– У тебя такой приятель, – сказала после его ухода Дюймовочка. – Он же тебя защитит от чего угодно. – И вздохнула: – Надежный мужчина.
– Это только кажется, – сказал я и рассказал ей о довольно плачевном состоянии «надежного мужчины».
– Как странно, – мечтательно сказала Дюймовочка.
– А мне он понравился. Такой мужчина гарцевал бы у меня не хуже наездника. А что, был бы, например, цирковым механиком, стал бы человеком!
Она была уверена во всемогуществе цирка, как здоровой и надежной замкнутой системы, этакого государства в государстве с исключительно отважным и талантливым населением.
Наконец ушла и Дюймовочка, и я остался один. Заперев дверь на задвижку, я приготовился закончить этот бесконечный день. Подводить неутешительные итоги пережитого сумбура я собрался чуть позже, когда приму в своей постели любимую позу, свернувшись калачиком и уткнувшись в стену лбом. Велосипед. Я отнес его в ванную и вымыл колеса. Двухколесному другу предстояло занять свое место на лоджии. Для этого требовалось развернуть его руль на 90 градусов, чтобы «рога» оказались в одной плоскости с рамой.
Я приготовился произвести это несложное действие.
Чтобы развернуть руль, нужен велосипедный гаечный ключ.
Этот плоский ключ с шестигранными отверстиями лежит в небольшой сумке инструментов, подвешенной к раме.
Что известно каждому велосипедисту вот уже, наверное, сто лет.
В петлю крышки сумки вставлен металлический треугольник.
Повернутый поперек петли, он является простейшим затвором.
Я развернул треугольник и открыл сумку с инструментами.
В сумке не оказалось гаечного ключа.
В сумке не оказалось вообще ни одного инструмента. Кто-то выкинул их.
Кто-то выкинул ключи и отвертку, а на их место положил… диск.
Что значит «кто-то»? Не «кто-то», а конкретно мсье Жак, французский армянин русского происхождения. Впрочем, порядок определений мог быть и другим. Не было ни нужды, ни охоты в этом разбираться. Он сделал это, пока я осматривал пораженного стрелой парня. Сделал и исчез, надеюсь, навсегда – из моей жизни. Исчез, мелькнув напоследок желтой велосипедной рамой на изгибе аллеи. Буквально дрожа от нетерпения, я кинулся к компьютеру. За компьютером и закончился наконец для меня этот сумасшедший день.
Капитан Юку Тамм принес мне в камеру эстонскую газету на русском языке. Газета называлась «Вечерний курьер».
– Прочтите, господин Лобов, где отчеркнуто, – сухо сказал он и оставил меня одного. Заголовок был такой: «СУД ПОСЛЕ СУДА». Вот что помещалось под этим заголовком:
«В России участились случаи немотивированно мягких приговоров за преступления, связанные с шовинизмом и ксенофобией. Некоторые возмущенные этим граждане создали подпольную организацию и назвали ее «Суд высшей справедливости». Мы публикуем так называемый «Меморандум» этой вышедшей за пределы российского законодательства группы людей, именующей себя сокращенно – СВС.
Меморандум:
Мы, группа граждан России разных национальностей, убедившись в нарастающей динамике преступлений на националистической почве;
в попустительстве правоохранительных органов по отношению к деятельности агрессивных националистических организаций;
в непростительной мягкости приговоров в тех редких случаях, когда дело доходит до суда (даже если дело связано с убийством на националистической почве);
что идет вразрез с Конституцией Российской Федерации, создали
Суд Высшей Справедливости (СВС).
СВС является и судебным, и исполнительным органом.
СВС корректирует мягкие приговоры за тяжкие преступления на указанной выше почве и свои приговоры приводит в исполнение.
СВС не направляет свои акции против судей, так как считает, что судьи выполняют чужую волю.
В состав СВС входят люди разных национальностей и вероисповеданий, многие имеют юридическое образование.
СВС не признает национальных и конфессиональных приоритетов.
СВС признает приоритет духа российских законов,
СВС доводит настоящий меморандум до сведения общественности с целью объяснения смысла своей деятельности.
В тот самый момент, когда российское правосудие придет в соответствие с Конституцией. РФ, СВС прекратит свое существование».
Едва я закончил чтение, пришел охранник и отвел меня в кабинет капитана.
– Подойдите к столу, – сказал Юку Тамм. – Господин Евгений Лобов, объявляю вам об изменении в отношении вас меры пресечения. С вас снимается арест и от вас отбирается подписка о невыезде.
Я опешил и от этого меморандума, и от освобождения и вместо того, чтобы возрадоваться естественным путем, тупо спросил:
– Невыезде – откуда?
– С острова, разумеется. Распишитесь вот здесь. Спасибо. Ваше место пребывания будет в том же пансионате?
Я пожал плечами:
– Да, а где же?
Капитан кивнул.
– Присядьте, пожалуйста.
Я сел на стул возле капитанского стола.
– Я хочу вам сказать, что все это, – он показал на кипу газет на краю стола, – организовал ваш друг и мой школьный товарищ. Он настоящий парень, я даже не ожидал.
– Валерий заполучил «Меморандум СВС» и отправил в редакции? – спросил я.
– Именно.
Капитан был немногословен. Я, в сущности, тоже. Воцарилась долгая бессмысленная пауза. Мы словно бы соревновались, кто кого перемолчит. Первым не выдержал капитан. Он сказал:
– Евгений, я сейчас поставлю для вас видеодиск. Я его уже смотрел. Теперь посмотрим вместе. Только вы сохраняйте спокойствие, прошу вас.
Он достал из холодильника минеральную воду, сам наполнил стаканы. Я деликатно пригубил и вдруг непроизвольно сжал стакан, еще немного – и раздавил бы. Потому что на экране телевизора, к которому был подключен видеомагнитофон, возникла Ева. Она была грустна и спокойна. И она была прекрасна. Ева заговорила.
– Господин капитан Тамм. Я являю вам свое лицо, пренебрегая правилами конспирации, только для того, чтобы отвести подозрение в убийстве от Евгения Лобова, которого, как вам известно, я люблю. Он действительно не имеет никакого отношения к убийству. Моя история в двух словах. Забитые насмерть скинхедами армянин и его сын – мои брат и племянник. Я была адвокатом родственников жертв, то есть в каком-то смысле своим собственным адвокатом. Я хороший юрист, специалисты говорят, что я провела процесс с блеском. Но извергов по сути дела оправдали. Все мои кассационные жалобы остались без удовлетворения. Я добилась приема у заместителя генерального прокурора. Тот выслушал меня внимательно и во всем со мной согласился. Он сказал, что я получу письменный ответ на свое обращение. В письменном ответе говорилось, что генеральная прокуратура нарушений закона в данном деле не усматривает. Круг замкнулся. Вскоре со мной вышел на связь СВС. Господин капитан, я лично казнила Васильева Дениса и других преступников. Что касается других, то это не в вашем ведении. Что же касается Васильева Дениса, то для подтверждения своих слов сообщаю, где находится орудие убийства. Возле маяка за дизельной есть высохший колодец. Там на дне – пистолет вместе с глушителем.
Когда вы будете слушать меня вместе с Евгением, оставьте нас с ним наедине. Вам известно, что я сейчас скажу, да здесь и нет тайны. Но Евгений пусть выслушает меня без вас. – Капитан Тамм поднялся со стула и покинул помещение. Ева, выждав минуту, продолжала: – Любимый, когда ты будешь смотреть на мое изображение и слушать мой голос, я буду уже далеко за пределами России. Я люблю тебя. Но – не судьба. Да и в душе все выгорело. Прощай.
Изображение пропало, пришел Юку Тамм и выключил аппаратуру.
Сказать, что я был потрясен – это ничего не сказать.
Тамм что-то втолковывал мне, я все не мог вникнуть. Наконец до меня с трудом доехало, что мы с ним сейчас садимся в машину и отправляемся на маяк, и если в заброшенном колодце действительно обнаружится оружие, подозрения с меня снимаются полностью, и моя подписка о невыезде аннулируется. Мы поехали, но мне все это было безразлично. Единственное, что вывело меня из оцепенения, это то, что на маяке нас поджидал мой друг, шеф и спаситель. Я присел на корточки, и мы крепко обнялись. Потом Валерий легко спустился в колодец и достал пистолет.
Наутро он потащил меня купаться, а после завтрака заявил:
– Мир неспокоен, неровен и неуравновешен. У него отсутствует незыблемая ось, зацепившись за которую можно стабильно существовать. Такая ось – в нас самих. В труде, как это ни банально. В неотвратимом решении очередной задачи. Лето продолжается. Жизнь продолжается. Работа продолжается.
И мы заскрипели мозгами – каждый в меру своих способностей:
