— А это, милочка, не мои проблемы. — Алиса не стала даже слушать. — Кто вам разрешил отпустить машину? Ничего не знаю, не было у вас такого права. Вы сама инструкцию нарушили, вот теперь сама и отвечайте. Мое дело сторона, лично я вызов приняла, больной на вашей совести. А задержку по вине врача я задокументирую, — злорадно добавила она. — Так-то, дорогуша…
От резкостей Яна воздержалась.
— Хорошо, Алиса Борисовна, пусть я виновата, но как же быть с больным? Он ведь ни при чем, как вы полагаете? Если вызов срочный, вы же можете его «скорой» передать. У них есть кардиологи…
— Не могу, — по лицу Алисы ядовитой змейкой юркнула улыбочка, — у них там свой аврал, не взыщите, доктор, — с издевкой отметила она. — Между прочим, этот вызов нам именно со «скорой» передали, обратно не получится. Так что потрудитесь, вам сам Бог велел, а то что ж вы целый день языком чесали!
Цуцко торжествовала. Будучи в своем служебном праве, Алиса Борисовна изнутри едва ли не светилась, чуть не плавилась; мстительное наслаждение от переживаемого ею административного восторга граничило, кажется, с оргазмом. «Ну и стерва! — мелькнуло у Яны в голове, — даже нет, не стерва — да она же вправду психопатка!» — брезгливо подумала она. Яне оставалось только позавидовать собственному самообладанию — или посочувствовать ему.
— Алиса Борисовна, послушайте, раз на то пошло, на базе есть Гайтенко. Я что-то не припомню, чтобы он сегодня вообще куда-то выезжал. Хорошо, допустим, с утра он патронажный, с вечера коммерческий. Пускай, но хоть он и коммерческий, — «козел» Яна опустила, — он же тоже врач! Да хотя бы в виде исключения, — двусмысленности Яна не искала, но сказала правду: врач он тоже в виде исключения, — да хотя бы в виде исключения он бы мог помочь, для разнообразия! Я ведь без машины, что же мне — пешком идти прикажете?! А аппаратура?!
Она едва не сорвалась. Да, теперь самообладанию приходилось разве что сочувствовать — так немного от него осталось. В конце концов, Яна была не психиатром…
Цуцко всё было мало.
— А Семен Семенович вас, Яна, не касается, — с готовностью окрысились Алиса. — В отличие от некоторых, в частности — от вас, он свою работу понимает. На чужой каравай не по чину заритесь. Много вас таких, шустрых, развелось. А раз такие шустрые, можно и пешочком прогуляться, между прочим, здесь недалеко. Вот, полквартала как-нибудь пройдете. — Алиса огласила содержание сигнального талона: — Пражская 11, квартира 69, больной Савенков, возраст 25, повод «плохо с сердцем». Получите, вызов ваш, как хотите, так и разбирайтесь. Прошу, — презрительно пихнув сигналку по столу, она дала понять, что разговор окончен. — Не смею вас задерживать.
Алиса тонко улыбнулась.
Яна вышла вон. Не вылетела, не хлопнула дверьми, не ретировалась — просто молча вышла. И не потому, что было нечего сказать, наоборот — наговорить она могла бы много, очень много, даже слишком много, — но зачем же дальше идиотничать?!
Случай был клинический. Дело не стоило выеденного яйца. Потому и случай был клинический, потому что дело ничего не стоило. По уму, Алису безо всяких комментариев следовало бы вынести за скобки, а вызов придержать и дождаться возвращения Калугина. Возраст пациента на девяность девять и столько же в периоде «сердце» исключал: истерия — да, невралгия — запросто, похмелье — сколько хочешь. Тошно — да, паршиво — разумеется, халява — тоже плиз, но это же не повод!
Но это — по уму, а случай был — клинический, что в полной мере относилось к Яне. Загнанное внутрь, через силу сдержанное бешенство на мгновение ударило ей в голову — только на мгновение, на какой-то миг, однако же для глупости и того хватило. Не к месту всё сошлось, и те две злополучные покойницы совсем некстати вспомнились, и даже неразношенные туфли сыграли свою роль. Раздражение требовало какого-нибудь выхода, и притом немедленно. Не по делу заведенная, что к чему и почему разбирать она не стала, а просто взяла свой чемодан и понеслась на вызов.
Не пешком, конечно, настолько здравый смысл она не растеряла. Выскочив на улицу и сразу же немного подостыв, Яна справедливо рассудила, что дурью маяться лучше комфортабельно. То есть лучше бы вообще ерундой не маяться, но раз уж начала, то резонно было воспользоваться собственной «десяткой». Отсутствие кое-какой аппаратуры больше ее не беспокоило — ничего серьезного от такого вызова ждать не приходилось.
«Десятка» завелась с полуоборота. Двигатель работал еле слышно, ровно, умиротворяюще. Местоположение нужного ей дома Яна представляла. Ехать было действительно недалеко — хоть и не полквартала, но дорога не заняла и пяти минут.
Дом был пятиэтажный, типовой, стоял он не на самой улице, а как бы во дворе, в глубине жилищного массива. Ночной пейзажик был малость мрачноват, на наружном освещении здешние коммунальщики явно экономили. Свежевырытая траншея с трубами центрального отопления, которые, как водится, с началом отопительного сезона приказали долго жить, выглядела даже жутковато. Да еще и ветер с подвывом налетел, как по законам жанра…
Нужная квартира согласно облезлому шильдику у парадной двери находилась на последнем этаже. Без лифта, разумеется, а впридачу ко всему на лестнице тьма была кромешная. Неприятная такая лестница, подарок отморозкам, вздумавшим, к примеру, растрясти врача на предмет наркотиков. Или же еще какое окаянство над доктором, а паче докторицей во мраке учинить. Всякое с коллегами случалось, и пускай лично Яну Бог пока что миловал, всё равно — неприятная ей лестница попалась. Ладно бы водитель в машине страховал…
(Экономьте электроэнергию! Помните, каждая непогашенная лампочка — лишний рубль в карман Чубайсу!)
Яна приготовила фонарик. Прежде чем войти, она внутренне вся подобралась и внутренне же вслушалась (фраза неказистая, но по сути — верно). Пусто, только тишина — ничего, кроме тишины, Яна не услышала. Тать в нощи, затаившись, может замереть и задержать дыхание, но ауру под капюшон не спрячешь, а ее Яна бы учуяла. Развитая способность на уровне ощущения определять наличие опасности стоила в подобной ситуации всех остальных навыков, благоприобретенных за годы занятий карате. Не такая уж и редкая способность, кстати говоря, тут ниндзя быть не надо, достаточно на «неотложке» потренироваться.
Интуиция ее не подвела, в подъезде никого не оказалось. В квартире, как выяснилось, тоже. Глупость разрешилась глупостью — дверь Яне не открыли. Если верить той же интуиции, никто внутри не прятался, чувствовалось — за дверью пустота. Никого и ничего — то есть ничего особо удивительного, опять-таки обычный ложный вызов. Что поделаешь, случается порой много в этой жизни извращенцев. Вон где-то с год назад на соседней «неотложке» какие-то уроды всем машинам просто так порезали колеса — и тоже…
Короче, ничего. Потрезвонив несколько минут, больше для проформы, Яна плюнула и, прихрамывая на обе потертые конечности, потащилась вниз. Не поленилась, немного отошла, убедилась, что окна этой чертовой квартиры не освещены, еще раз смачно плюнула — и с чистой совестью убралась восвояси.
Глупость разрешилась глупостью и в таком же духе завершилась. К отделению она подъехала одновременно с Калугиным. Яна любопытства ради засекла — разминулись они всего на четверть часа. Знала бы — могла бы и не ездить… впрочем, в любом случае она могла не ездить.
— Управился?
— А то! А чего ты без меня катаешься? — ревниво спросил ее Калугин.
— Алиса… — развела руками Яна; объясняться долго не пришлось — характерец старшей медсестры был хорошо известен даже шоферюгам.
— Вот ведь… баба, слово нехорошее! — прочувствованно сказанул Калугин. — Да начхала бы ты, Янка, на нее, а потом сама бы Рудасу рапорт накатала… Вызов-то хоть как? — поинтересовался он.
— А никак: что называется — покойник от осмотра уклонился, — беспечно отмахнулась Яна.
— В том смысле, что ложняк? Ну тогда тем более на… чхи!! — чихнул Калугин. — Много чести с этой сучкой лаяться. Пошла она на… чхи!! — опять чихнул Калугин. — Ладно, дело сделано, а теперь неплохо бы поспать. Чегой-то я, однако, притомился! — И Калугин заразительно зевнул.
