Только по этой дурацкой майке можно было догадаться, что это тот самый человек, кто последним видел в живых Татьяну Дорофееву.
Он тяжело вздохнул и стал набирать номер Оли Синициной. Больше никто не мог опознать труп — придется просить девочку. Но, передумав, набрал перед этим номер Ларикова.
— Да, — поднял трубку его ученик довольно быстро.
— Андрей, мне нужна твоя помощь, — сказал следователь. — Приехать можешь?
— Что-нибудь серьезное?
— Найден труп человека, по всем приметам подходящего под описание убийцы Дорофеевой.
— Еду, — бросил Андрей и повесил трубку, как только записал адрес.
И только после этого раздался звонок в квартире Синициных.
* * *
— Как?!
Лицо Володи вытянулось.
— Что за Потоцкий? И почему он вас интересует?
— Так, хочется понять, какая связь между ним и вашей бабушкой. Она никогда не рассказывала о своих любовных увлечениях юности?
— Бабушка была честной женщиной! — отрезал он.
Вот осел! И что теперь, честные женщины не имеют права влюбляться? С ним даже играть скучно! Ну что мне, спрашивать его в лоб, не носил ли его дедушка когда-нибудь такую фамилию?
Парочка на лавке теперь безмятежно распивала пиво, и я подавила вздох. Лучше бы я их допрашивала, честное слово! Может быть, удалось бы совместить приятное с полезным — в случае, если бы они и меня угостили пивом…
— Послушайте, я не ставлю под сомнение порядочность вашей бабушки. Меня только интересует, не проскальзывала ли в разговорах иногда фамилия Потоцкого?
— А почему вы так этим интересуетесь? Вы нашли наследника? Может быть, вам пора уже и успокоиться?
Его глаза сузились, он смотрел на меня с такой злобой, что меня невольно передернуло.
— А как же с покушениями на вас? — спросила я.
— Это мое дело! — заорал он. — Вы же все равно меня не охраняете, я всю дорогу жизнью рискую!
На нас начали оборачиваться. Он сейчас был похож на обиженного ребеночка, а я вроде как жестокая выдра, которая этого бедняжку терроризирует.
А почему он так разозлился?
— Ладно, давайте поговорим о другом. Раз Потоцкий вас так нервирует…
— Да ничего он меня не нервирует! Если бы бабушка получила это наследство, она оставила бы его нам с Никитой, а не какому-то неведомому Потоцкому! С какой стати он вам так понадобился?
— Просто интерес к истории, — объяснила я. — Кстати, об истории… Ваш дедушка уехал в тридцать пятом году из Тарасова. Куда? Почему?
— В Грузию, а почему — я не знаю.
Он начал успокаиваться.
— Еще одно — ваша бабушка общалась с неким Потыриным Иваном Евграфовичем?
— Нет. Он был бабушкиным врагом.
— Почему?
— Не знаю!
— Как же вы так жили — под одной крышей с человеком, ничего о нем не зная?
— Так получилось.
Моя парочка, кажется, решила покинуть такое выгодное для нас всех место.
— Все-таки постарайтесь вспомнить, что говорила ваша бабушка о Потырине.
— Она ничего про него не говорила. Только что он алчный человек. И подлый.
Мне было пора срываться. Иначе я потеряю из вида и Леху, и его подругу, которая тоже могла дать бесценные сведения.
— Простите, я скоро вернусь…
Дотронувшись до его рукава и оставив его во взвинченном и удивленном состоянии, я рванула вслед за Лехой.
* * *
Оля смотрела на лежащего перед ней человека в каком-то жутком оцепенении. Все, что сейчас происходило с ней, казалось ей нереальным до такой степени, что явь приобретала зыбкие очертания ночного кошмара.
Такое знакомое лицо сейчас стало безжизненным, кровавые пятна на портрете Ди Каприо казались просто грязью, песком — чем угодно, только не…
— Это тот человек?
— Что? — Оля посмотрела на говорившего с ней. Молодой парень.
— Андрей, взгляни сюда…
— Сейчас.
Он жалостливо смотрел на растерянную Олю. Бедная девчонка, сколько же ей досталось вот таких зрелищ за последнее время.
— Да, — наконец ответила она, еле шевеля губами, пересохшими от безнадежности и отчаяния.
— Вы уверены, что видите перед собой убийцу Татьяны Витальевны Дорофеевой?
Оля встрепенулась и сказала неожиданно твердо:
— Он ее не убивал.
— Как? — не понял тот, кого назвали Андреем.
— Он не убивал Дорофееву, — повторила Оля. — Я это знаю. Я разговаривала с ним.
— Ну, мало ли что можно сказать…
— У меня нет оснований ему не верить. Он был честным человеком…
Она проглотила комок в горле. Ей было так жалко этого странного человека. Так жалко…
И в то же время обидно. Как будто он пообещал ей огромное, до небес, счастье и сбежал в неизвестном направлении.
Впрочем, нет. В известном.
Андрей посмотрел на нее внимательно, положив на ее плечо руку.
— Ладно, сейчас попробуем найти кого-нибудь, кто сможет отвезти тебя домой.
Она кивнула.
— Постойте, — вдруг вспомнила она. — Он оставил одну вещь у меня. Мне надо передать ее какому-то детективу. Кажется, Ларикову. Вы меня туда не подбросите? Он говорил, что это важно.
Андрей удивленно вытаращился на нее.
— Да и подбрасывать не надо, — усмехнулся он. — Лариков — это я.
Он даже показал ей свою лицензию, чтобы недоверие исчезло из ее глаз.
Она серьезно посмотрела ему в глаза и проговорила:
— Только это дневник. Какой-то дореволюционной барышни.
— Дневник?!
— Ну да. И я не знаю, почему этот дневник так важен. Там все про любовь и про какого-то Потоцкого… Ничего для вас интересного.
Лариков на это только усмехнулся.
* * *
Ах, какой же наивной я была, пытаясь догнать этого мерзавца!
Если бы он не обернулся, у меня все получилось бы… Но он оглянулся. Увидев меня, почему-то занервничал и рванул с такой скоростью, что я быстро поняла, что он смывается самым бессовестным образом. Все это выглядело очень комично — молодой человек улепетывает со всех ног от девицы, которая во что бы то ни стало поставила целью его догнать.
Я тем не менее почти догнала его и даже попыталась ухватить за рукав, но он сделал последнее отчаянное усилие, вырвался и на ходу впрыгнул в отходящий автобус.
— Вот гаденыш, — не сдержалась я. Однако теперь я была точно уверена, что он меня узнал и даже был готов к встрече. Правда, похоже, у него оставалась зыбкая надежда, что я-то его не узнала, но я эту надежду немилосердно разрушила этим глупым преследованием.
Решив махнуть пока на него рукой — все равно ведь достану, я упрямая особа, — я пошла назад, и тут меня ждала удача.
Газетчица все еще сидела на лавочке, угрюмо попивая пиво и глядя на меня с неодобрением.
— Привет, — сказала я, плюхаясь рядом с ней на лавку. — Чего это он так рванул от меня?
Она неопределенно пожала плечами и демонстративно вытрясла из своей банки последние капельки на ладонь.
Я поняла намек без лишних слов и молча встала. Через несколько минут я вернулась с тремя банками, от вида которых в ее глазах снова вспыхнул интерес к жизни.
— Ну? Я его чем-то напугала? — поинтересовалась я, делая небольшой глоток из своей баночки.
— А они последнее время вообще странные, — ответила девица, кося в сторону Владимира. — Баринов всегда, впрочем, был с придурью, а на Леху это вот только недавно накатило. Наверное, после случая с этой бутылкой взрывной.
— Что там за взрывная бутылка?
— Вовка попросил Леху постоять за него и куда-то сдернул, а в это время бутылка взорвалась. Хорошо, что Леха отпрыгнул. И потом они начали все запираться у Лехи в киоске и вынашивать какие-то планы по спасению от террористов. Но это они мне так объяснили, а на самом деле я один раз подслушала, как Леха Вовку обозвал дубом, они боялись мужика какого-то. В майке с «Титаником».
— А ты этого мужика видела? — спросила я, отпивая еще пива.
У моей собеседницы кончалась уже вторая банка, и, похоже, у меня опять будут непредвиденные расходы.
— Один раз. Он с Вовкой разговаривал.
— Как — разговаривал? — удивилась я. С чего бы это ему, если он собирался от нашего юного Баринова избавиться, начать вести с ним какие-то беседы? — Они мирно разговаривали или ругались?
— Сначала они даже улыбались друг другу, — вспомнила девица и многозначительно посмотрела в сторону пивного киоска. Я поняла, не дурочка, и сбегала туда еще раз, вернувшись на этот раз с четырьмя банками.
— Так вот, они поулыбались и начали потом спорить. И я даже знаю, о чем они спорили. О Вовкином дедушке.
— Как? — не поверила я своим ушам.
— Ну да. О фамилии его дедушки. Вот о чем. И вроде бы у Вовки должны быть еще какие-то родственники, которые пытаются его найти. Вот тут Вовка начал кричать. Что родственники ищут не его, а наследство. Вот кретин, правда? Кто ж по своей воле его, полудурка, посчитает «наследством»? Тоже мне Ротшильд недоделанный!