и уже покушались на третью. Большинство книг были о художниках либо о живописи: отражение его страсти к скандинавскому искусству, но у него имелась и маленькая коллекция изданий, посвященных путешествиям и кулинарии, а также небольшая полочка
деккаре [14]. Эти последние он читал исключительно для развлечения;
деккаре очень веселили его полным несоответствием реальности. Ни один автор – как он успел заметить – не имел ни малейшего отношения к сфере криминалистики, в связи с чем их описания детективной работы совершенно не напоминали, по крайней мере с точки зрения Ульфа, ту реальность, с которой ежедневно сталкивался он и его коллеги. Конечно, время от времени вдруг появлялся настоящий полицейский – или, например, адвокат по уголовным делам, – которому приходило в голову написать произведение на криминальную тему. Как правило, эти книги изобиловали деталями – и достаточно правдоподобными, но были неуклюже написаны: может, полицейским и адвокатам неплохо удавалось, соответственно, ловить преступников и отстаивать их права, но это не делало их мастерами прозы. Это были книги, которые Ульф называл про себя «а потом»: их авторы использовали эту конструкцию с щенячьим энтузиазмом.
А потом были еще поваренные книги, расставленные на полках в соответствии со странами, кухню которых они представляли. Целый ряд томов, посвященных индийской кулинарии, намекал на пристрастие Ульфа к карри – да и к специям вообще. «Кухня Кералы» имела особенно потрепанный вид, поскольку Ульф питал некоторую слабость к кокосу. Рядом стоял томик под названием «Понгал и Панниярам: кулинарные приключения в Ченнае», не столь потрепанный, но явно читанный, и не раз. Капусту и клецки Ульф недолюбливал, и поэтому восточноевропейская кухня блистала на его полках своим отсутствием.
В настоящий момент Ульф, стоя перед небольшим магазинчиком «Йенс Бокхандель» [15], располагавшимся всего в трех кварталах от отдела деликатных расследований, разглядывал выставленные в витрине книги. Издание, посвященное энергии ветра и озаглавленное «Наше невидимое будущее», покоилось на небольшом пьедестале в окружении других книг по перемене климата. «Эту книгу обязан прочесть каждый, кто пользуется электричеством», – гласила табличка под книгой, написанная от руки. Ульф поднял бровь. Он действительно пользовался электричеством и был сторонником зеленой энергетики, но неужели он был прямо-таки обязан прочесть эту книгу?
Табличка на двери книжной лавки гласила: «КОНЕЧНО, ОТКРЫТО», и Ульф вошел.
Он уже бывал в этом месте – раз или два – и, насколько он помнил, именно здесь он купил своему племяннику на день рождения атлас. Человека за стойкой он тоже узнал – он иногда встречал его в кафе напротив их конторы: как правило, тот сидел, листая газету либо погрузившись в книгу. Услышав дверной колокольчик, продавец поднял взгляд. Он изучающе посмотрел на Ульфа, явно пытаясь припомнить, где он его уже видел. Ему это удалось, и он улыбнулся.
– Что ж, добро пожаловать… – тут он сделал паузу, давая Ульфу возможность назвать свое имя.
– Варг, – сказал Ульф. – Я иногда вижу вас в кафе.
Продавец улыбнулся.
– Конечно. Вы из той конторы через дорогу. Подразделение полиции – отдел странных преступлений, так, кажется?
Ульф кивнул. Вообще-то он не планировал об этом рассказывать, но теперь скрывать это не было смысла.
– Деликатных расследований, – поправил он, – отдел деликатных расследований.
– Ах, да, конечно, – продавец поднялся со стула и протянул Ульфу руку. – Торн Аксельссон.
Ульф пожал ему руку.
– Ульф. Ульф Варг.
Торн жестом указал Ульфу на кресло, стоявшее возле прилавка, приглашая его садиться.
– Хотите, сделаю вам кофе? Он, конечно, будет не так хорош, как в нашем кафе, но… – тут он вопросительно посмотрел на Ульфа.
Тот покачал головой.
– Нет, спасибо. Приходится следить за количеством чашек в день. Оно имеет тенденцию увеличиваться.
– Очень разумно, – сказал Торн. – Кофеин – это обоюдоострый меч. С одной стороны, бодрит, с другой – нервы постоянно натянуты, – тут он немного помолчал. – Вы ищете что-то конкретное? Мы можем раздобыть вам любую книгу в двадцать четыре часа – если она издана в Швеции. С иностранными изданиями, понятное дело, будет подольше.
Ульф покосился на книги, разложенные на стоявшем рядом столике.
– Я просто не успеваю следить за новинками. Читаю рецензии, конечно, но у меня такое ощущение, что издательства штампуют их одну за другой.
– Уж мне об этом можете не рассказывать, – вздохнул Торн. – Они издают слишком много книг. А потом жалуются, когда отдельные издания у них еле расходятся. «И кто, по-вашему, тут виноват?» – спрашиваю я у них. А они только смотрят на меня в ответ ничего не понимающим взглядом. Конечно, они считают, будто это люди виноваты, что не покупают их книги.
– Люди далеко не всегда делают то, что от них хотят, – улыбнулся Ульф.
– Помните «Правду»? – спросил Торн. – Русскую газету? У них, если не ошибаюсь, был самый высокий в мире тираж. Но только потому, что люди были вынуждены читать эту самую «Правду». Больше читать было особенно и нечего, и потом, как я понимаю, осмотрительные люди всегда держали под рукой экземпляр «Правды», просто на всякий случай.
– Какие были времена, – отозвался Ульф. – Плановая экономика.
Торн выжидательно посмотрел на него.
– Вообще-то, – сказал Ульф, – я пришел сюда не за книгами: мне хотелось бы задать вам пару вопросов.
Торн замялся.
– Понятно… Что ж, не знаю, смогу ли я быть вам полезен, – он неопределенно помахал вокруг себя рукой. – Сижу здесь целыми днями, ничего не вижу. Если через дорогу начнут грабить банк, я, наверное, даже этого не замечу.
– Это не имеет отношения к тому, что вы могли заметить, – ответил Ульф. – Мне нужна информация об одном авторе.
Торн просветлел.
– Что ж, думаю, здесь я смогу вам помочь. О каком времени идет речь? Девятнадцатый век? Двадцатый?
– О современности, – сказал Ульф. – Он ваш знакомый – по крайней мере, мне так сказали.
Торн посмотрел на него с недоумением.
– Среди моих знакомых не так много писателей. Их книги, конечно, я знаю, но в литературных кругах как-то не вращаюсь. Ни сейчас, ни в прошлом.
– Нильс Персонн-Седерстрём, – сказал Ульф.
Торн рассмеялся.
– Ах, Нильс! Да, мы с ним старые знакомые. Просто, наверное, я думаю о нем скорее как о друге, чем о писателе, – тут он замолчал и сделался серьезен. – Только не говорите, что наш хулиган натворил что-то по-настоящему плохое, – он покачал головой. – У меня всегда было ощущение, что его образ жизни до добра не доведет.
Ульф заверил его, что Нильсу никакие неприятности не грозят.
– Нет-нет, Нильса мы ни в чем не обвиняем.
Торна это не убедило.
– Обвинений нет? Тогда почему вы… – не договорив, он вопросительно посмотрел на Ульфа.
– Тот факт, что
