Сдавленно хрюкнув, Жандармов свалился на пол.
И как по указке драка мгновенно прекратилась.
И все стояли и смотрели на меня, а я на упавшего злодея.
И тут же появилась милиция.
…В кутузку я не попал только благодаря полковнику. Но акт на меня составили. Жандармова привели в чувство.
— Ну, бля, — только и сказал он, взглянув на меня. Но за этим стояло многое.
Обсуждали ситуацию на кухне у полковника. Благо, квартира его была в трех шагах от ресторана.
— Все плохо, — подытожил Саша. — Плохо уже было с этой швалью связываться, они ребята мстительные, раз. Плохо, что ты засветился. Теперь все твои реквизиты, как принято выражаться, ему уже известны. Не понравилось мне, что он тебе не угрожал… очень не понравилось.
И мы разлили по последней. Бутылку полковник прихватил из ресторана — уплачено.
— А в общем, нормально. Врезал и врезал. Невозможно жить и все наперед рассчитывать — так и с глузду зъихать недолго, как одна моя знакомая говорит. А там посмотрим. Оружие у тебя есть?
— Вертикалка.
— Угу и ты с ней на работу будешь ходить или сына вечером из школы встречать…
— Не пугай, слушай. Если бы каждая разборка заканчивалась так страшно, у нас в городе давно бы людей не осталось.
— Береженого Бог бережет. С другой стороны — меня они тоже зафиксировали, так что фифти-фифти. Сдерживающий фактор налицо.
С этими словами он встал и откуда-то из кухонного шкафчика вытащил сверток. Аккуратно размотал холстину и в руке оказался пистолет и размерами и формой напоминающий наш "Макаров".
— Газовый. Маде ин не наше. Точная модификация "Астра" "Констебль". По деталям очень похож на Вальтер ПП. Калибр в газовом варианте девять, в нормальном семь шестьдесят пять. Используется в Испании. С трех метров завалит на пол хлеще твоей оплеухи, в упор бить не советую — можно и того. В магазин входит двадцать два патрона. Гром исключительный — всю округу на ноги поднимешь.
Он протянул пистолет мне. Я не стал отнекиваться и ломаться. Я просто обнял своего старого друга.
— Ну-ну, — похлопал он меня по спине, — не раскисай, прорвемся. А вся эта накипь — явление временное. Нам бы ночь простоять, да день продержаться.
Домой я шел пешком. Захотелось прогуляться, да и заодно проветрить мозги. Я нисколько не жалел о происшедшем — как сложилось, так и сложилось.
Вернулся я раньше жены — она еще развлекалась у подруги. Когда я предложил ее встретить — теперь я был вооружен и очень опасен — она сказала, что ее подвезут.
…Конечно, какие-то меры безопасности я принял. Поставил железную дверь. Нагнал страху на ребят, что в округе действует маньяк, они только надо мной посмеялись, впрочем, подумал я, они уже не малыши и в какой-то степени, особенно старший, себя защитить смогут.
Но гроза пришла совсем с другой стороны.
Кто станет доносить, тому голову не сносить.
Каждый раз, когда нам удается выпустить новую книгу, я рассматриваю ее как маленькое чудо. Оно так и есть — разве не чудо сегодня, без копейки оборотных средств, при общей нищете и инфляции выпустить хорошую книгу. Последнее время чудеса случаются все реже и реже и вины моей здесь нет. Половина издательств России неплатежеспособны. Нельзя быть счастливым в отдельной каюте, когда корабль опускается на дно.
Поясню проще. Мы выпускаем книгу и рассчитываем, что она будет куплена. Только тогда мы погасим все расходы, уплатим налоги, получим зарплату и приступим к следующей книге. Но если нашему потенциальному покупателю, простите, жрать нечего, не говоря уж о других насущных потребностях, книгу нашу он не купит. И денег у нас не будет, и мы не начнем работать над следующей рукописью.
Склады издательства затоварены под жвак. Вместо пятидесяти позиций в год, как это было раньше в застойные времена, мы скатились до пяти-семи. Да и то половина литературы заказной или дотационной. Какие бы меры мы не предпринимали, они убиваются неплатежеспособностью северян.
И все-таки дело можно было вести лучше. Но для этого вести его надо жестче. Минимум людей, минимум зарплаты, минимум расходов.
И максимум требовательности — выжимать из сотрудников все, что можно.
Вот этого как раз я не умею. Ни выжимать, ни требовать. Мне кажется, что взрослый человек сам понимает свои обязанности. Как это я буду его воспитывать? И потом, я, так уж получается, вхожу в его положение. Семья, дети, болезнь, бескормица, плохое настроение — всегда можно понять и простить.
Да лучше уж я сам что-то сделаю, чем буду его огорчать.
И я постоянно забываю, что за доброе дело на Руси морду бьют.
Издательство долгое время мучилось без главного инженера. Специальность достаточно узкая, из окрестных вузов таких специалистов выпускает только Омский технологический институт. Но когда я обратился туда, то убедился, что запросы у выпускников такие, что нам их не удовлетворить. Квартира, оклады… Тогда я дал объявление в "Магаданскую правду" — вдруг с какой-то оказией залетел в наш город такой инженер — и стал ждать.
Залетных не оказалось, зато ко мне обратилась мастер из областной типографии Альбина Голякова.
Я посмотрел ее документы — она окончила полиграфический техникум заочно… Главным инженером никогда не — работала — для этого необходимо высшее образование. Но выбирать мне не приходилось и, поколебавшись несколько дней, я дал согласие.
Проверить ее по месту предыдущей работы я как-то постеснялся.
Буквально месяца не прошло, как я убедился не только в ее полной некомпетентности, но и чудовищной лени. Единственное, что она делала с удовольствием на работе — гоняла шары на компьютере. Однако, когда я сделал ей замечание, Альбина посмотрела на меня как удав на кролика и предупредила:
— Я живу на одной площадке с прокурором области и с Минкиным. И со всеми у меня дружба, естественно.
Это у нее приговорка такая была — "естественно". Причем произносила она ее со свистом на "с". Получалось нечто вроде змеиного предупреждения — с-с-с.
Минкин был одним из крупных авторитетов области. Так что я, выходит, сразу попал между двух огней.
В панике я кинулся к директору типографии, старому моему знакомому "щирому хохлу" Василию Дмитриевичу Овдейчуку. Признаюсь, никогда я еще не слышал столь заразительного смеха…
— Вся типография, затаив дыхание, ждала, когда вы ее возьмете… три года она нас третировала. Доносы, проверки, ревизии. Никакого житья и небось прокурором стращает.
— И не только, — кивнул я горестно. — Еще и авторитетами пугает.
— Растет человек, — констангировал Василий Дмитриевич.
И пообещал:
— Мы тебе за это медаль отольем!
Меня это не утешило.
Я попытался уволить Голякову — во все инстанции посыпались письма и жалобы, причем подписанные от имени коллектива.
Зачастили проверки. Инспекция по труду, налоговые, прокуратура слали свои грозные предупреждения… Но до инциндента в ресторане все это не выходило за рамки рутинной деятельности — вы нам писали, мы вам отвечаем.
А тут неожиданно заявляется контролер КРУ вместе с оперативником, арестовывают все документы и переворачивают все буквально вверх дном — склады, магазины и как я узнал через несколько дней — развернулась широкая встречная ревизия, то есть проверялись наши партнерские связи.
Смело заявляю, что если сегодня копнуть любое предприятие, нарушений можно найти массу. И не потому, что директор плох или махинатор — сегодня невозможно выжить, не нарушая что-то. Если работать строго по правилам, платить все налоги и отчисления, то от заработанного рубля я получу пять копеек. Из этих копеек мне надо:
— отдать зарплату,
— оплатить аренду,
— телефон,
— расходные материалы,
— новые заказы и т. п.
Те, кто все платил, давно уже исчезли. И странное дело — кому же это выгодно? Люди потеряли работу, государство — один из источников налогов. Или наоборот, выгодна всеобщая разруха и безработица?
И еще. У любого руководителя достаточно и таких расходов, что ни в одну графу не вставишь — обмыли договор, вручили презент, заказали такси, цветы на день рождения и венок на похороны и многое-многое другое. Напуганный декларациями народ не желает из-за копейки оформлять трудовые отношения — опять-таки надо платить наличкой, а самому ломать голову, как их списать.
При умном толковом бухгалтере этой проблемы не существовало. Я знал, что надо делать, бухгалтер — как это надо сделать.
Пока главбухом была в издательстве Люда Дегтева хлопот я не знал.
Но вот ее переманили в более богатую фирму и мне пришлось взять нового бухгалтера. В гостях у наших приятелей Кучеровых я посетовал на то, как трудно жить без бухгалтера, и неожиданно Оленька Кучерова предложила: