Дайнека улыбнулась и поцеловала Тишотку. А хорошо она тогда припечатала Настю… Жаль, что теперь вовсе не сочиняется. Прошло время, пропала любовь, закончились стихи. Все очень логично.
– Здра-а-а-авствуй, Людмила, – пропела Настя, полагая, что такая распевность делает ее женственней.
– Здравствуй, Настя.
– А у нас сегодня праздник! – объявила Серафима Петровна. – Мойте руки и пожалте к столу!
Только теперь Дайнека заметила, что в гостиной накрыт праздничный стол.
– В честь чего? – спросила она.
Вячеслав Алексеевич виновато потупился, собираясь что-то сказать, но Серафима Петровна не дала ему уронить градус торжественности:
– Ровно семь лет, как встретились голубки!
– Какие голубки? – Дайнека обернулась к отцу.
– Серафима Петровна, как всегда, пережимает педаль… Семь лет назад мы познакомились с Настей.
Пользуясь удобным моментом, Настя бросилась ему на шею, демонстрируя свои права на обладание Дайнекиным папой.
Вячеслав Алексеевич неловко обнял ее, а потом по-дружески похлопал по спине:
– Ну, хватит, хватит… Довольно. – Он повернулся к дочери: – Отпускай Тишотку на пол, мой руки и – за стол.
За обедом, между прочими разговорами, Вячеслав Алексеевич рассказал о собрании клуба коллекционеров, которые посещал по субботам. Дайнека знала, что с некоторых пор отец коллекционирует марки, но не считала это старческой придурью (ему было всего пятьдесят два). Она предполагала, что этим увлечением отец заполняет пустоты своей жизни. Детей у них с Настей не было, а Дайнека находилась далеко.
– И что интересно, – продолжил рассказ отец, – на таких сборищах не только обмениваются марками, но и продают их. Есть и другие направления: нумизматика, библиофилия[13], картофилия[14]. Кто побогаче, коллекционирует картины, иконы…
– А почему ты не коллекционируешь картины? – капризно спросила Настя. – У тебя деньги есть.
– Я в картинах ничего не понимаю, – ответил Вячеслав Алексеевич. – Как и в иконах. Недавно в клубе обсуждали пренеприятнейший случай. Один наш товарищ купил икону. Так вот, спустя несколько дней его убили, а икона пропала. Есть основания полагать, что убийство произошло из-за нее.
– Что за икона? – Серафима Петровна принесла с кухни горячий пирог и, пристроив его на стол, вклинилась в разговор.
– Старинная икона, семнадцатый век. Ранее считалась утерянной, поэтому стоит больших денег.
– Настоящая?
– С сертификатом, с документами – все как положено.
– Убийцу не нашли?
Вячеслав Алексеевич махнул рукой:
– Да где там найдешь! И, кстати, некогда эта икона принадлежала семейству графа Измайлова.
– Того самого? – заинтересовалась Дайнека. – Странное совпадение…
– Я случайно об этом узнал, друг рассказал, он сам коллекционирует иконы. Считалось, что после революции, когда Измайлов сбежал за границу, он взял икону с собой, и там она затерялась.
– Как интересно…
– Куда уж интересней, – проворчала Серафима Петровна. – Человек помер. Его не вернешь.
После обеда Дайнека отправилась гулять с отцом и Тишоткой по осеннему лесу. Там они вдоволь наговорились о ее работе и жизни на новом месте.
– Тебе нравится? – допытывался Вячеслав Алексеевич.
– Нравится.
– Но ведь там кругом одни старики!
Она возразила:
– Не только. Медсестры есть, и врачи… – вспомнив про Водорезова, Дайнека мечтательно улыбнулась. – Очень даже интересные, кстати, мужчины.
– Хорошо, если так.
– Что касается стариков, с ними занимательно говорить. Для них все имеет значение: каждая мысль или деталь, каждое мгновение жизни. Им интересно все. Тогда как нам кажется, что все пустяки и впереди долгая жизнь. Глупое заблуждение!
Произнеся эти слова, Дайнека физически ощутила, как в никуда летят секунды, минуты, часы… Мгновения собственной жизни проносились мимо нее, как облетевшие листья на сильном ветру. И ей стало страшно.
– Ты говоришь так, как будто тебе шестьдесят. Меня это пугает, – заметил отец. – Как будто ты прожила долгую-предолгую жизнь.
– Это плохо?
– Нет. Просто чувствую себя виноватым, как будто это я во всем виноват.
– Не говори глупости! – Дайнека поцеловала отца и побежала по тропинке вслед за Тишоткой: – А ну, стой! Вот я тебя поймаю!
– Ребенок… Какой ты еще ребенок!
* * *
Обратно в пансионат Дайнека поехала с Тишоткой на собственной машине, прихватив собачью подстилку и плошки, а также пироги, которые навязала ей Серафима Петровна.
– Я поеду с тобой, – сказал Вячеслав Алексеевич.
– А как обратно? Автобус идет только в Москву.
В дорогу она тронулась в начале десятого, когда уже прилично стемнело. Полчаса ехала по шоссе безо всякой задержки. Тишотка сидел рядом на переднем сиденье и от волнения перебирал тонкими лапами. Чувствовал, что его ждут новые впечатления.
В какой-то момент пришлось сбавить скорость. Впереди поперек дороги лежала здоровенная фура.
– Приехали… – Дайнека включила навигатор и вбила адрес пансионата. Пока он загружался, взглянула на Тишотку и успокоила его и себя: – Ничего… Найдем другую дорогу.
– Через двадцать метров поворот направо, съезд на деревню Поздеевка, – проговорил металлический голос навигатора.
Дайнека и сама это видела, туда уже направились другие машины. Она съехала на обочину и потихоньку добралась до поворота.
– Ну вот, а ты говорил…
Тишотка прижал уши и лег, свернувшись калачиком.
Во всем доверяя навигатору, Дайнека сворачивала то влево, то вправо и, судя по проложенному маршруту, вот-вот должна была добраться до пансионата. Но вдруг машина начала терять скорость и уже через пару минут встала посреди темноты на безлюдной дороге.
– Да что же это такое! – Дайнека вышла на улицу.
Тишотка выпрыгнул за ней в открытую дверь, подбежал к первому дереву и задрал лапу. Дайнека огляделась. Ни впереди, ни позади нее не было ни огня. В этот момент она осознала, что находится на той же дороге и, возможно, на том же месте, где машина Квята сбила Безрукова.
Не отдавая себе отчета, она подняла капот, но тут же опустила. Ей стало еще страшнее, когда Тишотка залился лаем. Он лаял, глядя на черный лес, и от напряжения его лапы царапали землю. Неожиданно пес испуганно завизжал и прыгнул в машину, а там спрятался под сиденье.
Дайнека бросилась следом и закрылась на внутренний замок. Несколько мгновений прошло в тишине, после чего она взялась за ключ зажигания и, надеясь на чудо, повернула его. Машина завелась.
Не медля ни секунды, Дайнека рванула вперед.
Дайнека работала в библиотеке. Она копалась в пыльной коробке, доставала оттуда бумаги и раскладывала их на столе, пытаясь привести к общему знаменателю.
Письма на французском языке складывала в одну кучку, на русском – в другую. Французские прочитать не могла, русские читала, но выборочно. Все они были скучными или деловыми. Понемногу делалось ясно, почему этот архив ни у кого не вызывал интереса.
Строго говоря, не все документы напрямую относились к Измайловым. Здесь были чужие счета и письма посторонних людей, адресованные непонятно кому. Такие бумаги попадали в третью стопку, чтобы потом оказаться в отдельной картонной папке.
Дайнека сдвинула стул, поднялась и поискала глазами Тишотку (она взяла его с собой на работу, решив не оставлять одного). Добродушный пес никому не мог помешать.
– Ну что, мой дорогой, – сказала она ему. – Обед мы с тобой пропустили, но с ужина я тебе обязательно принесу что-нибудь вкусное.
Тишотка пару раз стукнул хвостом по полу и снова заснул.
Налив себе чаю, Дайнека поставила кружку на стол и вынула из коробки несколько документов. Уселась и разложила их перед собой. Ее внимание привлекла желтая картонная книжица, на которой была надпись: «Заменительный билет» и чуть ниже – «смотровая книжка». В словах использовалась буква «ять» и твердый знак в конце слова «билет». На первой странице была приклеена фотография улыбчивой темноволосой женщины. Дайнека прочитала:
«Настоящий заменительный билет выдан проститутке Мендель Лане Михайловне…» Дальше неразборчиво перечислялись названия деревни, уезда и волости, уроженкой которых она являлась. Ниже – роспись полицмейстера.
В руках Дайнеки был так называемый «желтый билет», или разрешение на занятие проституцией. Она перелистнула страницу и увидела перечень правил для публичных женщин. Перечитала и удивилась строгости, в которой содержались проститутки царской России. К примеру, публичная женщина не могла без разрешения властей переменить место жительства.
– Возможно, в этом был смысл… – пробормотала Дайнека и задала вопрос в никуда: – Но как «желтый билет» проститутки попал в архив графа Измайлова?
В продолжение щекотливой темы ее поджидала брошюра с красноречивым названием «Резиновые изделия». В перечне значились парижские и американские резиновые «предохранители для мужчин». Без швов (как отмечалось в брошюре) и самой тончайшей выделки. Это был каталог старинных презервативов. Самый дорогой из них, с названием «Ксафъ» со шпорами», стоил пять целковых за дюжину. Изделия из рыбьего пузыря были дороже. Дюжина «Эфъ-Эфъ» из пузыря семги стоила семь рублей. В этом же каталоге предлагались к продаже искусственные резиновые органы.
