исследований, сказал Торн. – Он пишет про… Ну, вы знаете, о чем он вообще пишет – все это знают. Мужчины, совершающие Поступки с большой буквы.
– Но я так понял, что он делал все то, о чем пишет, – ответил Ульф. – Что он слонялся по всяким злачным местам, затевал драки, ловил рыбу на Карибах и всякое такое.
Торна это позабавило.
– Да, он и в самом деле всем этим занимается. Не знаю, читали вы тот его роман, где главный герой – охотник на акул из Антигуа? Помните?
– Он там еще пьет? – переспросил Ульф. – Ловит акул и пьет?
– Да-да, этот. Ну так вот, Нильс поехал туда и жил у этого парня – охотника на акул – в его в хижине. И вот они ловили акул, пили ром – весь набор, короче. Исследование он провел очень тщательно. Но…
Ульф ждал.
– …но он и вправду так живет, понимаете? Он это все делает потому, что ему это нравится. Вот такой он человек.
Ульф снова потянулся за чашкой.
– Я недавно читал одно его интервью. Автор статьи называл его Эрнестом Хемингуэем и Норманом Мейлером в одном флаконе.
Торн улыбнулся во весь рот.
– Я тоже это читал.
– И вы согласны?
– Да, по большей части. Он и вправду занимается всякими такими вещами. Но есть и одна большая разница. Нильс – добрый. Он самый добрый человек из всех, кого я знаю.
Ульф был крайне озадачен.
– Ну, это уж…
– Нет, правда, я не шучу. Нильс – очень добрый и отзывчивый. Да он и мухи не обидит. На самом деле… – тут Торн подался вперед, как бы посвящая Ульфа в какую-то тайну, – на самом деле Нильс – вегетарианец. Ну, что вы об этом думаете?
Ульф ответил не сразу. В вегетарианстве как таковом не было ничего особенного, да это было и неважно. Просто есть люди, про которых никак не подумаешь, что они – вегетарианцы. Охотники, например, – в частности охотники на акул: кто из них на самом деле – вегетарианцы?
– Я бы никогда не догадался, зная его репутацию.
– Именно! Но он правда не ест мяса. Я специально добывал ему книги по вегетарианской кухне. Он очень изобретательный повар.
– Мне довольно сложно себе это представить.
– У меня были те же проблемы, – отозвался Торн. – Я тоже не мог себе этого представить, пока он не пригласил меня как-то раз с ним поужинать. Это было лет десять назад или около того. Он тогда только что сошелся со своей новой девушкой, Эббой. Она куда-то уехала, и вот Нильсу пришлось самому готовить себе ужин. Поколдовал немного на кухне, и результат был просто превосходный. Кускус со всякими приправами. Кажется, какое-то ливанское блюдо.
Ульф попытался представить себе Нильса Седерстрёма в фартуке, орудующего на кухне. Колдующего над кускусом. А потом он задумался: что же за отношения были у Торна и Нильса? Может, это было нечто большее, чем дружба? Если так, то здесь открывались определенные перспективы для шантажа. Нравы изменились, к счастью – но все еще попадались люди, которые не афишировали свою сексуальную ориентацию и могли даже решить держать ее в тайне. Романист с репутацией мачо мог быть как раз таким человеком. Хемингуэй не был бы Хемингуэем – по крайней мере, в глазах своих читателей – будь его частная жизнь менее гетеросексуальной. Чем больше Ульф раздумывал над этим вариантом, тем правдоподобнее он ему казался.
Он взглянул на Торна.
– Вы не против, если я вас кое о чем спрошу?
Торн развел руками.
– Давайте!
– Вам не кажется, что Нильс может быть геем?
Торн выпучил глаза.
– Нильс? Геем? Вы это что, серьезно?
Ульф почувствовал, что ему необходимо пояснить свой вопрос.
– Просто бывает, что внешний мачизм скрывает нечто совершенно другое – чувствительную натуру, например, – он немного помолчал, заметив, что Торна этот разговор ужасно забавляет. – Но, может статься, и нет. Может, не в этом случае.
– Да уж, может, и не в этом, – отозвался Торн. – И даже совершенно точно.
– Ясно, – сказал Ульф. – Понятно.
– У Нильса просто отсутствуют эти наклонности, – сказал Торн. – Не то чтобы он был против разных наклонностей, совсем нет, у него очень широкие взгляды. Просто он очень ценит женщин.
Ульф заметил, что Торн слегка замялся перед словом «женщин». Будто, подумал он, Торн хотел использовать немного другое слово, но передумал. Ульф снова покосился на книгу, на которой стояла чашка Торна: «Возвращаясь к «Лолите». Понятное дело, через руки продавца в книжной лавке проходило немало изданий, и не стоило придавать слишком много значения книгам, валявшимся у него на столе. Но тут Ульфа внезапно осенило, и кое-что стало для него понятным. Книга на столе у Торна принадлежала лично ему, потому что он поставил на нее кофе: ни один книготорговец не станет делать это с книгой, которую собирается продавать. Украшенную кофейным пятном книгу продать будет нелегко – по крайней мере, как новую.
Это значит, что Торну нравилось читать про Лолиту, что, в свою очередь, могло означать – отдаленная пока возможность, – что Нильс мог разделять с приятелем пристрастие к совсем молоденьким девушкам. Ульф принялся пристально разглядывать Торна, и тот, заметив это, слегка заерзал на своем стуле. Ульф это отметил и понял, что основания для подозрений у него есть.
И он принял решение. Он попробует надавить на Торна – легкого намека тут будет вполне достаточно. Намеки зачастую – лучший способ заставить виновного разговориться, потому что они дают простор воображению.
– А у вас с Нильсом есть… – Ульф сделал паузу, – общие интересы?
– Интересы? – переспросил Торн.
Сработало, подумал Ульф. Что-то в манере Торна подсказывало, что он очень и очень настороже.
– Да. Увлечения. Хобби, – ответил Ульф, внимательно наблюдая за Торном. А потом прибавил: – Общие склонности. Когда, например, нравятся одни и те же люди. Такое все.
Торн ничего на это не сказал. Его взгляд метнулся к книге, на которой стоял его кофе, и он слегка подвинул чашку, чтобы она закрывала название. Слишком поздно, подумал Ульф.
– Нет, – ответил Торн. – Ну, точнее – и да, и нет. Нам обоим нравятся гонки – то есть смотреть, а не участвовать. И теннис. Мы иногда видимся на «Свидиш Опен» [16]. Но в остальном… Нет, в общем-то, ничего.
– Понятно, – сказал Ульф.
Торн посмотрел на часы.
– Мне правда очень жаль, – сказал он. – Но мне пора уходить. Назначено у зубного.
– Мне жаль это слышать, – ответил Ульф. – Что, зуб болит?
– Да, – сказал Торн.
– А какой зуб? – осведомился Ульф.
Этот вопрос явно подействовал Торну на
