Само собой, в одиночку там (в известности) Игорь Андреевич стоять не хотел, и минут через десять после звонка сына набрал номер жены.
Сергей как раз сдавал билет на свой рейс, когда его мобильный телефон закурлыкал «Лунную сонату». Парень недовольно поморщился, но, когда ответил на вызов, голос его стал приветливым:
– Привет, мам! Я так понимаю, папа тебе уже сказал, что я решил задержаться здесь на недельку?
– Сказал! – Голос Натальи Сергеевны, вопреки ожиданиям сына, был не возмущенно-скандальным – как это так, позвонить отцу, проигнорировав ее! – а испуганным. – Сереженька, я правильно поняла папу – ты едешь на побережье Белого моря?
– Да. Петр Никодимович любезно пригласил меня с собой на рыбалку. И не только на рыбалку, там, по его словам, чудесные места, чистый воздух, натуральная пища, и грибов с ягодами – тьма!
– Вот именно – тьма! Сынок, прошу тебя, умоляю – возвращайся! Не надо никуда ехать!
– Что за ерунда, мама? Я, если ты не забыла, еще и не отдыхал толком, а лето уже заканчивается, август за окном!
– И что с того, что не отдыхал? Ты ведь собирался в сентябре слетать в Турцию, вот и лети!
– И полечу! А сейчас хочу в северной деревне отдохнуть, молока парного попить, по лесу погулять, рыбку половить!
– Но ты никогда…
– Да-да, я никогда не любил отдых в деревне, но сейчас – совсем другое дело! В конце концов, я не обязан перед тобой отчитываться, мама! Мне, на минуточку, двадцать пять, а не пятнадцать! С кафедрой вопрос решен, деньги у меня на карточке есть, прикуплю сейчас походных вещей и поеду туда, куда захочу!
– Сереженька, не злись, пожалуйста! Ты прав, ты уже взрослый мужчина, и я всегда уважала твое право на собственное мнение, но сейчас послушай меня, умоляю! Я себе места не нахожу с тех пор, как ты улетел, мне по ночам постоянно какая-то жуть снится! Кровь, пожары, истерзанные тела, а посреди всего этого кошмара – ты! Но и не ты – лицо совершенно мертвое, неподвижное! А в руках – окровавленный кинжал! И все время за спиной у тебя виден мужской силуэт, он похож на тень, но не твою! Бред, я сама прекрасно понимаю, но этот сон приходит снова и снова, каждую ночь! И никакое снотворное не помогает! Я так радовалась, что сегодня все закончится, а ты будешь дома, и вдруг… Сынок, я на колени сейчас встала, я тебя заклинаю всем святым, что есть у тебя в душе, – не езди никуда! Возвращайся, молю! Если так уж хочется в деревню – я сама сниму для тебя самый лучший хутор в Подмосковье, и парное молочко там будет, и рыбалка, и ягоды с грибами! Только возвращайся!!!
Сергей, только что злившийся на мать, растерянно слушал бьющийся в телефонной мембране стон. Он ничего не понимал – Наталья Сергеевна, уверенная в себе женщина, всегда собранная, даже немного холодноватая, снова вела себя, как безумная клуша. Точь-в-точь как тогда, когда узнала о его поездке сюда. И сейчас: вместо властного окрика – дрожащий, переполненный слезами голос. Нет, не просто голос – плач!
Он никогда, даже в детстве, не слышал, чтобы мама плакала. Рыдала. Криком кричала…
В висках опять заворочалась пульсирующая боль, причем такая сильная, что даже в глазах потемнело. А к горлу подкатила тошнота. Сознание меркло, Сергей не то что с матерью разговаривать – он стоять уже не мог.
Хорошо, что Петр Никодимович все время находился неподалеку. Он, видимо, обратил внимание на странную реакцию своего спутника и подошел поближе. Вовремя подошел, иначе Сергей точно рухнул бы на пол.
А так – Шустов успел подхватить зашатавшегося парня, взять у него из рук телефон, усадить на ближайшую лавочку, а потом продолжить беседу с Натальей Сергеевной.
Что профессор говорил его матери, Тарский не слышал – в голове бился в истерике колокол, глумливо бамкая в виски. Все силы уходили на то, чтобы сдерживать рвущуюся на волю тошноту, а еще – не упасть в обморок, как анорексичная девица при виде булочки.
А потом в виски снова полился прохладный поток живительной энергии, прогоняя боль и тошноту. Колокол стих, и сквозь обрушившуюся ватную тишину к Сергею пробился участливый голос профессора:
– Да уж, мой юный друг, загнал ты себя! Похоже, нормального отдыха лет пять не было?
– Почему, был, – еле слышно просипел Тарский. – Я каждый год к морю летаю, в Турцию, в Эмираты, на Кипр. В Тунис иногда.
– И везде – дорогие отели, ночные дискотеки, пьянки, девочки?
– Как-то так, – криво усмехнулся парень.
– Вот то-то и оно! А надо высыпаться, свежим воздухом дышать, молодую картошечку прямо с грядки есть…
– Прямо с грядки не хочу, желательно отварить хотя бы.
– Молодец, в себя приходишь, вижу, раз шутишь. В общем, правильно я сделал, что тебя с собой позвал – даже если другое измерение в этот раз нам не покажется…
– А такое возможно?
– Разумеется! Это окно не открыто постоянно, и какого-то четкого графика открытия тоже нет. Ни с фазами луны, ни с еще какими бы то ни было природными явлениями мелькание видов чужого мира не связано. Окно открывается спонтанно, хаотично. Иногда – чуть ли не раз в месяц, а порой и год никто ничего не видит. Так что не факт, что в этот раз нам с тобой повезет. Но факт, что за эту неделю ты окрепнешь, подпитаешься свежим воздухом и натуральной пищей, отдохнешь душой и телом.
– Петр Никодимович, – Сергей смущенно отвел глаза, – я, наверное, все же не поеду.
– С чего это вдруг? Из-за того, что вероятность открытия окна ничтожно мала?
– Нет, ну что вы! Просто мама…
– А, понял-понял. – Шустов добродушно похлопал парня по плечу, но в глазах его мелькнул огонек раздражения. Впрочем, Сергей был так измотан, что различать нюансы настроения своего собеседника был не в состоянии. – Ты же у нас маменькин сынок!
– Зачем вы так… Просто я никогда раньше не видел мать в такой истерике.
– Допустим, ты и сейчас не видел.
– Не придирайтесь к словам, вы поняли, о чем я говорю.
– Извини, я все пытаюсь вернуть тебе хорошее настроение. А что касается Натальи Сергеевны…
– Вы знакомы с моей матерью?
– Имел честь только что познакомиться. Так вот, мне удалось успокоить Наталью Сергеевну, и она тебя отпустила.
– Ну да, – недоверчиво усмехнулся Сергей, – конечно! Я что, не знаю свою мать? Ее и свои-то переубедить редко могут, а уж чтобы совершенно посторонний человек, да еще по телефону, да еще в момент, когда она в истерике…
– Не веришь?
– Простите, но – нет.
– Тогда сам ей позвони. На, возьми. – Петр Никодимович протянул парню его мобильный.
Тарский, искоса поглядывая на усевшегося рядом профессора, набрал номер телефона матери.
– Да, Сережа, слушаю, – спокойный, немного холодноватый – но это как раз обычное дело – голос.
Сергей озадаченно поднял брови, а затем неуверенно проговорил:
– Так я останусь еще на недельку?
– Конечно, хоть отдохнешь немного.
– И ты не против?
– А почему я должна быть против? – Удивление, прозвучавшее в голосе матери, было совершенно искренним.
– Но ты же только что…
– Сергей, мы опаздываем! – Профессор довольно бесцеремонно отобрал мобильный у совершенно обалдевшего парня и нажал кнопку отбоя. – Иван, наверное, нас заждался уже!
– Петр Никодимович, но так же нельзя! Невежливо! Я никогда раньше не обрывал беседу с мамой вот так!
– Слушай, да ты, оказывается, действительно маменькин сынок, – пренебрежительно поморщился Шустов. – Может, и не стоит тебя с собой брать? Подгузников у меня нет и присыпки для опрелостей – тоже.
– Очень смешно! – буркнул Сергей, поднимаясь со скамейки. – Ладно, ведите, где там ваш Иван. И кстати, кто это?
– Иван Севрюков – фермер из деревни Поморье, мой давнишний знакомый. – Шустов первым вышел из здания аэровокзала и оглянулся по сторонам в поисках такси. – Я познакомился с ним совершенно случайно, когда он привез в Питер дочку на обследование в онкологический центр. Клава – та самая дочка, ей на тот момент было десять лет, не привыкшая к большому городу, выбежала на проезжую часть и угодила как раз под мою машину…
– Вы что – задавили девочку, а ее отец теперь с вами дружит?
– Сергей, – профессор насмешливо приподнял бровь, – ты, похоже, еще не совсем в себя пришел, бродишь где-то в стороне от разума. Эй, такси! – Рядом притормозил довольно потрепанный «Форд» с желтым хохолком на макушке. – К автовокзалу нас отвезите, пожалуйста. Так вот. – Удобно устроившись на заднем сиденье, Шустов повернулся к севшему рядом спутнику: – Никого я не давил, я успел вывернуть руль и только слегка задел девочку. Но она была очень слабенькая из-за болезни, поэтому потеряла сознание. Иван, конечно, с ходу полез на меня с кулаками, но разборки устраивать было некогда, я всерьез испугался за жизнь ребенка и сосредоточил все свое внимание на Клавочке.
– А-а-а, наверное, руками лечили, как меня!
– Именно так. И малышке полегчало, она открыла глаза и даже улыбнулась. Но я все же решил отвезти девочку в больницу, не дожидаясь, пока подъедет «Скорая». А потом частенько навещал ее в онкологии, и в итоге мы с Иваном стали приятелями.
