Я намеренно не договорил — тот самый патлатый, что с тобой музей грабил. При такой постановке вопроса Витек вряд ли бы сознался, сразу бы сообразил, что именно мне от банды нужно. Десять миллионов баксов, которые грабители взяли или возьмут за картины, стоят того, чтобы молчать до последнего. Пусть лучше считает меня за своего, блатного, у которого к его дружку свои счеты.
— Так ты про Паштета, что ли?
— А ты про кого думал, про ливерную колбасу? — ухмыльнулся я, нутром чуя, что Витек говорит именно о том человеке, который мне нужен. Я с самого начала своих поисков был уверен в том, что именно патлатый был главарем троицы, ограбившей музей, а раз так, то и выходить нужно на него и вести разговор о картинах именно с ним, а не с мелкой сошкой, каковой, по-видимому, и является Витек. — Ну, говори, где Паштет!
— Откуда я знаю, дома, наверное, — буркнул Вещагин, потом вытер ладонью рот, отвел руку и, взглянув на нее с брезгливым выражением на лице, стряхнул кровь с пальцев. — Это тебе дорого обойдется, паскуда!
— Угрожать вздумал, щенок?! — Я сделал вид, будто ужасно разозлился, и, дернувшись всем телом, подался вперед так, будто собирался с силой вонзить нож в горло парня, однако лишь ковырнул кончиком лезвия, слегка оцарапав кожу. — Где живет Паштет?
Мои понты — выражаясь блатным языком, — рассчитанные на лохов, сыграли свою роль. Витек попался на удочку — испугался за свою жизнь.
— В Рясном он живет, в поселке. Улица Алексеевская, дом двадцать два, — пробубнил он, изо всех сил стараясь сохранить хоть какое-то подобие достоинства. — Зачем он тебе нужен?
— А вот этот вопрос честный вор задает перед тем, как сдает своего кореша, а не после! — все еще не выходя из образа крутого уголовника, заявил я. — Ты что, братан, на киче не был, законов не знаешь?
Витек с ненавистью взглянул на меня — еще бы, я ж его честь задел, — однако послушно сказал:
— Ну, был.
— По какой статье?
— Гоп-стоп, здрасте.
Я фамильярно похлопал парня по щеке.
— Уважаемая статья! Так что о том, что здесь произошло, помалкивай, не позорь себя. А чтобы тебя не мучил вопрос, зачем мне Паштет нужен, скажу — должок за ним. Ну, пока, Кен! — С этими словами я вытер окровавленную руку о майку Вещагина, кивнул сидевшей не шелохнувшись Барби, встал с пола и отправился к выходу из квартиры, на ходу складывая нож.
После обеда, часа в четыре, я отправился в Рясное. Я слышал об этом поселке, но никогда в нем не был. Находилось Рясное за городом, и строили в нем загородные дома в основном те, кто не был убит бедностью, хотя жили и обычные граждане, получившие земельные участки еще до перестройки. «Новые» же облюбовали эти места по двум причинам: во-первых, город рядом, а во-вторых, места больно хорошие — несколько озер и много зелени.
Улица Алексеевская находилась в трех минутах ходьбы от остановки автобуса — это для тех, кто знает, где улица находится; я же потратил десять минут, прежде отыскал ее. Недлинная, неширокая, сияющая новеньким, хорошо укатанным асфальтом, она благоухала цветущей сиренью так, что кружилась голова. Дом Паштета находился в центре источающих фимиам участков. Я замедлил шаг, чтобы получше рассмотреть особняк, к которому приближался. По здешним обычаям участки не принято было огораживать глухими заборами, а лишь декоративными решетками, поэтому особняк разыскиваемого мной человека был виден как на ладони. Домик не казался шикарным на фоне возвышавшихся вокруг зданий. Обычное двухэтажное незатейливое строение мрачного вида, даже не покрашенное, а лишь оштукатуренное, что, очевидно, и придавало ему хмурый вид. И еще один нюанс наводил тоску при взгляде на обитель Паштета. Дом смотрел на улицу не фасадом, а тылом, ибо сторона здания, выходящая в неухоженный палисадник, была глухой, вход в дом находился внутри двора. Создавалось впечатление, что людям, проживающим здесь, было что прятать от взглядов честных граждан нашего города.
Я остановился у чугунной калитки и нажал на спрятанную под козырьком на столбе кнопку звонка. За сегодняшний день я уже выработал мысленно линию поведения, какой буду придерживаться при встрече с Паштетом, и, дожидаясь сейчас хозяина дома, еще раз повторил в уме то, что собирался сказать ему.
Минуту спустя, сопровождаемый негромким лаем собаки, лениво гавкавшей где-то в глубине двора, на бетонной дорожке с росшими по обеим сторонам от нее георгинами появился мужчина, одетый в спортивные штаны и футболку. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что мужик не Паштет — вернее, может, и Паштет, но он не тот человек, который мне нужен. Бежавший по переулку был патлатый брюнет, этот — коротко стриженный блондин. У парня было мускулистое тело, суровые черты лица, покрытые крупными веснушками и опять-таки светлыми волосами руки. Поганка бледная. Он неторопливо приближался, неспешно пережевывая жвачку, разглядывая мою персону изучающим взглядом, а когда подошел к калитке, длинно сплюнул тягучей слюной на куст георгинов и уставился на меня вопросительным взглядом.
Я без обиняков грубо спросил:
— Ты, что ли, Паштет?
Тон я взял верный, парня он ничуть не покоробил, так как к подобному обращению он, по-видимому, привык. Не меняя слегка презрительного выражения лица, он покачал головой.
— Нет.
Тоже хорошо, ибо остается надежда, что именно Паштет в тот памятный день бежал по переулку.
— А ты кто?
— Ну, охраняю я здесь, — неохотно откликнулся он.
— А Паштет где?
Парень с безразличным видом пожал плечами.
— Дома, наверное, где ж ему быть.
— Ну, так позови, — возмутился я, думая, что охранник надо мной издевается, просто не желая звать Паштета, который сидит сейчас на веранде и попивает чай.
Парень снова длинно сплюнул.
— Здесь дача, а дом в городе.
«Вот черт, — ругнулся я в душе. — Обманул гад Витек, дал адрес не городского, а загородного дома Паштета».
— Ну и где хата твоего хозяина? — Я поставил ногу на бетонный бордюр, к которому крепились столбики забора.
Охранник наконец-то проявил хоть какие-то эмоции, хмыкнул и насмешливо произнес:
— Слушай, я что тебе, адресное бюро? И вообще, кто ты такой?
Ясно, городской адрес Паштета этот тип ни за что добром не даст, а загонять его, как Витька, в дом и там выпытывать не получится — улица не пустынный подъезд, соседи могут увидеть и сообщить куда следует, — а потому и говорить с охранником дальше не имеет смысла.
— Во всяком случае, не фуфло, чтобы перед каждым мурлом отчитываться, — проговорил я нахраписто, откровенно давая понять, что принадлежу к более высокому, нежели охранник, сословию, которому не пристало опускаться до разговоров с быдлом. — Когда он будет на даче?
Парень место свое знал, слегка стушевался и буркнул:
— Часов в восемь заехать обещал.
— Ну, бывай, охрана, хозяину привет! — сказал я, повернулся и направился в начало улицы.
Дожидаться Паштета времени не оставалось. Часы показывали пятнадцать минут седьмого, а в семь мне нужно было встретить Оксану. Решив навестить главаря банды в другой раз, я отправился на конечную остановку и уже через сорок минут сошел на другом конце автобусного маршрута. Времени было в обрез, я поймал такси и на нем добрался до института гинекологии. Прибыл к месту рандеву как раз вовремя. Оксана, только что вышедшая из черного хода корпуса института, очень медленно шла по дорожке к воротам. В лице ни кровиночки, бедная девочка натерпелась сегодня.
Я выскочил из машины и бросился навстречу подружке. Подбежав, подхватил под руку и, бережно поддерживая Оксану, словно она была сделана их хрупкого материала и при падении могла разбиться вдребезги, повел к воротам.
— Как здорово, что ты приехал за мной, да еще на такси, — проговорила девушка слабым голосом и взглянула на меня кротким, благодарным взглядом. — А то я не в состоянии добираться до дому на общественном транспорте.
— Да какой, к черту, общественный транспорт, — пробормотал я смущенно, отчасти чувствуя вину за те страдания, что пришлось испытать девушке. — Как, все обошлось?
— О да, не беспокойся. Пойдем чуть-чуть быстрее.
Мы прибавили шагу, миновали ворота и влезли в такси.
— До гостиницы «Космос», пожалуйста, — проговорила девушка и прислонилась ко мне.
Я погладил Оксану по нежной, горевшей огнем щечке и, успокаивая, произнес:
— Не волнуйся, девочка, теперь все будет хорошо.
Болезненный вид Оксаны нашел отклик даже в зачерствевшей душе таксиста, привыкшего не особо проникаться проблемами пассажиров — ибо каждому клиенту сочувствовать никаких душевных сил не хватит, — и он тронул машину с места плавно, а поехал осторожно, словно на заднем сиденье вез не двух грешников, убивших плод своей любви, а святые мощи.
