...Июньский дождь колошматил все привлекательнее, за окном серела утренняя погода. Леша встал, щелкнул, электричество дало свет. Мальчик вернулся к громоздкой и желтой книге. В двадцать пятый раз он перелистывал про смену растительных поясов. Даже не читал, просто водил взглядом, выхватывая известные слова про бук, карликовую березу и типичных представителей сибирской тайги. А каково рыси под дождем в сибирской тайге?
Глазами он грыз страницы с завтрака до обеда. А потом заоконноя серость отступила, солнце сверкнуло румяным боком, сырость осталось в лужах и покинула воздух. Земля торопливо подсыхала, грязь спекалась и когда-то превращалась в пыль. Уже завтра усилием солнечного тепла "коробка" становилось годной для катания сухого футбольного мячика.
Леша Смурнов прожил детство без обладания настоящим тугим мячом, но у всех окрестных он валялся в прихожей. Однако чем больше пацанов, тем правильнее игра, поэтому его брали. Леша пинал мячик не сильно резко, мешало то, что взрослые называли вегето-сосудистой дистонией. Болезнь не мешала лупить в сетку ворот или пасовать, но замедляла скорость. Пять минут бега отдавались одышкой и сердцебиением, а час ретивой игры неизменно закруглялся головной болью. Она могла не наступить сразу, а подождать до вечера или вместе со рвотой нагрянуть ночью. Поэтому Леша не усердствовал: бегал медленнее, чем позволяли ноги, за что не имел репутации нормального игрока.
Команда обычно рождалась по правилу. Два лучших игрока отходили от толпы и поочередно разбирали ребят, сначала украшая команду сильнейшими, а затем тыкая пальцем на остальных. Лешу выбирали предпоследним или последним. Точнее говоря, последнего даже не выбирали, он сам плелся в сторону своих, худший из худших.
Из-за отсутствия резвости ему выпадало караулить ворота, взяв на себя ответственность и наименьшую славу, а также скуку откровенной никчемности, когда пацанва крутилась у чужой сетки. Нельзя сказать, что Леша сторожил гол лучше или хуже других, он ловил мяч нормально и пропускал его допустимо, но виноват, разумеется, был всегда.
Ближе к вечеру за десятилетним Смурновым забежали Коля с Михачом, на то лето единственые друзья. Звали пересечь пару кварталов и спуститься к большой реке. Смущенный Леша крутил головой и говорил, что ему совершенно не хочется бежать к какой-то реке, он лучше посидит, потыркивает телевизор, займется книжкой... на самом деле он не мог признаться, что родители запрещают любые прогулки, выходящие за радиус видимости из окон. Тем более вечером, вслед за которым по традиции наступает ночь.
Ну ты сыч, ерепенился преданный восьмилетний Коля, а Михач был конкретен, соблазняя перспективой потеряться в прибрежных зарослях. Ну такие заросли, блин, ну такие, офигеть, Леха! А в бандитов? А рогатку выстругать? А взять игрушечный автомат и до отвалу наиграться в речных кустах, во всю прыть имитирую немецко-фашистких гадов?
Нет, наверное, отбрыкивался Леша, из последних сил удерживая внутри поток искренних слез. Нет, наверное, в другой раз, завтра, потом, в очередной жизни.
14
- Нормально, - похвалил клетчатый инквизитор. - Это нормально, Леша, потому что указывает на ненормальность, я имею ввиду извращения с пластилиновыми поделками. В этом есть самосознание и внутренние процессы. Если это развить в мире, можно стать философом, аналитиком, управленцем. Но у тебя не развито, понимаешь? Если процессы шли - они все равно на этапе уперлись в стену. Я не знаю, как... Может, книг правильных не хватило? Причем не понятно, где именно что уперлось, посколько процесс шел нормально и в десять лет ты стоял где нужно. Что там дальше, а? Ну расскажи мне про шестнадцать лет, что ли. Чем ты жил в это необычайно интересное и важное время?
Смурнов поежился под ласковыми глазами следователя.
- Несчастная любовь, - извинительно-негромко высказал он. - Вы же об этом знаете.
- Да ни ничего мы не знаем, - махнул рукой цепкий. - Знаем, что девчонку звали Леной и вы даже не целовались. Все. Анализом мы видим, что все чувства в последующем у тебя протекали по той же схеме. Но это ведь поверхность, это то, что видит любой. Картина все равно недостроена, поскольку твои чувства и мысли закрыты. Можешь описать?
- Да, - неуверенно подтвердил Смурнов, чувствуя отсутствие вариантов.
- Давай, - жестко сказал правдивец, вдавливая кнопку миниатюрного диктофона.
- Можно в письменном виде? - попросил он. - Вам все равно, а мне так удобнее.
Секунды две пиджачный поколебался.
- Хорошо, - сказал он, останавливая движение ленты. - Так даже лучше, у тебя получается.
Он усмехнулся.
- А что мешало сказать: такие, мол, дела, люблю тебя, Леночка? Я люблю - тебя. Кто мешал-то? Бабай? Комитет государственной безопасности?
- Я не знаю, - ответил Смурнов.
- Ладно, я знаю, - вздохнул противоположный. - Но ты все равно опиши подробно. Фактов не было, поэтому катай про мысли и чувства. Ты хоть понял, что не надо меня стесняться? Ты понял, что в некотором смысле я тебе ближе, чем родная мать?
- Вот именно, что в некотором, - осторожно съязвил Смурнов.
- Кончай ты, - наморщился злой, разыгрывая на лице обиду. - Я ведь искренне начал желать тебе добра в последнее время. Более того, я верю, что у тебя все наладится. Понимаешь? Ты ни разу в жизни не поверил в себя, а я через неделю дурацких бесед уверовал. А раз я верю в тебя и хочу добра, я тебя вытащу. Понял? Как бы ты не сопротивлялся, я вытащу тебя из дерьма, даже если ты мечтаешь в нем оставаться, а так оно, похоже, и есть.
- Спасибо, - вежливо сказал подопечный.
- Рано еще, - хмыкнул милостивый, - ничего пока нет. Кстати, когда мы отработаем по программе - а я верю, что отработаем - и ты выйдешь раздирать в куски этот мир... не спорь, не бойся и не спрашивай, ты выйдешь и порвешь мир... так вот, я, наверное, буду ходатайствовать перед Советом: тебе нужна женщина, пусть они устроят.
- Здесь? - волнительно спросил Смурнов.
- С ума сошел, какое здесь? - рассмеялся благостный. - Тебе нужна женщина в мире, и в мире ты ее получишь. Только не такая, как Катя, поскольку, во-первых, она тебя не любила, а во-вторых - и это, наверное, главное, - она сама вряд ли заслуживала любви, эта Катя, она жила не на уровне, чтоб чего-то всерьез заслуживать: от тебя, от людей, от Бога. Она, говоря всерьез, была мелочной и глупой, вульгарной и не знающей, чего сама хочет. Ты, правда, был еще хуже, твой уровень стоял ниже ее... отсюда, кстати, все беды: твой уровень энергетически ниже ее, а мужчина не может уступать в этом женщине. Ты никогда не мог психологически справиться с ней по жизни, и поэтому, конечно, не мог справться с ней у себя внутри. Но Совет, наверное, устроит тебе личную жизнь и любовное приключение, чтоб ты не тратился на разную ерунду...
- Ерунду? - переспросил Смурнов.
- Да, - подтвердил удивительный.
На полминуты зависла невнятная тишина. Посидели, помолчали, посмотрели по сторонам, на коврик, белую дверь, в потолок и на заоконье. Там виднелись леса и горы, а за ними, наверное, клубилась жизнь. Господи, какое дикое место, мелькнуло в сознании у Смурнова.
- Я могу и ошибаться, - вкрадчиво сказал клетчатый, - но, по-моему, в жизни имеет место онтологический парадокс. До безумия забавный, но многим неутешительный. Женщина любит мужчину, если тот обладает каким-то смыслом. Причем таким смыслом, который не уходит корнями в других людей и не проецирован этим на случайность. Например, настоящая мужская работа суть носитель такого смысла: ну как не любить крутого и знающего? Действительно, сложно не любить, а его онтологический статус отличен тем, что он всегда пребывает в смысле. Которые всегда идет с ним как ореол, и который ранее был извлечен из мира сильной работой. Например, смысл материализовался в миллион долларов. В миллиард. Во власть, знание, опыт, мастерство. Как бы то ни было, это осязаемые вещи, которые можно предъявить и потрогать. Они дают ореол. Глупо считать, что женщины любят богатых, потому что сами продажные. Ну не продажные они, просто существует пошлый закон природы, по которым им положено любить настоящих мужчин, а настоящее подтверждается в ореоле, а один из путей к нему - те же баксы. Цивилизация такая, что ум и сила сразу пересчитываются в деньги. Хотя можно и небогатого полюбить, если он Мастер, Супермен или кто-то подобный - ореол другой, но он есть. Ореол то же самое, что смысл, стержень, суть, не знаю, как еще обозвать. Одним словом то, что дает уверенность. Теперь парадокс. Любовь не дешевле денег и мастерства, но не смысл в нашем значении - потому что не принадлежит обладателю. Смысл любви проецирован на объект и висит на чувствах другого человека в любви можно жить, но ее нельзя считать достижением... Достижение то, что принадлежит и уходит корнями только в тебя: деньги, слава, уверенность, даже обыкновенный профессионализм. Это выросло в тебе и стало неотъемлимым атрибутом. А с любовью надо быть готовым всегда расстаться. Ее нельзя выставить и сказать: смотрите, люди добрые, чего достиг, какая у меня прорва смысла! Парадокс в том, что ее нельзя выставить и перед женщиной. Нельзя стоять перед ней и держаться тем, что ты ее любишь. Пусть для тебя это важнее денег, работы, призвания... ей то что с хитросплетений твоей души? Ей, как известно, нужен посторонний смысл, а никакого смысла нет, если он подвешен на ее чувствах. Любит - значит, есть смысл жизни. А не любит, так, наверное, хана. Так вот, такие-то смыслы к оценке не принимаютя. Не принимаются в первую очередь самой женщиной, которая все это не проговаривает, но знает интуитивно. Дальнейшая развертка парадокса в том, что чем больший смысл мы вкладываем в любовь, тем меньше шансов остаться с этой любовью. Это безумие и первая заповедь несчастно влюбленных: забивать все смыслы в любовь. Вот для кого любовь важнее всего на свете, тот хрен-та с два нормально реализуется. И разумеется, у нормальной, сексуальной и умной женщины не будет особых причин такого любить, хотеть его, спать с таким и выходить впоследствии замуж. Женщина ведь всегда отдается за ореол, особенно красивая и осознающая свою цену. И пока несчастно влюбленный не переключается однаджы на остальные смыслы, у него судьба всю жизнь проходить в несчастно влюбленных.
