— А в деревне где-нибудь, у родственников? — заикнулась Сима.
— Может такое быть, — Щеглов пристально поглядел на Симу, — ежели в глубокой глуши и хозяйство большое, там никто не найдет.
— Деревня Плотицыно Псковской области! — отбарабанила Сима. — У нее там сестра двоюродная живет, Росомахина Татьяна.
— Проверим… — протянул капитан и отвел взгляд, — идите пока, Симона… Андреевна, я вас еще вызову.
Сима выпросила у него оправдательную бумагу для шефа и ушла.
А капитан Щеглов посоветовался с Войтенко и решил, что к начальству выходить с таким материалом еще рановато, как бы не нагорело. А поскольку завтра был у него выходной, то он решил съездить в деревню Плотицыно сам, так сказать, неофициально, благо оказался у него в этой деревне хороший знакомый.
Иван Васильевич Щеглов подъехал к ухоженному зеленому домику и остановился. За забором из такого же зеленого штакетника темнели голые ветки кустов, возле крыльца ярким пятном выделялась чудом уцелевшая растрепанная хризантема.
Капитан опустил стекло со своей стороны и посигналил.
Дверь домика открылась, на крыльце появился приземистый человек в форменных милицейских штанах и сером свитере домашней вязки. Поглядев из-под руки на гостя, он недоверчиво проговорил:
— Ты, что ли, Васильич? Правда, что ли, приехал?
Иван Васильевич Щеглов и Василий Иванович Кукушкин познакомились несколько лет назад на курсах повышения квалификации среднего командного состава тогда еще милиции. Были они чем-то похожи — оба мрачноватые, дотошные, хозяйственные. У обоих не очень ладилась карьера — не умели они вовремя подладиться к начальству. Учитывая похожие имена и отчества, шутники на курсах чего только не придумывали на их счет. Чаще всего кто-нибудь с невинным видом спрашивал, не братья ли они — а другой шутник отвечал: нет, они не братья, они просто однофамильцы. Самое безобидное их прозвище было «два капитана». Впрочем, капитаны на это ничуть не обижались.
— Конечно, я! — отозвался Щеглов. — Что, так сильно изменился, что ты меня не узнаешь?
— Ну, не то чтобы сильно…
— Так можно к тебе заехать или так и будешь меня держать на дороге?
Хозяин открыл ворота и отступил в сторону. Щеглов заехал на его участок, поставил машину на свободное место, вылез из нее и протянул руку старому приятелю:
— Ну, здорово, деревенский детектив! Как жизнь? Как здоровье? Как настроение?
— Да не жалуюсь, — отозвался хозяин и поднялся на крыльцо. — Заходи, Васильич! — проговорил он, отворяя двери. — Только ноги вытирай, а то на дворе грязно.
Щеглов зашел в сени и огляделся.
— Хорошо у тебя, Иваныч! — проговорил он с легкой завистью. — Тихо, спокойно… не то что у нас в городе. Вот уволюсь к чертям, переведусь к вам в область… возьмете?
— Мы-то возьмем, да вот ты вряд ли захочешь. Это тебе у нас только с непривычки понравилось, а если подольше поживешь — волком взвоешь! Зимой по дорогам не проехать, половина домов нежилая, печку натопишь и сидишь в тепле, а на улицу нос высунуть страшно… это сейчас такая осень теплая, вон, сирень снова в почках… самое главное — скука у нас смертная, только и приходится разбирать ссоры между соседями из-за сбежавшей курицы. Самое громкое преступление за последний год была кража двух мешков комбикорма…
Василий Иванович проницательно взглянул на городского коллегу и спросил:
— Скажи мне правду, Васильич, зачем ты приехал?
— Я же тебе сказал по телефону — рыбку половить, за грибами в лес сходить… или ты мне не рад?
— Рад-то рад, да только чувствую, что не просто так ты приехал… за грибами! Какие грибы в ноябре? Да и рыба сейчас почти не ловится… признавайся честно — какое у тебя дело?
— Ничего-то от тебя не скроешь, Василий Иваныч! — вздохнул Щеглов. — Твоя правда, есть у меня к тебе дело. У тебя ведь проживает Татьяна Алексеевна Росомахина?
— Есть такие Росомахины, — проговорил деревенский детектив, — Федор и Татьяна. А что они натворили, что ими в самом Питере заинтересовались?
— А что ты об этой самой Татьяне можешь сказать? — вместо ответа задал Щеглов новый вопрос.
— Баба как баба. — Кукушкин пожал плечами. — Хозяйство у нее в порядке… огурцы она, правда, солит не очень, соли перекладывает, а так все как у всех. Муж, Федор, мужик тихий, почти непьющий… ну, Татьяна зато очень разговорчивая, за них обоих разговаривает. Ну все-таки, что они натворили?
— Ну, Иваныч, ты же сам знаешь порядок — тайна следствия и все такое…
— Порядок-то я знаю, но и ты меня пойми — я тут за все и за всех отвечаю, если кто набедокурил — значит, я недоглядел, мне и надо разбираться… опять же, я Татьяну много лет знаю, с самого ее малолетства, и не думаю, чтобы она могла что-то учудить. Тем более в Питере — она там и не была лет пять…
— Да не беспокойся, она сама ничего не сделала, — успокоил его Щеглов. — Мне с ней просто поговорить надо, может она на одно серьезное дело свет пролить…
— Ну, если просто поговорить — так пойдем, прямо сейчас и поговорим. Они сейчас дома должны быть. — Кукушкин посмотрел на стенные часы с кукушкой, и в его взгляде промелькнула родственная теплота.
— Почему ты так в этом уверен?
— Потому, что сейчас передача по телевизору идет, это, как его… вток-шоу. «Ты мое все» называется. Про любовь и брак. Бабы наши его непременно смотрят, как с ума посходили. И Татьяна, само собой, не исключение.
— Так не стоит, наверное, ее от этой передачи отрывать, — засомневался Щеглов. — Она будет не в духе и не пойдет на контакт.
— А потом она может куда-нибудь уйти. Нет, лучше сейчас — эта передача минут через сорок заканчивается, так что пока мы дойдем, в самый раз будет.
Через полчаса два капитана подошли к дому Росомахиных.
Дом этот был побольше того, где обитал капитан Кукушкин, и выкрашен веселой оранжевой краской. На участке никого не было, и Василий Иванович сам открыл калитку, вместе с коллегой поднялся на крыльцо и постучал в дверь.
— Кого там принесло? — раздался из-за двери недовольный женский голос.
— Открой, Татьяна, это я, участковый Кукушкин! — громко проговорил Василий Иванович.
На мгновение за дверью наступила настороженная тишина, затем дверь распахнулась, и появилась женщина приятной полноты в синей вязаной кофте. На лице ее было нетерпеливое недовольство и раздражение, как будто ее оторвали от чего-то важного. Однако, оглядев гостей, женщина испуганно спросила:
— А что случилось-то, Василий Иваныч? Мой, что ли, что-то натворил? Ну, я ему покажу!
— Да нет, Татьяна, не беспокойся, Федор тут ни при чем. У нас не к нему, а к тебе дело. Вот коллега мой, Иван Васильевич, из самого Питера приехал о чем-то с тобой поговорить.
— Со мной? — видно было, что Татьяна успокоилась. — А это очень срочно?
— Ну, я долго ждал, еще немножко подожду, — вступил в разговор капитан Щеглов. — Вы пока досмотрите свою передачу. Там ведь недолго осталось?
— Минут десять, — призналась Татьяна, взглянув на часы, и тут же кинулась в дом, бросив через плечо: — А вы заходите, располагайтесь…
Два капитана вошли в дом, предварительно вытерев ноги о домотканый коврик.
В парадной комнате вовсю работал большой плазменный телевизор. На его экране несколько нанятых актеров старательно делали вид, что на глазах у зрителей устраивают свою личную жизнь. Татьяна сидела перед самым экраном, горячо сопереживая происходящему. Неподалеку от нее тихий затюканный мужчина чинил утюг. В дальнем углу комнаты девочка лет восьми играла в куклы.
Мужчина, охотно оторвавшись от своей работы, потянулся навстречу гостям:
— Здрасте, Василий Иваныч! Вы к нам по делу или просто так? Может, угоститесь чем-нибудь?
— Федор, сиди, когда тебя не спрашивают, занимайся своим делом! — прикрикнула на мужа Татьяна, не отрываясь от телевизора. — Люди не к тебе пришли, кому ты нужен! Люди со мной поговорить хотят…
— Да я что? Я ничего… — промямлил Федор и снова углубился в ремонт утюга.
Через несколько минут шоу закончилось, Татьяна оторвалась от экрана и повернулась к гостям:
— Ну, вы извините, что я вас плохо принимаю… я просто эту передачу всегда смотрю, особенно когда Шуру и Валю показывают. Очень я за их судьбу переживаю. Василий Иванович, вы с холоду рюмочку выпьете? У меня и закуска хорошая есть, огурчики своей засолки… и товарищу вашему предложите…
Она мигнула мужу, и Федор послушно, хотя и с оживлением во взоре, направился в сени.
Кукушкин выразительно взглянул на городского коллегу — не забыл ли тот, что он говорил о Татьяниных пересоленных огурцах, — и ответил за обоих:
— Извини, Татьяна, мне твои огурцы, конечно, очень нравятся, но сейчас мы при исполнении, на службе то есть. Поэтому водку пить не положено. Вот если чайку — это другое дело!
