– То есть вы опасаетесь, что не сумеете закончить картину?
– Только Питерман и верил, что у этого фильма есть будущее.
– А вы?
– Честно говоря, нет. Питерман дал мне сценарий и велел снимать, не отступая от него ни на шаг.
– А сценарий Маккензи вы не читали?
– Нет. Питерман сказал, что это куча говна.
– Вы думаете, это так?
– Пожалуй, что нет. Но не мог же я просить показать мне сценарий Маккензи, а тем паче снимать по нему, ясно понимая, что он имеет полное право подать на Питермана в суд. Вы не шибко разбираетесь в наших делах, так?
– Совсем не разбираюсь.
– Представляете, каково нам делать карьеру, если каждые шесть месяцев приходится искать новую работу.
– И найти ее – самое трудное.
– Повторюсь, такова режиссерская жизнь. И актерская. Да и у всех остальных то же самое. Сплошная нервотрепка.
– А разве невозможно через какое-то время стать богатым и знаменитым? Чтобы выбирать самому?
– Такое случается редко. Зарабатываешь кучу денег, но тратишь полторы кучи. Это же непрерывная гонка. Надо держаться на гребне волны. Чем больше денег ты зарабатываешь, тем больше приходится их тратить для поддержания образа, так что вместо того, чтобы богатеть, обычно все глубже залезаешь в долги.
На деревьях у забора о чем-то сплетничали ночные птицы.
– Полиция полагает, что вы подрались из-за женщины.
– Неужели? Наверное, так записано в наших показаниях.
– Вы выволокли его из ресторана и едва не задушили на тротуаре.
– Да, – вздохнул Коллер. – Эту сцену я вспоминаю с удовольствием.
– Роскошная, видать, была женщина.
– Хотелось бы мне познакомиться с женщиной, ради которой я смог бы задушить человека, – Коллер закурил. – Если не ошибаюсь, вы хотели бы знать, почему я душил Стива Питермана?
– Из чистого любопытства, – подтвердил Флетч. – Вас возмутил телефонный счет за разговоры, которые он вел с вашего аппарата?
Коллер отпил виски.
– Хоть маленькая, да радость. Три года тому назад я его едва не задушил. И это полностью снимает с меня подозрения в убийстве.
Флетч ждал продолжения. В темноте светился лишь кончик сигареты Коллера.
– Я поймал его на подлоге. Мне это, мягко говоря, не понравилось. Я просто рассвирепел. Питерман был не первым, отрабатывающим эту схему. Да и в дальнейшем у него найдутся последователи. Но в данном случае дело касалось и меня. Он собирал деньги на съемки фильма, который никто и не собирался снимать. Каким-то образом у него в руках оказались несколько страниц текста, называемых киносценарием. История о латиноамериканском правителе, его дочери, священнике и революционере. Короче, дерьмо. Любой, кто хоть что-то понимал в кинобизнесе, сразу бы увидел, что никакой это не сценарий, а набор ничем не связанных диалогов с многочисленными «Здравствуйте» и «До свидания». Но он подсовывал эту пакость людям, не имеющим к кино ни малейшего отношения. Вы понимаете, докторам и сапожникам, вдовам и сиротам, которые мечтали о том, чтобы заработать кучу денег на кассовом фильме и искупаться в лучах славы, ожидающей тех, кто финансировал его съемку. Их обещали пригласить на премьеру в Нью-Йорке. А также на церемонию вручения «Оскаров», которыми должны были засыпать создателей фильма. А деньги он обещал отдать из авансов, полученных от прокатчиков.
– Но не предупреждал, что ничего не отдаст, если таковых не окажется?
– Естественно, нет. Еще он говорил, что снимать фильм будут в Сальвадоре. Даже показывал договоренность с посольством. Естественно, ничего он снимать и не собирался. Мы слышали о таком способе обогащения?
– Нет.
– Полагаю, он собрал полмиллиона долларов, которые осели в его карманах, – Коллер затушил сигарету. – Я возненавидел его по двум причинам. Во-первых, это история бросала тень на весь кинобизнес. В следующий раз собирать деньги может честный человек. А из-за таких вот мошенников и ему никто не поверит. А во-вторых, он прикрывался моим именем. Говорил этим людях, что режиссером фильма будет Сай Коллер. Он, мол, ведет переговоры, которые близки к успешному завершению.
– Врал?
– Я никогда не встречался с этим сукиным сыном. Мне рассказал об этом Сонни Филдз, – Коллер зажег новую сигарету. – И однажды вечером, выпив больше, чем следовало, я случайно столкнулся с Питерманом в одном из лос-анджелесских баров, схватил за воротник пальто, выволок на улицу и врезал в челюсть. Он упал. Я уселся на него и начал душить. Мне это понравилось. Шея у него была мягкая. Совсем без мускулов. Наверное, я бы его убил, если б мне не помешали.
– Почему Питерман не подал на вас в суд?
– Почему я не засадил его в тюрьму за подлог?
– Не знаю.
– Мы пришли к взаимоприемлемому соглашению. Питерман сказал, что деньги эти нужны ему для того, чтобы в будущем снять действительно стоящий фильм. Мои перспективы к тому времени выглядели отнюдь не радужными. Требовалось позаботиться о будущем... А потому...
– Что, потому?
– Я согласился стать режиссером того стоящего фильма. А полиции мы сказали, что подрались из-за женщины.
– Вы его шантажировали.
– Мы шантажировали друг друга. В кинобизнесе это обычное дело.
– А что случилось с собранными долларами?
– Они осели в карманах Питермана. Чтобы потом обратиться в его ботинки и меха его жены.
– Когда же на горизонте всплыл фильм «Безумие летней ночи», с Мокси Муни, делами которой ведал теперь Питерман, и Джерри Литтлфордом в главных ролях...
– А Толкотт Кросс нанял Джеффри Маккензи, я позвонил Стиву Питерману.
– Вы видели сценарий?
– Нет. Но предполагал, что он не так уж и хорош.
– Почему вы хотели стать режиссером заведомо плохого фильма?
– Ну... За три года я опустился так низко, что хватался уже и за соломинку. Вы меня понимаете?
– Каким образом еще одна неудача могла помочь вашей карьере?
– Доказала бы, что меня все еще нанимают. И к тому же, за работу я получил бы столь необходимые мне деньги. Вам известно, для чего они нужны?
– В самых общих чертах.
– Подведем итог. Пока Питерман был продюсером, Коллер оставался режиссером. Питерман мертв – Коллер мертв. Отсюда вывод: ваш покорный слуга – единственный, кто не мог убить Стивена Питермана. Возможно, эта история не делает мне чести, но лучшего алиби, пожалуй, не найти.
– Флетч? – раздался голос Мокси с балкона Голубого дома. – Ты здесь?
– Да, – он подошел поближе.
– Если ты собираешься изображать Ромео, я плюну тебе на голову, – предупредила Мокси.
– Жаль, что тебя не слышат твои поклонники, – отпарировал Флетч.
– Найди, пожалуйста, Фредди. Напрасно я нагрубила ему.
– Это точно.
– А вот в твоих комментариях я не нуждаюсь, – раздраженно бросила Мокси.
После долгой паузы в трубке послышался мужской голос: «Извините, но чиф Начман говорит, что не может подойти к телефону».
– Пожалуйста, передайте ей, что звонит Флетчер.
– Флетчер? – повторил мужчина.
– Он самый.
Вновь пауза, и наконец Роз Начман взяла трубку.
– Благодарю, чиф, что выкроили для меня минутку. Вижу, вы работаете допоздна.
– Кого-то из ваших гостей замучила совесть и он сознался?
– К сожалению, преступление куда как не простое.
– Это я понимаю.
– Впрочем, есть у меня одна версия. Позволите поделиться с вами?
– Валяйте.
– У Стива Питермана наверняка была машина. Скорее всего, взятая напрокат. Он все время мотался по дороге 41.
– Полагаю, вы правы.
– Неплохо бы узнать, где она сейчас. И сбил ли он на ней человека.
– Вы говорите о жене Маккензи? – Начман сразу поняла, к чему он клонит.
– Это всего лишь предположение. Проверить его не составит труда.
– Согласна.
– Вдруг что-то да прояснится.
– Будем надеяться.
– А с пленками ничего нового?
– Ничего.
– И на съемочной площадке эксперты ничего не нашли?
– Нет.
– Это тоже результат.
– Спокойной ночи, Ирвин. Я занята.
Около стойки бара «Грязный Гарри» <«Грязный Гарри» – знаменитый фильм, главную роль в котором исполнил известный голливудский актер Клинт Иствуд.> не было не души: все посетители столпились в углу внутреннего дворика.
Флетч купил банку пива и вышел во дворик.
Странная там собралась толпа. Туристы в ярких рубашках и шортах, какие можно купить только в большом городе, с покрасневшими от солнца руками и лицам. Жители Ки-Уэст, бледные, как скандинавы. Солнечные лучи они почитали врагом номер один, и прятались от них, перебегая из дома в дом или от дома к машине. Художники всех возрастов, с яркими, схватывающими любую мелочь глазами. Ковбои, затянутые в кожу и джинсы. Шлюхи с выкрашенными волосами, в широких юбках и полупрозрачных блузах. Каждый держал в руке то ли бокал, то ли кружку с пивом. В углу сидел объект всеобщего внимания – Фредерик Муни. Он говорил, ему внимали. С седыми волосами, с щетиной на щеках, с широким лицом и большими глазами, он как никто другой напоминал святого этих мест: Эрнеста Хемингуэя. Муни был Папой, слушатели – его детьми.
