Я только тяжело вздыхала, представляя, как скверно мне предстоит спать сегодня. Подозреваю, что этот мальчик обладает всеми нетерпимыми недостатками — сопит, храпит и скучно пристает.
В случае чего придется ему напомнить или мой хук слева, или маваши справа.
Из последних сил поднявшись на свой этаж, я не сразу нашла ключи — чуть не выматерилась, но отыскала их на дне сумки. Вынимая связку, уронила сотню баксов. Спать, спать, спать.
В квартире все тихо, гостей нет. Даже если пулемет сунули под кухонный стол — не буду вытаскивать — лень.
Но пулемета не было. Игорек, оставив поклажу у входа, пробежал по всем углам, зажег везде свет — проверяет, телохранитель.
Последним пунктом его осмотра был туалет, он там задержался, что-то заподозрил, наверное. Ясно, что если враг где и затаился, то теперь он уж точно захлебнулся и утоп.
Пока он занимался общей безопасностью, я думала о безопасности своего сна. Притащила с лоджии раскладушку, достала комплект белья. Игорек на кухне ляжет, поближе к своим запасам.
Покинув удобства, Игорек вымыл руки и начал шуршать на кухне — ужин готовить. Я, проходя мимо, взглянула ему через плечо. Н-да! Умеет же произвести на женщину впечатление. Правда, пока только количеством.
Захватив халат, я заперлась в ванной.
Контрастный душ взбодрил меня на ближайшие полчаса, хватит силенок постелить и рухнуть. Что за день сегодня! Головко, Козлов, какой-то Саша из хора кастратов.
Выйдя в халате, чалме и тапочках, крикнула на кухню:
— Игорь! А кто такой Саша?
— Матвеич-то? Это — башка! К нему полгорода за советом ездит. Иди ужинать.
Я лениво зашла на кухню. Он, конечно, постарался, стол ломился не от еды, а от закуси, но для позднего вечера и это неплохо.
— Марципанов маловато, а так все, что хочешь, — гордо заявил Игорек и сел первым.
Я примостилась на краешке стула.
— А что такое марципаны? — спросила я, точно попадая вилкой в шпротину.
— Это огурцы к водке. Огурец — один, значит — мало.
— Ты завтра ездить не собираешься?
— А как же! — ответил он и налил себе водки. — Будешь?
— Нет, спасибо. И вообще, я пошла спать. Раскладушку поставишь на кухне, вон лежат простыни и прочее. Пока.
Лицо Игорька покраснело. Взгляд изобразил тягостное раздумье. После третьей рюмки он начнет шваброй размахивать. Пора линять.
Я вышла и стала готовить свое скромное девичье ложе.
Собираясь выключить свет, я услышала шаги — заглянул Игорек.
— А ты не думала, может, мне страшно одному спать!
— А мне страшно вдвоем, Игорек.
— За невинность свою боишься? — опять начал заводиться, как тогда, в казино.
— Нет, за твой лобик. Шишка не беспокоит?
Он даже ошалел на мгновение. Потом, видимо, что-то хотел сказать, но передумал, хлопнул дверью.
Засыпая, я слышала, как он гремел и шуршал на кухне — продолжал ужинать. Совершенно верно я поступила, что не пустила его. Не терплю, когда жуют под ухом.
Завтракали мы в чинном молчании, при необходимости общались чуть ли не на «вы». А что? Нормальные рабочие отношения, только движения у Игорька были какими-то порывистыми. Не выспался, что ли? Или сердится на что?
При выходе из подъезда мы столкнулись с тетей Зиной, возвращающейся с Голдой после прогулки. Увидев меня, тетя Зина подхватила свою гадкую собачонку, вдавила себе в грудь и прижалась к стене.
Слова не сказала! А глазами таращилась, словно жаба, которая пукнуть хочет.
— Здравствуйте, — очень милым голосом поздоровалась я с нею.
Она промычала что-то и кивнула.
Игорек прошел молча — на тетю Зину-то он за что обиделся?!
«Девяточка» блестела на утреннем солнышке чем могла и, казалось, даже улыбалась мне.
— До стоянки добросишь? — нехотя пробрюзжал Игорек.
— Конечно.
Я стала обходить свою «девяточку» вокруг, ведя пальчиком по ее красным бокам.
И почему говорят, что красный цвет любят только дураки?
Подойдя к заднему бамперу, остановилась — что-то меня заинтересовало. Я пригляделась.
Шагах в трех от меня торчала из земли труба — руина детской площадки, — ржавая, кривоватая и одинокая. К ее основанию был привязан конец толстой лески. Другой конец, извиваясь, прятался под моею машиной. Похоже, дети баловались. Но береженого бог бережет.
Я встала на колено — потом отряхнулась — чуть повернулась и заглянула под днище.
Примерно в центре его скотчем была прилеплена граната «РГД-4» — ошибиться трудно. Второй конец лески был привязан к кольцу на ее ручке. Хорошее такое колечко, примерно 25-го размера.
Я оперлась на две руки, чтобы разглядеть получше этот подарочек. Сверху раздался голос Игорька:
— Ты что это раком встала? Или решилась на что?
Стоит к этим мужикам повернуться спиной, как у них все мысли…
Что-либо говорить Игорьку смысла не было. Пришлось лечь на песочек с колючими камешками правым боком — хорошо хоть платье надела то, которое не очень жалко.
Протянула руку, ногтем поддела скотч — отлепила. Осторожно взяла гранату, зажала кольцо, отстранилась от машины и встала на ноги.
Посмотрела по сторонам — вроде ничего подозрительного. Около металлической трубы с петлей из лески осторожно ходила своими кривыми лапами Голда.
На мгновение мелькнула мысль почумиться, но я тут же ее отогнала — чушь какая-то.
— Ну ты что молчишь? — Игорек дыхнул мне в лицо табачным дымом и заглянул через плечо — посмотрел, что у меня в руках.
— Где взяла? — сразу осипшим голосом спросил он.
Я запустила руку в сумочку, достала маникюрные ножницы и перерезала леску.
— Видишь, как люди ошибаются? Хотели подвесить к твоей машине, а подвесили к моей. На, исправь ошибку. — И я сунула гранату ему в руку.
Он побледнел, но сдержался. Кусая губы, огляделся по сторонам. Я открыла машину, открыла ему левую дверцу — садись, кавалер.
— Да подожди ты! — с досадой отмахнулся он. — Вон наши едут, ты должна им фотку отдать.
Я посмотрела налево — из-за поворота показалась белая «восьмерка» и медленно повернула во двор. Я щелкнула замочком сумочки и достала фотографию. И как не забыла сунуть ее сегодня с утра — молодец, Танька!
Справа послышался резкий рев мотора и визг тормозов. Мы с Игорьком рефлекторно оглянулись.
Серый «фолькс», почти такой же, как у него, рывком встал напротив нас. Стекло водителя было опущено, я увидела мужчину в темных очках и голубой футболке, он повернул лицо в нашу сторону, мышцы рта у него напряглись.
— Ложись! — крикнула я Игорьку и уткнулась носом в песок, уже не чувствуя, колючий он или нет.
Раздались сухие щелчки выстрелов. Водитель «Фольксвагена», высунув руку из окна, бил прицельно по моей машине. Сволочи менты забрали пока мой ствол, поэтому сейчас мне пришлось лежать тихо и плотнее вжиматься в песочек на площадке, а он холодный оказался, зараза.
Игорек сработал очень грамотно: прыжком заскочив за голубой «Запорожец», давно уже стоявший на приколе, открыл стрельбу по «фольксу». Из-за неудобного положения пули у него шли высоко, но одна все-таки шлепнула в ветровое стекло.
Тем временем белая «восьмерка» остановилась, закрыв выход со двора. Из нее выскочили двое ребят. Один побежал вдоль дома, прикрываясь выступами подъездов, а другой — по двору, прячась за стоящие там машины. У обоих в руках были пистолеты.
Водитель «Фольксвагена», оценив скверные перспективы своей вылазки, дал задний ход и, почти не сбавляя скорости, вырулил со двора на проезжую часть.
Я вскочила и посмотрела ему вслед, но номера не разглядела.
Тихо матерясь, из-за «Запорожца» встал Игорек и начал отряхивать свои брюки.
— Живая?
— А как же!
Подбежали двое парней.
— Нормально все, Игорек? — спросил подошедший первым высокий блондин с крупным носом.
Он держал в руке обшарпанный «ТТ», тяжело дышал и постоянно сплевывал.
— Все путем, пацаны. Если бы не вы, может, он и кончил бы нас. Уж слишком неожиданно подкатил, гад.
После этих слов мы все посмотрели в сторону, куда скрылся «Фольксваген». Но теперь уже очень маловероятно было, что он появится снова.
Я задержала взгляд на нашем подъезде. Около него стояла тетя Зина с совершенно потерянным видом, Голда, тоже изрядно перенервничавшая, тихо писала ей на туфлю. Тетя Зина этого не замечала, погрузившись, видимо, в глубокий транс.
Она смотрела в мою сторону, приложив ладонь ко рту и покачивая головой.
Я почувствовала в ее позе искреннее раскаяние по поводу того, что она была так нетерпима ко мне.
— Кому из вас отдать фотографию? — спросила я.
— Давай мне. — Второй пассажир «восьмерки», ростом пониже своего товарища и более плотный, протянул руку.
Я дала ему фотографию:
— Пойду схожу домой. Никому не надо ничего?
