– Твои коллеги постоянно наведываются к нам и арестовывают ни в чем не повинных людей. Мы им для раскрываемости нужны. Схватят нашего брата и сажают надолго! Разве мы не люди?
– Ты мне об этом лучше не заливай, – предупредил его Василий. – Этот бред я слышу от тебя первого.
– А вот вы поговорите с нашими, – заявил Евгений. – Они вам много таких историй расскажут.
– Делать нечего, – пробормотал оперативник и пристально посмотрел на Ломова: – А ты, значит, чист?
– Как слеза, – проникновенно ответил Ломов.
– И ничто на тебе не висит? – интересовался Татаринов.
Тот замотал головой:
– Ничего!
Он начал раздражать Василия, и старший лейтенант взял его за горло, фигурально выражаясь:
– А зачем ты семью своей бывшей жены убил?
Выражение лица Евгения поразило Татаринова. Сначала на нем появилось удивление, сменившееся довольной улыбкой. После быстрой смены подобных эмоций задержанные обычно отрицают все с еще большей силой, но Ломов вдруг сказал:
– От этого отпираться не буду. Я их порешил.
Василий поднял брови. Такого ответа он не ожидал:
– Ты?
Евгений хихикнул:
– А почему ты удивляешься? Не ты ли на меня еще пару секунд назад обвинение вешал? – он поднялся и сразу посерьезнел: – Веди меня, куда надо. Все подпишу. Я это сделал!
* * *
В кабинете Татаринова запахло мочой и давно не стиранной одеждой, когда Ломов переступил через порог, и сидевший за компьютером Виталий поморщился:
– Хоть бы в море его искупали!
– Скоро он будет мыться каждый день, под нашим присмотром, – бросил старший лейтенант и положил перед Евгением бумагу и ручку: – Пиши все, с подробностями. Надеюсь, буквы ты еще помнишь?
От полицейского не ускользнуло волнение бомжа:
– Зачем писать? – он покосился на ручку. – Я же тебе русским языком сказал: я их убил. Да и не мастер я – такие вещи описывать.
– Как было, так и излагай, – буркнул Василий.
Ломов потянулся, и в кабинете запахло еще интенсивнее:
– А я ничего не помню, начальник! Отомстить я хотел своей бывшей. Лилька меня кинула, когда я в больницу попал, а между прочим, она мне в любви и верности клялась. Она жизнь мою сломала, а я решил сломать ее!
– А муж и сын ее в чем были виноваты? – спросил старший лейтенант. – Особенно ребенок… семилетний.
Евгений помрачнел и отвернулся:
– Я читал, что убийцы свидетелей не оставляют.
– Матерые убийцы, – подсказал ему Татаринов. – Но ты ведь – не такой.
– Верно. Не такой, – не стал спорить бывший офицер. – С ними разделался и больше никого и пальцем не трону.
Василий уселся напротив него:
– Значит, писать отказываешься?
– Точно так, начальник.
Старшим лейтенантом овладело раздражение. Он вызвал конвой:
– Уведите задержанного!
Когда Ломов покинул кабинет, Колесов с облегчением вздохнул:
– Да, крепко пахнет… Передашь дело в прокуратуру?
– Не знаю. А что ты по этому поводу думаешь? – поинтересовался Татаринов.
Лейтенант пожал плечами:
– А черт его знает, что думать. А если честно, сомнения меня одолевают. Ведь Леонид Кудрявцев знал, что этот тип угрожает его семье?
Василий кивнул:
– Знал.
– Тогда зачем впустил его?
– Это и для меня остается загадкой, – признался оперативник. – Впрочем, бомж мог наплести ему что-нибудь, и тот распахнул калитку. Лиля же говорит, что ее супруг никогда не воспринимал угрозы Ломова всерьез.
– И, возможно, у него на то были основания, – вставил Виталий.
– Возможно, – вздохнул Татаринов. – Только его уже об этом не спросишь, – он посмотрел на чистый лист бумаги.
– Знаешь… – начал было Колесов, но его прервал стук в дверь.
В дверном проеме показалась голова судмедэксперта Анатолия Борисовича.
– Можно, дорогие мои?
– Заходи, – пригласил его Василий. – Закончил работу с телами погибших?
– Закончил, – кивнул Анатолий Борисович. – И сейчас скажу вам такое, чего вы не ожидали услышать.
Оба подались вперед:
– Говори!
Эксперт взял с тарелки печенье и отправил в рот:
– Еще и поесть не успел.
– Ладно, не томи, – попросил Татаринов.
– Я не ошибся в характере ран, – спокойно сказал Анатолий Борисович. – Они действительно нанесены топором, и я даже знаю, каким.
Старший лейтенант побледнел:
– Неужели…
Эксперт прочел его мысли:
– Вот именно, Васенька: тем самым, корабельным, который украл Петряков.
Оперативники переглянулись.
– Ошибка исключается? – загробным голосом спросил Виталий.
– Исключается, мой дорогой.
– Это новость, – согласился Татаринов. – Но как топор попал к Ломову?
– Вероятно, он нашел его, – предположил Виталий.
Татаринов вскочил со стула:
– Надо немедленно ехать в «Муссон» и провести обыск у Евгения! Возможно, топор еще там. Для бомжа это нужная вешь, так что он вряд ли его выбросил, – он сунул руку в карман в поисках мобильного. – И надо позвонить майору Светину. Он просил держать его в курсе.
– Может, возьмем майора с собой? – предложил Виталий.
Старший лейтенант ни словом не возразил:
– Хорошая идея.
* * *
Александр Светин был сильно удивлен новостям и поэтому собрался очень быстро, попросив предоставить ему служебный «уазик». Машина с легкостью преодолела все преграды по пути к дачному домику, и вскоре коллеги уже входили в калитку. На этот раз участок не выглядел таким пустынным: женщина неопределенного возраста, с грязными темными волосами, ломала хворост для костра. Она посмотрела на гостей с полным безразличием:
– И что вам здесь надо?
– Твоя помощь – определенно, – ответил Татаринов. – Как тебя зовут?
– А вам как удобнее – по кличке или по имени? – поинтересовалась она.
– Клички только у животных бывают, – отозвался Виталий.
– Ну, тогда Надькой зовите, – представилась бомжиха. Заплывшими серыми глазами она оглядела незнакомцев и спросила: – Из милиции? Или полиции, один черт…
– А как ты угадала?
– Да за версту несет, – пояснила Надя.
Колесов усмехнулся:
– Ты, часом, не экстрасенс?
– А мы все здесь экстрасенсы, – невозмутимо отозвалась она. – Так что надо?
– Ты такого Евгения Ломова, по кличке Псих, знаешь? – Василий подошел к ней поближе. Он ожидал, что женщина начнет ломать комедию и вымогать у него деньги, но Надя серьезно сказала:
– Знаю. Это мой гражданский муж.
– Во как! – заметил Виталий.
Бомжиха смерила его выразительным взглядом и констатировала:
– Значит, в ментовке мой разлюбезный.
Татаринов не стал ходить вокруг да около:
– А где же ему еще быть, коли он двух людей порешил?
На ее коричневом от загара лице отразилось изумление:
– Женька… Порешил?! Да быть такого не может… Он и мухи не обидит!
– А его бывшая жена говорит другое, – вставил Светин.
– Сволочь его бывшая жена, – бросила женщина. – Ну, бывает, что Женька огреет меня пару раз. Так это значит – любит. А чтобы кого-то убить – никогда! Да вы у любого из нашей компании спросите…
– Спросим, – пообещал Виталий. – А теперь разреши-ка нам в дом пройти.
– Валите, – не возражала она. – Да только ничего вы там не найдете.
– У вас есть топор? – напрямик спросил старший лейтенант.
– А как же, – отозвалась Надежда. – Вещь первой необходимости.
– А где он?
– Да вот, рядышком, – и она вытащила инструмент из груды мусора.
Светин взял его в руки:
– Придется нам его забрать.
Глазки ее налились гневом.
– Какие умные… А я чем буду работать?
– А я тебе другой привез, – откликнулся майор и достал из темного полиэтиленового пакета топор. – Даже подарю. Пусть у тебя будет два топора.
Бомжиха посмотрела на него с благодарностью:
– Вот это мужик! А на водку подкинешь?
– Конечно, Надя, – Светин полез за кошельком. – Только тогда давай уговоримся: ты нам расскажешь всю правду.
– Идет, – дрожащей рукой бомжиха взяла купюры. – И что надо делать?
– Пока что сиди здесь и никуда не уходи.
– Заметано.
Офицеры отправились в дом. В комнате по-прежнему царил порядок. Видимо, сожительница Ломова боялась нарушить его. Мужчины принялись за дело, и вскоре не осталось места, где бы они не пытались разыскать орудие преступления. Оставив в покое дом, они пошли в сарай, но и здесь не нашли ничего интересного. Если у этой четы и был топор, то только тот, который хозяйка отдала полицейским. Когда коллеги обыскали все интересовавшие их помещения, они вновь окружили Надю. Та по-прежнему ломала сухие ветки, однако в ее движениях чувствовалась какая-то нервозность.
– Женька никого не убивал, – тупо повторила она и посмотрела на офицеров. – Кстати, а когда произошло убийство?
– Третьего августа, – сказал Александр.
Надежда довольно засмеялась:
– Ну, касатики, освобождайте его с чистой совестью. Не мог он третьего своих родственников порешить!