Пару минут паспортистка нажимала на клавиши. Потом объявила:
– По ним нет никаких данных.
– Что значит – нет? – удивилась Катерина.
– Вижу Белоцерковских, вижу Еремину, Ротенберг, еще несколько человек… Куда уехали Глейзеры, сказать не могу.
– Они в пятьдесят втором переехали.
– Говорю вам: их нет.
– Я вам не верю.
– Ну, знаете… – Девушка развернула монитор к Катерине: – Сами смотрите.
Она пробежала глазами.
– Теперь вижу.
– Прописываться будете?
– Буду.
– Тогда не задерживайте очередь, заполняйте ваш формуляр.
Из паспортного стола Катерина вышла в полном недоумении, но со столичной пропиской в паспорте.
По дороге в квартиру подумалось, что Инна Михайловна – женщина с богатой фантазией. Потом она предположила, что информацию потеряли при оцифровке. Ни та, ни другая версия не вписывалась в понимание ситуации. Катерина была уверена: здесь что-то не так. Эта уверенность зиждилась на ее интуиции, которой она привыкла гордиться.
Кстати, к вопросу об интуиции: Катерина понимала, что Герман соврал, но предпочитала мнимое неведение мучительным приступам ревности. Она придерживалась народной мудрости: не буди лихо, пока оно тихо, и чувствовала себя предельно комфортно.
Войдя в квартиру, Катерина заметила, что с полом уже закончили.
– Я ждал вас, – сказал Исаев.
– И я пришла, – оптимистично сообщила она.
– У нас небольшое ЧП.
– Вы не поверите, мне уже интересно. Что на этот раз?
– Сегодня утром я привел сюда новую бригаду строителей. Ребята решили прибить крючки для одежды…
– Ну?..
– Начали прибивать их в кладовке…
– И что дальше?
– Дали пару раз молотком по задней стене…
– И?..
– Стенка упала.
– На них? – испугавшись, Катерина побежала в конец коридора.
– Нет! – Исаев подался за ней.
– Ну, показывайте. – Она сунула нос в кладовку.
– Смотрите… – Прораб подошел к задней панели и сдвинул ее в сторону. – Когда-то здесь была дверь.
– Здесь был черный ход, мне говорили.
– Дверь сняли, проем закрыли панелью. – Он выглянул на лестницу черного хода. – Этой ночью кто-то расковырял ее и влез в квартиру.
– Зачем? – Катерина удивленно округлила глаза.
– Я не знаю. Ваша квартира – вы разбирайтесь. Заявляйте в полицию, жалуйтесь участковому.
– Поверить не могу…
– Не можете? – Исаев взял ее за руку и вывел на тесную площадку черного хода. – Смотрите! – он показал на свежие сколы. – Вот, вот и вот! Вскрыли, зашли, а потом наскоро прикрепили панель степлером.
– У вас пропал инструмент? – озаботилась Катерина.
– Инструмент на месте.
– Зачем же сюда лезли?
– Говорю: ваша квартира – вы разбирайтесь.
Катерина разозлилась. И разозлилась в первую очередь на себя.
– Мне все надоело! Не буду никуда заявлять! Забейте все к чертовой матери, и дело с концом!
– Что ж, вам виднее. Сегодня прикажу заложить проход кирпичом.
Катерина пошла к выходу. Задержавшись у входа в комнату Глейзеров, зашла внутрь. Подошла к печке и открыла чугунную дверцу. Заглянув туда, спросила Исаева:
– Куда делась зола?
Он глубоко вздохнул.
– Ну, знаете… Только за этим я еще не следил!
«Кто забрал из печки золу?» – на первый взгляд глупый вопрос.
Катерина не собиралась обсуждать эту историю ни с кем, кроме Исаева. Но, даже спросив у него, пожалела. Прораб наверняка посчитал ее сумасшедшей. Или еще хуже – зажравшейся бабой, которая сдерет десять шкур за пепел в печи.
Это бессмысленное событие совпало с проникновением в квартиру и наводило на определенные мысли, развитие которых грозило перерасти в новую версию. И вряд ли этой версии суждено получить подтверждение. Расследование смерти рабочих застряло на простом медицинском диагнозе, который оказался важнее здравого смысла.
Почувствовав кураж, Катерина позвонила следователю Кирпичникову:
– Это Трубникова из квартиры на Мясницкой…
– …где умерли трое рабочих, – продолжил Николай Александрович. – Как поживаете?
– Плохо!
– Что такое? – с каких это пор Кирпичникова стало беспокоить ее «поживание»?
– Сегодня ночью кто-то влез в нашу квартиру.
– Надеюсь, ничего не украли? – вопрос был формальным, он хорошо знал, что воровать было нечего, разве что известку со стен.
– Золу из печи, – Катерина шла напролом.
– Это фигурально?
– В самом деле.
– Что-то не припомню, чтобы в вашей квартире была печь.
– Теперь есть. Она была за стеной. Настоящая печь-голландка.
– И вы уже успели что-то поджечь?
– Не я. Когда ее обнаружили, я нашла внутри несгоревший кусок бумаги. На нем латинскими буквами написано слово или его часть – «батрах». Батрахос, кстати, на греческом означает «лягушка».
– Очень интересно…
– В самом деле?
– Я не лингвист и уж тем более не биолог.
– Я – тоже, – уныло подтвердила она.
– Что ж, значит, на сим попрощаемся.
– До свидания.
Бессмысленность разговора вогнала ее в безысходность. Казалось, сколько ни бейся, истина не откроется.
В два часа ей позвонила Сапега. Звонок оказался кстати. Люсьена предложила поужинать. Альтернатива была только одна: сидеть в номере и думать о том, что каждая минута приближает ее старость. Или о том, что в собственной квартире черт знает что происходит. Или еще лучше: подозревать мужа в измене. Одним словом, Катерина с радостью согласилась.
На этот раз Сапега приехала к подъезду отеля. Забравшись в машину, Катерина стала свидетелем обыденной ситуации. Новый водитель сидел, втянув голову в плечи. Люсьена орала на него, в конце концов прозвучала сокровенная фраза:
– Вы – говно!
Водитель резко обернулся. Взглянув на лицо, Катерина поняла, что видит его впервые.
– Сама поведешь. – Он кинул Люсьене электронный брелок от машины, вылез и зашагал к метро.
Люсьена схватилась за телефон.
– Паша, этот дебил ушел! – кричала она мужу. – Как-как! Кинул ключи и сказал: сама поведешь. Я не умею! Немедленно уволь это ничтожество! Размажь слизняка! И ни копейки ему не плати!
Послушав Балашова, она снова стала кричать:
– Мне плевать, что раз в неделю они меняются. Найди мне нормального! Что?! Значит, это я во всем виновата?!
– Давай, я сяду за руль, – Катерине надоело слушать Сапегу.
Она забрала ключи и пересела на водительское сиденье.
– А ты хорошо водишь?
– Плохо. Будешь орать, в кого-нибудь врежемся.
Всю дорогу до ресторана Люсьена молчала.
За ужином Катерина рассказала, что Герман уехал в Тулу. Сапега оживилась и стала расспрашивать:
– В командировку? У нас там нет филиала.
– Думаешь, соврал?
Сапега ничего не ответила. Пока ели десерт, она что-то обдумывала. Когда принесли счет, Люсьена сказала:
– Если хочешь, мы во всем разберемся.
Катерина кивнула, хотя и не поняла, о чем идет речь.
Ее согласие воодушевило Сапегу. Она безоговорочно заплатила по счету, оставив Катерине возможность оплатить свою половину.
Спустившись к машине, Люсьена усадила Катерину рядом с собой и достала небольшое устройство, похожее на планшет.
