— А где Алиса?
* * *
Алина понимала — ее план не удался. Абсолютно. Он сейчас будет арестован, потом найдется какой-нибудь крючкотвор-адвокат, который сделает все, чтобы оправдать его.
Она смотрела на того, кто был ее мужем, с ненавистью. Ему удалось уйти от ее суда.
Она пыталась хоть что-нибудь придумать.
* * *
— А где Елена? — спросила я.
— В ванной, — ответила Алина, как-то странно подобравшаяся.
— Господи, надо ж ее достать оттуда, — сказала я, — она же там окончательно с ума сойдет от нашего шума.
Я внимательно проверила, достаточно ли крепки узлы, связывающие нашего героя.
— Где Алиса? — растерянно повторила Маша. — И что здесь происходит?
— Машенька, — попыталась я ее успокоить, — Алисы здесь нет. Она еще не приходила.
Этого было достаточно, чтобы Маша насмерть побледнела.
— Значит, она решила вернуться, — обреченно сказала она, — я забыла отдать ей ключи от этой квартиры… Что я за идиотка…
Она махнула рукой.
— Маша, — сказала я ей, — мы сейчас поможем Елене, потом найдем Алису, а уж потом я вам все-все объясню… Хорошо?
Судя по ее виду, ее гораздо больше бы устроило, если бы мы занялись поисками Алисы в первую очередь, а уж потом отправили спасательную экспедицию в ванную. Но она смирилась и согласилась со мной.
— Вы идите, а я послежу за ним, — сказала вдруг Алина, смотря на своего мужа странно блестящими глазами.
На секунду я засомневалась в ней. Может быть, она постарается его убить еще раз? Но револьвер был у меня. Так что я согласилась.
Скорее всего ей просто не хочется видеть Елену.
— Олег Васильевич, — попросила я, — наверно, вам придется вызвать милицию…
— Господи, — возмутился Лапин от всей души, — да зачем же? Неужели вы думаете, что после того, как мы с вами лезли на виду у всего двора по пожарной лестнице, всем своим видом показывая, что собираемся лишить мадам Полянову некоторых принадлежащих ей ценностей, они, оставив сей факт без внимания, ее уже не вызвали? Как вы плохо о наших людях думаете, Танечка! Стыдно, стыдно же, ей-Богу!
Он скорчил такую рожу, что я невольно рассмеялась.
* * *
Алиса задержалась вот почему. Сначала она заметила, что все, кто был во дворе, когда она подошла, задрали головы и с интересом пялятся вверх, что-то обсуждая. Подойдя поближе, Алиса услышала, что они даже собираются вызвать милицию.
Она тоже задрала голову и увидела, как наверху болтаются на пожарной лестнице две фигуры — одна довольно приличная молодая женщина, а ее напарником был представительный мужчина в костюме.
Алису такой нестандартный грабительский прием слегка удивил, но чего сейчас не бывает… К собственному ужасу, Алиса увидела, что тетка-грабительница влезла ни в чье-нибудь, а в ее, Алисино, окно и расположилась там довольно нахально, нимало не беспокоясь, что ее могут застукать. Дядька подтянулся за ней, и эта бессовестная тетка втянула его в квартиру, где, по Алисиным расчетам, в данный момент должна была находиться Алисина мать, которая почему-то никак на столь непростительное проникновение в ее крепость не реагировала. Зная свою маму, Алиса предположила, что той просто не было дома. Иначе она бы подняла такой крик и так бы развозмущалась, что непрошеные посетители просто свалились бы с подоконника.
Столпившиеся во дворе люди долго обсуждали, стоит ли вызывать милицию — ведь может быть, просто что-то там, в квартире, случилось, уж больно люди с виду приличные. Поняв, что надежда на спасение имущества зависит только от Алисы, она быстрым шагом пошла прямиком в ближайшее отделение милиции, поскольку девочкой была смелой и смышленой.
* * *
Вот ее-то удаляющуюся спину и увидел Лапин, успокаивающе сказав Маше:
— Вон ваша Алиса… Во дворе была, рассматривая наши неблаговидные поступки… Представляете, Танечка, какой мы с вами пример ей подали? Вы можете поручиться, что девочка, как честный пионер и бойскаут, направилась в милицию, а не полезла, вдохновленная вашим примером, в чужие окна?
Я отмахнулась. Меня ни та, ни другая перспектива не радовала. Но сейчас мне надо было выручать Елену. Тем более что за Алисой рванула Маша.
* * *
В ванную я постучала осторожно и сказала:
— Елена, это я, Татьяна. Пожалуйста, откройте…
За дверью раздались всхлипывания, потом Еленин голос спросил:
— А он… там?
— Там, — неохотно согласилась я, — но не бойтесь, он связан.
Елена еще какое-то время мне не открывала. Как будто решала, стоит ли мне верить. По-моему, она решила, что не стоит, потому что никаких движений с ее стороны к двери не последовало.
Я вернулась в комнату и попросила Лапина мне помочь.
— Что ж, — уныло ответил Лапин, — после того, как вы заставили меня проникнуть в чужую квартиру, мне уже ничего не стоит и дверь в ванную взломать… Так человек, доселе честный, и встает на склизкий путь преступности…
Я взглянула на Чернецова. Тот явно не осознавал, что попал в затруднительное положение. Он смотрел в одну точку с каменным лицом. Видимо, инстинкт самосохранения не позволял ему до конца уяснить всю безнадежность собственного положения.
Алина выглядела вполне спокойной, я решила, что ей можно доверять. Похоже, она все-таки оставила решительное намерение угробить собственного мужа.
Поэтому, относительно спокойная за их судьбы, я пошла выручать Елену. Дверь, кстати, оказалась плохонькая — даже Лапин справился с ней легко. Она распахнулась, и я увидела, что на полу, заплаканная, испуганная, растерянная, потерявшая весь свой апломб, сидит Елена, сжимающая в руках молоток.
Вид у нее был, как у жертвы маниакального психа. Глаза смотрели безнадежно, как будто мысль об освобождении из-под собственного, собой же организованного ареста казалась ей уже невозможной.
Я присела перед ней на корточки и попыталась взять из ее рук молоток — напрасно, она только еще судорожнее его сжала. Как будто все сейчас представляло для нее реальную угрозу — даже наша очаровательная пара с Лапиным.
— Лена! — тихонько позвала я ее. — Лена, все нормально. Сейчас приедет милиция. Все будет нормально, вы слышите? Отдайте, пожалуйста, ваш молоток…
Она отрицательно покачала головой.
Похоже, молоток она мне не отдаст никогда. Так, наверно, и будет с ним ходить. После этакого потрясения. Вообще Елена как-то изменилась. Она даже стала симпатичнее. Наверное, с нее слетела ее кошмарная спесь, а может, ей просто шел такой макияж. Что-то в ней появилось человеческое.
— Елена, — опять попробовала я поднять ее с пола и взять этот чертов молоток, — вам уже ничто не угрожает, вы понимаете? Я здесь. Олег Васильевич тоже здесь. Чернецов вас не тронет, Лена. Дайте, пожалуйста, молоток и вставайте. Мы сейчас выпьем валерьянки, и все будет хорошо…
Вдруг Лапин заорал так, что я подумала о валерьянке уже для самой себя. Я обернулась. Лапин, с выражением ужаса, смотрел в сторону кухни. Я вздрогнула.
Елена взглянула на Лапина и от испуга выронила молоток на пол. Я успела его подхватить и подняла Елену с пола.
Лапин нахально улыбнулся, как Чеширский кот, и ехидненько спросил:
— А что это у вас, Танечка, с нервами? Никак события последних дней так на них повлияли?
Мне захотелось ударить его этим молотком по начинающейся лысине. Но я поняла, что, если бы он не гаркнул, мы бы тут проторчали как раз до прихода милиции, которая всегда почему-то приезжает уже к раздаче орденов или выносу трупов.
Елена от перенесенного из-за громового лапинского вопля шока быстро оправилась и спросила:
— Таня? Олег Васильевич? Как вы сюда попали?
— Через окно, — честно ответил Лапин.
— Хорошо, что вы пришли, — вздохнула Елена, — хотя вам, Олег Васильевич, все-таки не мешало бы отказаться от шуток хотя бы в такой момент… Я узнала, кто был на картине, Таня, — сказала она, повернувшись ко мне, — это был Андрей Чернецов.
Я кивнула. К сожалению, я поняла это слишком поздно…
Уловить сразу странное сходство Чернецова с силуэтом на картине и мне, и Алине мешала его маска рафинированного интеллигента. Было слишком трудно, практически невозможно, заподозрить в нем угрозу для кого-либо, казалось, что он сам всего боится.
Лапин же, если и подозревал, вряд ли всерьез относился к собственным домыслам. И только перед Еленой наш господин Чернецов был таким, каким был. Он не трудился скрываться перед той, которая, по его мнению, была сделана из такого же теста. И именно она, увидев последнюю картину своего мужа, сразу угадала в силуэте Чернецова. Почувствовав это, она, может быть, впервые испугалась — слишком тяжело осознать, куда зашел твой собрат по убеждениям и куда может завести тебя твое жизненное кредо. Люди, не знающие нравственного лимита в достижении собственных целей, умирающие от зависти, жалкие в стремлении во что бы то ни стало стать круче всех на свете, — такими были они оба.
