Френци покачал головой.
— Ни в коем случае. Я беседовал с ним пополудни в тот день, когда она умерла.
— Тогда кто же еще? Не имеешь представления?
— Нет. Боюсь, что нет.
— У нее был один знакомый по имени Карло. Ты, часом, не знаешь, кто это такой?
Он подумал, потом покачал головой.
— Вроде бы нет.
— Ты когда-нибудь видел ее с мужчинами?
Он почесал щеку, неотрывно глядя на меня.
— Я видел ее с тобой.
Я замер.
— В самом деле? Где именно?
— Вы вместе выходили из кино.
— Чалмерс просил поводить ее по городу, — сказал я. — Я действительно гулял с ней раз или два. Кроме меня, ты никого не припоминаешь?
— Я видел ее однажды у Луиджи с каким-то здоровяком. Кто он — я не знаю.
— Очень здоровый, говоришь?
— Впечатляющая фигура. Сложен, как боксер-профессионал.
Мне вспомнился незваный гость на вилле. Тот тоже был здоровенный и плечи имел боксерские.
— Ты не мог бы его описать?
— Я почти уверен, что он итальянец. Лет ему двадцать пять — двадцать шесть; темноволосый, грубоватые черты лица, несколько по-животному красив, если ты понимаешь, что я имею в виду. На правой щеке у него был шрам — белая зигзагообразная отметина, вероятно, старая ножевая рана.
— И ты не имеешь представления, кто он?
— Абсолютно. Но легко узнаю, если увижу когда-нибудь снова.
— Понятно. Никаких других идей?
Он пожал плечами.
— Это даже и не идея, Эд. Этот парень был единственным, кроме тебя, с кем я ее когда-либо видел, но, можешь быть уверен, она постоянно таскалась с мужиками. Больше, увы, ничем помочь тебе не могу.
Я встал.
— Ты и так помог, — сказал я. — Теперь слушай. Успокойся, ничего не предпринимай и ничего никому не говори. Я постараюсь найти этого парня. Возможно, он как раз тот, кто нам нужен. Я буду держать тебя в курсе. Если Карлотти выйдет на тебя, у тебя железное алиби. Помни об этом и перестань тревожиться.
Френци улыбнулся.
— Да, ты прав. Я на тебя полагаюсь, Эд.
Возвращаясь к себе, я чувствовал, что потратил время не напрасно. Мне казалось, я установил причину гибели Хелен. Правда, представить ее Чалмерсу я не мог, зато у меня появился ключ к разгадке тайны: кто-то, как выразился Френци, не поддался шантажу, и Хелен умерла.
Теперь, само собой разумеется, надо было найти Карло.
Лишь часа в четыре на следующий день мне удалось связаться с моей бывшей подружкой с римской АТС.
Когда до нее дошло, что мне нужны фамилия и адрес одного абонента, она тут же заявила, что это против правил и что, оказав мне такую услугу, она рискует остаться без работы. После долгого бессмысленного разговора, от которого я чуть не сошел с ума, она наконец предложила обсудить это дело за обедом.
Я сказал, что буду ждать ее в восемь у Альфредо, и положил трубку. Я знал, что одним обедом тут не обойдешься, поэтому в качестве добавки купил ей компактную пудру за 17 тысяч лир. Пудра выглядела довольно броско, и можно было подумать, что она стоит в три раза дороже.
Я не видел девушку три года и даже не узнал, когда она вошла в ресторан Альфредо. Я подивился, как же это она могла когда-то выйти победительницей на конкурсе красоты. Три года могут наложить заметный отпечаток на формы и внешность любой итальянской женщины, если она не следит за собой, а эта девушка с тех пор, как я видел ее в последний раз, никакой диеты, очевидно, не соблюдала. Уж слишком разителен был контраст.
Были долгие отговорки, но после того, как я сунул ей пудру, она наконец согласилась узнать для меня фамилию и адрес абонента, номер которого был нацарапан на стене в гостиной Хелен.
Она обещала мне позвонить утром.
Ждать мне пришлось до половины двенадцатого. К тому времени я готов был задушить ее.
В ее голосе зазвучала язвительная нотка, когда она сообщила мне, что абонент — женщина.
— Ладно, женщина так женщина, — сказал я. — И не надо заводиться. Одно из двух — либо абонент мужчина, либо женщина, так ведь? Ты же не думала, что это окажется собака, верно?
— Не кричи на меня, — огрызнулась она. — Я вовсе не обязана давать тебе эти сведения.
Я мысленно сосчитал до пяти, прежде чем смог довериться собственному голосу, потом сказал:
— Слушай, давай не будем, а? Это строго по делу. Сколько раз тебе говорить?
Она сказала, что интересующая меня дама проживает на вилле Палестра, бульвар Паоло Веронезе, и зовут ее Майра Сетти.
Я записал фамилию и адрес.
— Большущее спасибо, — сказал я, разглядывая запись в блокноте. — Сетти? С-е-т-т-и? Так?
Она подтвердила.
И тут до меня дошло.
Сетти!
Я вспомнил, что нью-йоркская полиция считала убийцей Менотти Фрэнка Сетти, гангстера, соперничавшего с Менотти. Неужели Майра Сетти его родственница — жена, сестра или даже дочь? Неужто есть какая-то связь между этой женщиной, убийством Менотти, Фрэнком Сетти и Хелен?
Тут я осознал, что моя бывшая подружка что-то говорит. Ее высокий голос бился мне в ухо, но мне уже было не до нее.
Я опустил трубку, сердце стучало от возбуждения. Сетти!
Может, это и есть ключик, который я ищу! Я вспомнил слова Максуэлла, будто Хелен была замешана в убийстве Менотти и именно поэтому она приехала в Рим.
Если Сетти действительно организовал это убийство…
Я решил, что неплохо бы взглянуть на виллу Палестра своими глазами.
Зазвонил телефон. Вероятно, моей бывшей подружке хотелось знать, почему это я бросил трубку, но я не стал ее снимать.
Следующие два часа я провел в трудах.
Я знал, что Чалмерс уже должен быть в Нью-Йорке, в своем офисе, и ждать вестей от меня. За этот день я должен как-то ухитриться подготовить для него доклад.
Я позвонил в Международное сыскное агентство и попросил их прислать своего лучшего сотрудника. Они сказали, что пришлют синьора Сарти. Затем я позвонил Джиму Мэттьюсу из Ассошиэйтед Пресс. Джим работал в Риме 15 лет и знал тут все ходы и выходы. Я сказал ему, что хочу встретиться и поговорить, если он свободен.
— Для тебя, Эд, я всегда свободен, — ответил он. — Что если ты пригласишь меня на шикарный ланч? Вот и потолкуем.
Я взглянул на часы. Было за полдень.
— В час тридцать буду ждать тебя в баре «Гарри», — сказал я.
— Отлично. До встречи.
Я набросал кое-что в блокноте, раздумывая, как много можно рассказать Чалмерсу. Из головы не шло предупреждение его жены — как бы не навредить самому себе. Мои размышления прервал звонок в дверь.
Открыв ее, я увидел маленького и толстого пожилого итальянца в потрепанном сером костюме. Он отрекомендовался: Бруно Сарти из агентства.
С первого взгляда Бруно Сарти не производил особого впечатления. В то утро он не побрился, рубаха у него была грязная, а под правым глазом вскочил чирей. От Сарти разило чесноком, которым тут же провонял весь дом.
Я пригласил его войти. Он снял потрепанную велюровую шляпу, обнажив лысеющую, покрытую перхотью голову.
Сел он на самый краешек стула с прямой спинкой, а я прошел к открытому окну и устроился на подоконнике. Я чувствовал, что мне не хватает свежего воздуха.
— Мне нужна кое-какая информация, причем нужна быстро, — заговорил я. — Расходы не имеют значения. Буду рад, если ваше агентство поставит на эту работу столько людей, сколько сочтет возможным.
Черные, налитые кровью глаза чуть расширились, зубы обнажились (он, очевидно, полагал, что улыбается), и я увидел несколько золотых коронок. Мне эта улыбка показалась больше похожей на спазм на лице человека, у которого вдруг свело живот.
— Дело строго конфиденциальное, — продолжал я. — Могу вам сообщить, что полиция тоже им занимается, и вам придется действовать очень осторожно, чтобы не наступать ей на пятки.
«Улыбка» исчезла, глаза снова сузились.
— С полицией мы в наилучших отношениях, — сказал он. — И никогда не досаждаем ей.
— Этого вам делать не придется, — заверил я его. — Вот что мне от вас нужно. Я хочу, чтобы вы узнали, с кем путалась одна молодая американка, жившая в Риме последние четырнадцать недель. Ее имя Хелен Чалмерс. Я могу дать вам ее фотографии. Она прожила четыре дня в «Эксцельсиоре», затем сняла квартиру. — Я протянул ему пяток фотографий, присланных по моей просьбе Джиной, а также адрес квартиры Хелен. — У нее было несколько приятелей, и мне нужны их фамилии и адреса. Я также хочу знать, чем она занималась, пока жила в Риме.
— Кажется, с этой синьориной произошел несчастный случай в Сорренто? — спросил Сарти, глядя на меня. — Она дочь синьора Шервена Чалмерса, американского газетного магната?
При всей своей непритязательной внешности он, но крайней мере, следил за новостями.
