Гергелевич откинулся на спинку стула:
– А чего такая спешка?
– Дела.
– Да? Ну, хоть присядь!
Ефим опустился на стул рядом с хозяином дома.
Гарри Григорьевич никогда не служил в армии, не имел воинских званий, но прозвище было точным. Он был высок и строен, несмотря на возраст, а его тщательно вылепленная голова походила на голову породистой лошади. При первом взгляде на Гарри Григорьевича хотелось назвать именно Генералом. Прозвище отвечало и его служебному положению. До выхода на пенсию доктор наук Гергелевич занимал в СКБ «Экран» должность начальника отдела № 1.
Гергелевич приехал в Сибирь из подмосковья лет за десять лет до закрытия конструкторского бюро. Он уже тогда являлся доктором физико-математических наук. Говорили, что Гергелевич крупно повздорил с начальством головного Конструкторского бюро. Назначение в СКБ «Экран» являлось для него выходом из какой-то сложной карьерной ситуации. После ликвидации бюро, он в подмосковье почему-то не вернулся, так и остался в поселке. Хотя в городе Жуковском у него оставалась жена.
– Как у нас вообще дела-то? – спросил Ефим. – На философические посиделки собираетесь?
Майор намеренно употребил название «философические посиделки», как всегда называл воскресные или вечерние встречи четырех жителей поселка и примкнувшего к ним Ефима, сам Генерал. Этим майор хотел подчеркнуть: он все помнит, и по-прежнему считает себя членом их компании.
– Ну, а чего ж, собираемся, – кивнул Гергелевич. – Нас, зауральских интеллигентов хлебом не корми, дай на философические темы поспорить…
«Смотри-ка, Гергелевич себя совсем в сибиряки записал!» – отметил про себя майор.
– Кто мы, откуда мы, зачем мы? Как все устроено, да откуда взялось?.. – продолжал Гарри Григорьевич. – Академиков за бороды потаскать – это мы любим! Особенно, если они далеко, и сдачи дать не могут… Собираемся, конечно. Правда, сейчас реже…
– Почему реже?
– Да, у каждого какие-то дела появились… Тима Топталов и тот целыми днями делами занят…
«Знаем, какими делами он занят… – подумал Мимикьянов. – Проверкой объема поллитровых бутылок занимается, да чакры встречным полудуркам чистит…»
– Ты вот тоже, сколько уж не заглядывал!.. – с упреком в голосе произнес Гергелевич.
– Служба! – развел руками Ефим.
– Служба службой, а старых друзей забывать негоже! – сделал из пальца восклицательный знак Генерал.
Майор вздохнул и склонил повинную голову:
– Ну, виноват, Гарри Григорьевич, виноват!
Генерал прощающе махнул рукой:
– Да, ладно, это я так, ворчу по-стариковски!.. Что я не понимаю, что ли? Сам в этой системе сколько оттрубил! Хоть погоны и не носил, а все равно! Знаю: как начальству приспичит, тут не то, что про философию забудешь, свой собственный телефон не вспомнишь.
– Это точно! – сочувствуя самому себе, поддакнул майор.
– Ну, говори, чего пришел, да еще не надолго? Дело, какое, что ли? – принял серьезный вид Генерал.
– Да, есть дело, – кивнул прощенный майор.
– Ну! Говори, не тяни коня за я… за хвост, – как всегда вовремя поправился воспитанный Гергелевич.
– Дело, вот какое, – сказал Ефим, – скажите, Гарри Григорьевич, в минувшую пятницу, где-то около шести часов к вам Чапель Юрий Федорович не заходил?
Гергелевич почему-то сморщился, обнажив зубы-лопасти:
– Заходил, – ответил он. – Ровно в шесть.
– В шесть?
– Да. Если быть точным, в шесть ноль одну, – со скрытым самодовольством ответил Генерал.
– Откуда такая точность? – с шутливым удивлением спросил Ефим, хотя на самом деле, ему было не до шуток. – Вы ведете журнал посетителей квартиры, Гарри Григорьевич? С отметкой прибытия – убытия?
Генерал засмеялся и махнул рукой:
– Какой там журнал! Все мои журналы в далеком прошлом! Нет, Генриетта курицу в духовке запекала… С помидорами! И таймер на шесть часов поставила. Сама пошла к Ираиде за какой-то выкройкой, а меня попросила курицу из духовки вытащить, как таймер пипикнет. Я только курицу вытащил, а тут – звонок в дверь: Чапель.
– А вы что, знакомы с ним?
– Знаком, – кивнул Генерал. – Еще по Москве. Он тогда в управлении вооружений генштаба работал.
«Странно, – отметил Ефим, – но эта строчка трудовой биографии Чапеля в имеющихся материалах почему-то отсутствует».
– И он долго у вас пробыл?
– Да, нет, – наморщил лоб Гергелевич. – Не долго. Минут пятнадцать, от силы.
Майор подумал, как ловчее составить слова, и произнес:
– Гарри Григорьевич, простите за такой вопрос: а он к вам зачем приходил – просто вспомнить прошлое или с каким-нибудь делом?
Бывший конструктор обратил к сине-зеленому окну породистое лошадиное лицо, приподнял левую бровь, снова повернул голову к майору и сказал:
– Спрашивал, можно ли в домашних условиях собрать одно изделие…
– Какое изделие?
Гергелевич смял на один бок свои лошадиные губы и замолчал. Потом произнес:
– Да, неважно. Прибор один электронный.
– Это уж не ГПУ ли? – спросил Мимикьянов.
Гарри Григорьевич удивился. Его редкие брови взметнулись на лоб, а квадратные губы вытянулись в трубку.
– Ну, допустим, ГПУ, – сказал он.
– И, что же вы ему ответили?
Гарри Григорьевич взял со стола карандаш, повертел его в руках и начал рисовать на листе бумаги, под строчкой формул, солнце – кружок с отходящими от него во все стороны прямыми линиями.
– Ответил, что это не возможно, – кончив рисовать, сказал он.
– Так ли уж не возможно? – наугад спросил майор.
Генерал собрал складки на переносице.
– Ну, видишь ли, Ефим Алексеевич, в чем дело… Принцип работы ГПУ в СКБ не знал никто, за исключением главного конструктора, и еще двух человек. Но никого из них уже нет на свете. Люди, знаете ли, смертны, Ефим Алексеевич. Всем остальным сотрудникам бюро давались задания по конструированию отдельных деталей и узлов! Отдельных! Во что целое, все эти узлы и детали объединяются, никто из сотрудников «Экрана» не знал.
– А, если кто-то самостоятельно додумался до принципа работы ГПУ, а? – не отступал майор.
– Ну… – задумчиво протянул Гергелевич. – Это вряд ли… Нет, не возможно! – стукнул он ладонью по столу. – Тут нужен особый ум! Не нормальный, такой как у академика Дороша. В смысле, не обычный ум! А такие люди рождаются раз в столетие, да и то… не в каждое!
– А все-таки… – не отступал Ефим. – Можно в домашних условиях самостоятельно собрать этот пульт управления?
Генерал посмотрел в окно, подумал и медленно произнес:
– Конструкционная сложность ГПУ не так уж и велика, она примерно соответствует общему уровню развития современной техники. Но прежде чем собирать прибор, надо же знать, для чего он предназначен… А я, все-таки полагаю: обычный человек додуматься до принципа работы ГПУ не в состоянии… Нет, – решительно закончил он, мотнув головой.
Ефим обвел глазами солнечную комнату, остановился взглядом на переносице хозяина столовой и спросил:
– Ну, а вы, Гарри Григорьевич?
Они молча смотрели друг на друга.
– Что – я? – наконец, произнес Генерал.
– Вы-то принцип работы ГПУ знаете?
Гергелевич опустил взгляд.
– Нет, я тоже не знаю… – он посопел лошадиным носом, а потом негромко добавил: – Хотя, кое о чем догадываюсь… Я, все-таки, работал начальником ведущего отдела.
– О чем догадываетесь? – волчьей хваткой вцепился в старого скакуна Мимикьянов.
– О принципе работы ГПУ… – Гергелевич потер сухие ладони, будто озяб. – И скажу тебе: это такая идея… Такая идея! Ее, даже подготовленному человеку понять и принять трудно… Почти не возможно!
Ефим пальцем нарисовал на скатерти то ли вложенные один в другой концентрические круги, то ли мишень, и тихо произнес:
– И что, этот ГПУ очень опасен?
– Опасен? – переспросил Гарри Григорьевич, бросил взгляд в летнее окно и ответил: – Так опасен, что опаснее и не бывает…
Он оборвал себя на восходящей интонации, будто кто-то под столом наступил ему на ногу или даже незаметно сунул кулак под ребра.
В наполненной светом столовой будто бы повисло напряженное, полное скрытой опасной энергией, электрическое поле.
Генерал пожевал губами и, вскинув глаза на Мимикьянова, сказал:
– Ефим Алексеевич, говори прямо: ты хочешь узнать, не собрал ли я ГПУ на своей кухне?
– Хочу, – неожиданно для себя брякнул Ефим.
Гарри Григорьевич потер большой подбородок и ответил:
– Нет, я его не собирал.
В комнату ворвался перестук вагонных колес. Это по железнодорожному пути, проходящему рядом с поселком, бежал поезд.
Так-это-так-это-так-это… – выговаривали его вагоны на рельсовых стыках.
На стене перед глазами Ефима висели две фотографии.
На одной из них было снято через телескоп полное солнечное затмение. Пылающий круг звезды был закрыт черным диском луны. И вокруг этого диска сияла солнечная корона – потоки лучей, испускаемые поверхностью звезды в холодный Космос. На соседней фотографии была степь. Над ней плыли по летнему ярко-синему небу белые, полные влаги облака.
