— Революция — не смута! — спокойно возразил парень в косоворотке. — Революция — это есть порядок. Высший порядок. Не порядок застоя, а порядок развития!
К молодым людям подошел племянник хозяина ресторана Илья Слезкин. Он был одет в расписной жилет и красную рубаху. Из нагрудного кармана спускалась золотая цепочка. Выпятив грудь, произнес:
— Кто тут возводит поклеп на русскую культуру? — Слезкин-младший толкнул парня в косоворотке пальцем в бок. — Ты что ли в рассуждения пускаешься?
Тот отбросил его руку. Слезкин-младший истерически завопил:
— Пришибу! Я только за одно слово «революция» кровь пущу! Весь ваш комитет сам по столбам развешаю. Дайте срок!
Парень в косоворотке с достоинством ответил:
— Руки у вас, палачи, коротки!
— Всех — на столбы! — орал Слезкин так, что звенели хрустальные люстры. — Завтра, завтра же все большевистские Советы разнесем в прах!
Коренастый, лысый мужчина в свитере властно рванул Слезкина за ворот.
— Довольно базарить! Ты, — и быстро пошел на второй этаж. За ним, вмиг присмиревший и будто даже отрезвевший, устремился молодой Слезкин.
Тихон, наблюдавший эту сцену, поискал взглядом Николая. Тот незаметно показал Столицыну два пальца и повел головой вслед ушедшим.
Зазвенели часы, предваряя двенадцать торжественных ударов. Словно на перестрелке, защелками, захлопали бутылки шампанского. На сцене вновь появилась Зося — в черном вечернем платье с бокалом вина. Рядом с ней вырос конферансье.
Певица провозгласила:
— Друзья, за новый, восемнадцатый год. Пусть, наконец, уйдут от нас все тревоги. С новым годом, с новым счастьем!
Она чокнулась с конферансье и пригубила вино. Все вокруг заулыбались.
Тихон и Николай — каждый в своем конце зала, как бы чувствуя плечо друга, — тоже выпили за успех, за Советскую власть, за полную победу мирового пролетариата.
Начались танцы. Пробираясь между танцующими, Тихон подошел к стоящему у стены Савкову и спросил у него:
— А на втором этаже танцуют?
— Нет, разве что в отдельных номерах?
— Хорошо бы вовремя прервать там гулянку, — и Тихон направился дальше.
Савков тут же исчез из зала.
Сев за свой столик, Тихон стал наблюдать за Николаем. Поведение Кривоносова его раздражало. Раньше Столицын высоко ценил его, как специалиста уголовного розыска. Видимо, Николай сейчас терял терпение, открывался. Тихону стало ясно, что его друг решил дождаться появления милицейского наряда в ресторане и поэтому не уходил. Но ему, пожалуй, не следовало этого делать. Он подвергал свою жизнь серьезной опасности, и Тихон чувствовал это. Наверняка, для бандитов Кривоносов давно уже не представлял загадки.
Тихон решительно встал из-за стола, чтобы привлечь внимание друга, но ему это не удавалось.
Зося, хотя и выглядела усталой, но пела по-прежнему с чувством. Тихон подошел через весь зал к Зосе и под громкие рукоплескания публики надел ей на руку браслет. Было самое подходящее время для такого подарка.
— Что вы, что вы? — растерянно лепетала певица, одновременно любуясь игрой света на камнях браслета.
— Буду счастлив, если вам придется по вкусу. Вы обворожили всех нас. Поверьте, вы заслуживаете куда большего.
Зося просияла от лестных слов, с искренней признательностью проводила взглядом нового поклонника, с достоинством идущего под гром аплодисментов к своему столу.
— Ну, как, господа холостяки? — спустя несколько минут раздался бодрый голос Леонида. — Вас, господин Беккер, не заинтересовала ни одна дама?
Столицын пожал плечами.
— Понятно. Тонкий вы человек, Герман Карлович.
Леонид лукаво прищурился. Тихон уже собрался что-то ответить, как вдруг услышал за спиной крик. Он обернулся. Изрядно охмелевшего племянника Слезкина кто-то ударил по физиономии. Поднялся невообразимый переполох. Многие гости вскочили с мест.
А в зал уже входили люди с винтовками за плечами, в шинелях, в пальто, в зипунах. Это были работники милиции. Белоусов с наганом в руке выступил на шаг вперед:
— Оставаться на местах! Проверка документов. Извиняемся за вторжение. Имеется разрешение совдепа.
Слезкин поднялся с пола. Нагнулся, но милиционер, вовремя заметив финку, наступил, на нее ногой.
— Господин Слезкин, вы арестованы, — произнес Белоусов. — Степанов и Желтков, уведите задержанного.
Милиционеры шагнули к бандиту. Но схватить не успели. Он рванулся в сторону мраморной лестницы, взбежал, на ходу выдернув из кармана браунинг, выстрелил. Попал в милиционера Желткова, который тут же рухнул на пол. В это время сверху, не понимая, в чем дело, спускался бритоголовый. Увидев его, Леонид запустил тарелку в люстру. Брызнули осколки хрусталя. Белоусов выстрелил в потолок и громовым голосом крикнул:
— Ресторан окружен. Всем оставаться на местах!
Зал наполнился криком, звоном, стрельбой. Пуля одного из бандитов попала в плечо начальнику милиции. Максим Андреевич опустил руку, в которой держал револьвер. Откуда-то сверху Слезкин-младший кричал фальцетом:
— Что, комиссар? Досталось? Это еще не все. Подождите, не то вам, большевикам, будет! И с чужой женой придется расстаться. Она моя, комиссар! Я заберу ее у тебя.
Раздались новые выстрелы.
Наверху лестницы Николай Кривоносов настиг бандита и сильным ударом кулака сбил Слезкина-младшего с ног.
Белоусов, зажав пальцами рану, командовал:
— Первый отряд — на второй этаж, живо! Второй отряд — на кухню.
Тихон в схватку не вмешивался. Он смотрел и спокойно резюмировал:
— А ведь шальная пуля может и нас прихватить, господин Ротэ. Не укрыться ли нам?
— Приказано сидеть на месте, — сухо ответил тот.
По лестнице вели под руки конферансье, бритоголового и Слезкина-младшего. Их лица были в крови. За ними семенил растерянный хозяин ресторана, утирая большим платком багровое лицо. Настя подбежала к милиционерам, стоявшим у выхода из зала, крикнула: «Арестуйте его… Я знаю, где спрятался Леонид». Но связанного Иголку работники милиции уже волокли со второго этажа. По его физиономии текли струйки крови.
И тут откуда-то раздался еще один выстрел. Пуля угодила в голову Николая. Кривоносов стал медленно оседать, меж его пальцами сочились красные струйки. Он упал на ступеньки, распластав руки, точно хотел удержаться за ковровую дорожку. Увидев падающего Николая, Тихон чуть не закричал.
А рядом трое милиционеров выносили на руках Белоусова. Сердце Тихона сжалось от горя. Второе ранение пришлось Максиму Андреевичу в грудь. Стрельба как по приказу прекратилась. В зале воцарилась тишина, лишь шелестели проверяемые документы у посетителей ресторана.
— Вот теперь и нам можно прогуляться. Не желаете посмотреть? — показал рукой в сторону второго этажа Ротэ. — Каков там погром?
— О, боюсь шальной пули, — Тихон растерянно пожал плечами. Он почти не слышал того, что говорит Ротэ. Но нельзя было выдавать своих чувств. Он через силу улыбнулся, вцепившись руками в край стола.
Бандитов вывели. Отправили в госпиталь и Белоусова. Тихон с ужасом смотрел, как уносили на какой-то дерюжке Кривоносова. Правая рука муровца безжизненно свисала до пола, голова была залита кровью. Даже издалека было видно, что он мертв.
Столицын вернулся в гостиницу, чтобы собраться с мыслями. Едва он вошел в номер, как в дверь постучалась Лиза.
— Скажите, это Леонид убил вашего друга? — взволнованно спросила она.
— Нет. Его самого раньше задержал Николай. Вот такие-то дела… Но теперь уж ничем не поможешь. Горе непоправимое! — Столицын помолчал. — Принеси мне, Лизонька, чая, да покрепче.
Через минуту чай был принесен, а девушка тихо вышла, осторожно закрыв дверь.
Оставшись один, Тихон бросился в постель, засунув револьвер под подушку, и до утра не сомкнул глаз.
«Надо узнать, где остальные притоны, — размышлял он, — и самое главное, добраться до логова Бьяковского. Тогда я выполню задание и отомщу за Николая и Максима Андреевича». Столицын прекрасно понимал, как трудно будет ему работать теперь, как будет недоставать товарищей, но довести дело до конца — его долг, и он его выполнит…
А жизнь в губмилиции пошла своим чередом. Допрашивали Леонида и задержанных бандитов, арестовали их более двадцати. Все они категорически отрицали причастность к банде Бьяковского. Но их обличали награбленные драгоценности, иконы, золото.
Прах героически погибшего сотрудника МУРа Николая Кривоносова готовили к отправке в Москву. В окском Доме обороны был выставлен гроб с телом Белоусова. От безутешной Ани день и ночь не отходила секретарша губмилиции Катя Радина.
Секретарь губкома РКП(б) Савелий Ильич Бугров назначил Рябова начальником губмилиции. Но в самом городе царил переполох.
Невероятно разноречивые, а подчас и подло искаженные слухи о событиях в новогоднюю ночь, происшедших в ресторане купца Слезкина, расползались по дворам обывателей, как змеи, в клубок которых бросили камень. Ликовали враги Советской власти: «Прикончены все подчистую руководители так называемой рабоче-крестьянской милиции — и Белоусов и его помощники. Доигрались в сыщики-разбойники». Образованные обыватели припоминали историю Парижской коммуны. Захватить власть, мол, легко, ума большого не надо, а вот удержать ее, наладить работу новой государственной машины — дело потяжелее. Тут нужны не луженые глотки и пудовые мозолистые кулаки пролетариата, а умные головы, да еще культура, образование, воспитание. Парижская коммуна! Как бы в эти же сроки не уложилось и существование Советов. Два месяца и десять дней, по подсчетам врагов революции, в Окске истекали к концу января восемнадцатого года.
