Пожав мою руку и приложившись губами к ручке моей спутницы, датчанин изрек:
— Рад, что вы тоже здесь. Вечер этого понедельника станет ключевым моментом в истории науки.
Я недружелюбно покосился на Йенсена и спросил в упор:
— Что, придет Милева?
— Быть может, какая-нибудь Милева уже здесь, — ответил он, масляным взглядом пробежавшись по собравшимся. — Ведь в Белграде это довольно распространенное имя. Кстати, пока еще не все журналисты прибыли.
— Ты устраиваешь пресс-конференцию?
— Ну, в общем-то, я позвал некоторых местных журналистов и кое-кого из корреспондентов важнейших мировых изданий. В этот исторический вечер они сделаются провозвестниками наших идей. Вам тоже, мои любезные друзья, дозволяется распространять важную новость — начинайте хоть завтра.
Йенсен вещал, точно мессия, однако на мой вопрос о Милеве он так и не ответил. Мы до сих пор не знали, нашел ли он внучку Эйнштейна и появится ли у нас возможность хоть как-то с ней пообщаться.
Йенсен словно проник в мои мысли, выверенным движением приобнял нас с Сарой за талии и загадочно провозгласил:
— В полночь раскроется ящик Пандоры. Ничто уже не останется таким, как прежде.
— А Павел придет? — неожиданно спросил я.
Хозяин праздника недовольно воззрился на меня, как будто бы упоминание о польском физике портило все благолепие его замыслов.
— Он не входит в число приглашенных. Его механический рассудок не в состоянии постичь смысл того, что вскоре будет явлено. Скажу больше! С него станется устроить кампанию, которая пойдет нам во вред.
Сара наградила меня ядовитым взглядом. Я понял, насколько раздражало ее это употребление множественного числа. Редактор «Мистерие» явно вовлекал нас в группу посвященных.
— Прежде чем наступит великий момент, давайте предварим это событие просмотром документального фильма «Жена Эйнштейна», каковой наша ученая дама наверняка уже видела. — Йенсен подмигнул француженке. — Рассаживайтесь, пожалуйста.
Он тотчас же уверенно потащил нас на другой конец гостиной, где помещались экран и кинопроектор. Сцену довершали два ряда складных стульчиков.
Я уселся на краю второго ряда, заранее поскучнев, а Сара осталась стоять позади меня. К нам присоединились еще примерно шесть недовольных зрителей с бокалами в руках. Фильм начался.
Он шел на английском. Сначала была короткая зарисовка про Олимпийскую академию, компанию друзей Эйнштейна, которую он собрал вокруг себя в Берне, чтобы порассуждать о философии и физике. Хотя я и успел прочитать в рукописи Йосимуры об этих собраниях, меня удивила история их зарождения.
Оказывается, в 1901 году Альберт Эйнштейн в ожидании места в патентном бюро вывесил объявление: «Даю уроки математики и физики». Студент-философ по имени Морис Соливин попросился к Эйнштейну в ученики, однако до уроков дело не дошло — вероятно, у Соливина просто не было денег. Все-таки молодые люди подружились, вскоре к их компании присоединился математик Конрад Хабичт, и они основали нечто вроде клуба для обсуждения лекций Карла Пирсона, философских сочинений Дэвида Юма и даже сервантесовского «Дон Кихота». Олимпийская академия распалась, когда Хабичт и Соливин уехали из Берна в 1904-м и 1905-м соответственно.
Дальше в фильме речь пошла о событиях 1905 года, так называемого года чудес Эйнштейна. Он опубликовал в «Анналах физики» три свои статьи, которым было суждено переменить ход науки. Каждая из них давала начало новой ветви физики: теории броуновского движения, фотонной теории света и теории относительности.
То, что не поддавалось изучению в течение веков, как представляется, легко открылось никому не известному служащему из патентного бюро.
Фильм явно претендовал на прорыв в истории науки. В нем утверждалось, что Милева принимала активное участие в написании этих трех статей, подписанных двойной фамилией Эйнштейн-Марити — венгерский вариант фамилии Марич. Большинство ученых не придавали значения этому факту, поскольку в Швейцарии до сих пор принято добавлять к собственной фамилии фамилию супруги.
Содержание фильма, вкупе с тремя бокалами вина, принятыми натощак, вызвало у меня неконтролируемый приступ зевоты. Только сейчас я понял, что оказался единственным, кто досмотрел «Жену Эйнштейна» до конца. Гомон голосов вернул меня к атмосфере праздника.
За время показа документального фильма апартаменты датчанина заполнились гостями, которые охотились за официантами с целью пополнить бокалы. Я искал среди собравшихся Сару и успел заметить, что помимо белградских журналистов в гостиной появились мужчины и женщины преклонных лет, по-видимому университетские профессора. Здесь оказались также два молодых человека нордического типа, которые с недовольным видом бродили по залу с фотоаппаратом и треногой.
Как я понял, это были «ребята» Йенсена, принужденные покинуть свою плавбазу, дабы увековечить минуту славы шефа. Эти парни поднялись по лестнице и что-то прокричали Йенсену на непонятном языке.
Тогда человечек в белом костюме скрестил руки на груди и возвысил голос, чтобы все два десятка собравшихся расслышали его призыв:
— Полночь вот-вот настанет. Нам всем пора перейти на балкон, чтобы на нас снизошло откровение.
Бесплатные напитки и начавшийся кое-где флирт настроили собравшихся на игривый лад, что вовсе не соответствовало намерениям Йенсена, однако, услышав призыв, гости начали послушно подниматься по лестнице.
Я двинулся вслед за всеми, надеясь увидеть Сару на балконе, однако ее не оказалось и там. Мне в голову пришло единственное объяснение: француженка устала от происходящего и вернулась в наш номер, не предупредив меня.
Обозленный на это вторичное исчезновение, я уселся на один из стульев, расставленных вокруг импровизированного помоста. Сюда же атлетичные скандинавы доставили экран и кинопроектор.
Набираясь терпения, я поднял глаза к небу над Белградом. Освещать весь этот спектакль с непредсказуемой развязкой предстояло звездам.
Добро и зло в науке равновероятны. Судьба человечества определится тем, понесут ли в космос ракеты будущего телескопы или водородные бомбы.
Сэр Бернард Лоуэлл[29]
Помимо отсутствия Сары кое-что еще в финальной части действа пошло не так. Я отметил это, когда Йенсен поднялся на подмостки с кислой миной, и мне подумалось, что внучка Эйнштейна так и не будет явлена зрителям на фоне звездного неба.
Датчанин обвел усталым взглядом два десятка людей, сидящих вокруг помоста. За его спиной на экран проецировалась единственная надпись:
Е = mс²— Утверждая, что энергия равняется массе, помноженной на скорость света в квадрате, Эйнштейн породил самую знаменитую на свете формулу, — громко начал Йенсен. — Это было гениальное открытие: материя и энергия оказались различными вариантами одного и того же явления. Если сильно упростить эту идею, то получится, что материя способна преображаться в энергию, а энергия — в материю.
Отчетливое покашливание, донесшееся из темноты, заставило Йенсена на мгновение прервать ход повествования.
Он бросил яростный взгляд на одного из своих помощников, сидевшего в отдалении от круга слушателей, и продолжил доклад:
— В килограмме воды содержится сто одиннадцать граммов водорода. Вроде бы немного, но если нам удастся превратить их в энергию, мы устроим настоящее смертоубийство, именно потому, что данная масса умножится на триста миллионов метров, которые свет проходит за секунду, причем в квадрате.
Йенсен взял пульт дистанционного управления и вывел на экран новое изображение: литровую бутылку с водой в горизонтальном положении, а над ней следующий подсчет:
Е = mс² = 0,111 х 300 000 000 х 300 000 000 = 10 000 000 000 000 000 Дж— С помощью одного только литра воды мы могли бы вызвать взрыв мощностью в десять тысяч миллиардов джоулей. К счастью для нас, превращать материю в энергию не так-то просто. Для этого материя должна столкнуться с таким же количеством антиматерии. Подобное происходит с радиоактивными элементами. Но это уже совсем другая история.
Йенсен сделал краткую паузу, и я вмешался с вопросом:
— В чем же все-таки открытие?
Кое-кто из журналистов поглядел на меня с одобрением. По-видимому, им совсем не понравилось отказываться от выпивона ради лекции по элементарной физике. Если не будет никаких сенсаций, то не лучше ли возобновить вечеринку?
— Тень — вот в чем открытие.
Датчанин произнес эту фразу мрачным тоном. Лицо его в свете луны сделалось еще бледнее. Публика замерла в ожидающем молчании.
— Много было говорено насчет его статей девятьсот пятого года и присуждения Нобелевской премии в двадцать первом году. Это солнечная сторона Альберта Эйнштейна. Но вам ведь известно, что у каждой монеты имеется своя решка, о ней-то мы и поговорим. Учитывая, что до тысяча девятьсот пятьдесят пятого года Эйнштейн вел активную научную жизнь, зададимся вопросом: чему же он посвятил оставшиеся тридцать четыре года? Здесь мы вступаем в тень. Все мы знаем, что наш герой не только заложил основы ядерной физики, но и обратился с письмом к президенту Рузвельту, призывая его создать атомную бомбу раньше Германии и Японии. Письмо это, которое Эйнштейн позже называл величайшей ошибкой своей жизни, заставило его сохранить в полнейшей тайне последние исследования. В конце жизни Эйнштейн совершил еще одно основополагающее открытие, но предпочел его скрыть до той поры, когда человечество окажется способно использовать такие вещи во благо.
