Теперь, прокручивая разговор в голове, Андрею он нравился все меньше и меньше. Слишком сухо говорила с ним женщина. Ни капельки живого интереса, никакого волнения, хотя речь шла о ее дочери. Казалось, она сделала ему одолжение, что согласилась встретиться и выслушать. Ни странно ли? Один из учителей звонит ей, говоря, что хочет поговорить о ее дочери, а женщина абсолютно равнодушна?
Любопытно, сколько ей лет? Про Яну Андрей ничего не знает, в смысле, есть ли у нее брат или сестра, младшая она в семье или старшая. Ее матери самое малое тридцать шесть-тридцать семь. Максимум, конечно, может оказаться каким угодно. Хотя, судя по голосу, ей вообще не больше тридцати.
На пятом этаже Андрей вышел, поколебался, но, понимая, что глупо давать задний ход после телефонной договоренности, позвонил в дверь.
Женщина, открывшая ему, даже не взглянула на гостя. Сразу повернулась к нему спиной, предложив самому пройти на кухню. Сослалась, что курит только в кухне у открытой форточки. И потому Андрей ее сразу не рассмотрел. Неловко вошел в прихожую, расшнуровал туфли, осторожно прошел в кухню.
Женщина стояла к нему спиной, курила, выпуская струйки дыма в форточку. На ней был яркий голубой халат, прикрывавший ноги до середины голени. На ногах — тапочки в виде собачьих мордашек.
Она оглянулась, будто убеждаясь, что он рядом, и лишь затем повернулась к нему.
— Я вас слушаю.
Она действительно оказалась молодой. Как Андрей и думал: не больше тридцати шести-тридцати семи, хотя визуально она выглядела года на четыре моложе. При определенных обстоятельствах Андрей сам мог бы подойти к ней познакомиться. От этой мысли он смутился. Чтобы скрыть смущение, он оглянулся и пробормотал:
— Яна дома?
— Нет, Яночка сейчас у репетитора.
Несмотря на то, что они не были похожи внешне, у этой женщины с дочерью оказалось много общего. Может, потому что обе эффектны внешне? Обе выглядят аристократично и самоуверенно? Наверное, так. Во всяком случае, Андрей сомневался, что среди матерей его учениц нашлась хотя бы одна такая видная дама.
— Извините, конечно, если что, вы не скажите… отца Яны… Вашего мужа тоже нет?
Она последний раз затянулась и щелчком выбросила окурок в форточку.
— Его присутствие обязательно?
Андрей неловко пожал плечами.
— Нет, но…
— С отцом Яны я в разводе. Он здесь не живет.
— Извините.
— С нами живет другой мужчина, но его сейчас нет, мы с вами одни в квартире. Если даже он и придет, это ничего не изменит. У нас договоренность: в дела дочери он не лезет, я сама ею занимаюсь.
Вот, значит, как? Одним словом — говорить ты будешь только со мной.
— Понятно, — пробормотал Андрей.
Начало неважное, но что поделать?
— Позвольте в свою очередь поинтересоваться.
— Да, пожалуйста.
— Вы какой, говорите, предмет у Яны преподаете?
— История и география.
Она на пару секунд о чем-то задумалась, словно решала, насколько важны эти предметы в учебе. И это тоже Андрею не понравилось. Будто она просчитывала, какие будут у дочери минусы, если ситуация с учителем действительно неважная, и поправить ее нельзя.
— Хорошо, — сказала она. — Так о чем вы хотели поговорить?
Андрей непроизвольно прочистил горло, прежде чем заговорить, хотя эта привычка ему совершенно не нравилась.
— Понимаете… — он вдруг осознал, что женщина не представилась, и он не знает, как к ней обращаться. — Извините, не знаю вашего имени.
— Евгения.
— Гм. Андрей, — он чуть было не добавил отчество, но вовремя сдержался: она ведь на десять лет старше его. — Понимаете, Евгения, в первую очередь я хочу сказать, что ваша дочь очень способная ученица, очень способная.
— Да, я знаю. Яночка — умная девочка.
Андрей с трудом удержался от рефлекторного желания поморщиться. Женщина смотрела на него.
— Насколько я знаю, она способная ученица не только по моему предмету. В общем, учиться она хорошо.
— Так в чем же проблема? — удивилась женщина.
Какой веский вопрос!
— Речь идет не об учебе. С учебой у вашей дочери проблем нет. Но… Я хотел бы… Я не хочу, чтобы у вас сложилось неправильное мнение, она, конечно, девочка хорошая, но изредка у нас с ней возникают трудности в поведении. Я не спрашивал у своих коллег, что там происходит на их уроках, понимаете, не хочу лишних разговоров. Не хочу, чтобы дошло до директора, она у нас женщина несколько резкая. Словом, не хочу добавлять проблем вашей дочери, Евгения. Но на моих уроках Яна… изредка ведет себя… слишком неординарно.
— В смысле?
Пока он говорил, мать Яны никак не изменилась в лице. То же безразличие. И смотрела она на него так, как будто он был подростком с их двора, жалующимся, что Яна не отвечает ему взаимностью.
— Понимаете, она не то чтобы грубит, но… слишком часто норовит устроить со мной дискуссию. Иногда получаются настоящие перепалки. То ее не устраивает, что я их не отпускаю раньше времени и рассказываю о какой-нибудь внепрограммной теме. То ей не нравится, какую я поставил оценку ее однокласснику. Ненароком выходит, что ваша дочь мешает проводить урок. Мне кажется, что это право учителя, решать, что и когда говорить.
— Укажите ей на ее неточности. Вы же ее учитель.
Неточности! Господи, подумал Андрей, твоя дочь — взрослый человек, и все прекрасно понимает.
— Бесполезно, Евгения, — он развел руками. — Я пытался решить все тихо-мирно. Но не получилось. Яна говорит мне два слова, если я скажу ей одно, и так далее. Иногда мне кажется, что она специально провоцирует меня. Чтобы я, например, отвел ее к директору.
— Чушь! — Евгения передернула плечами. — Яночка — культурная девочка. Вести себя она умеет. Особенно с теми, кто ее намного старше.
Андрей нахмурился.
— Я не говорю, что она не умеет себя вести, но на моих уроках она слишком часто неадекватно реагирует на мои действия. Это мешает проведению занятий, понимаете?
— Не знаю, что вы под этим словом понимаете, только Яночка — очень ранимый, чувствительный человек. Ее, конечно, беспокоит ситуация с ее одноклассниками, вот она и считает нужным вступиться за кого-нибудь из них.
— Проблемы возникают не только из-за беспокойства за своих одноклассников. Бывает, она прерывает меня без всякой причины. Или не желает подчиняться, если я что-то требую от нее.
Евгения вытащила из пачки сигарету. Закурила, на этот раз не подходя к форточке.
— Мне кажется, сейчас ученикам предоставляют больше свободы, чем раньше. Позволяют им спорить с учителем, вступать в дискуссии. Не сидеть же им неподвижно, как роботам?
Андрей сжал зубы, но на удивление быстро заставил себя расслабиться.
— Конечно, конечно, общение и споры — это нужно и хорошо. Только со стороны Яны это выходит за рамки. И потому я хотел, чтобы вы повлияли на свою дочь. Попросили ее… попросили… с уважением относиться к работе учителя. Ведь я не могу спорить с каждым, что-то доказывать. Когда же преподавать новый материал?
Евгения затянулась так, что от сигареты почти ничего не осталось.
— Мне кажется, я знаю свою дочь лучше, чем кто-то из учителей. Как вы считаете?
Андрей против воли кивнул, хотя ему вдруг захотелось задать встречный вопрос: откуда у нее такая уверенность?
— И я скажу вам, что Яночка — хорошая девочка. Если что-то и делает не так, то лишь от избытка своей чувствительности и стремлению сделать все, как можно лучше. Если у вас с ней не сложились отношения… — она пожала плечами, встала и выбросила окурок в форточку. — Это не повод говорить, что она не умеет себя вести.
Ладони Андрея сжались в кулаки. Он выдержал паузу, прежде чем заговорить. Только не сорваться. Иначе тогда он останется во всем виноватым.
Не говори, что она тебе предлагала себя, посоветовал Руслан. Не говори, что она называла тебя по имени. Не говори. Все равно не поверят, только против себя настроишь.
Андрей почувствовал, как начинают трястись руки. Похоже, этой дамочке действительно нельзя говорить всю правду. Она заранее настроилась на то, что ее дочь — самая что ни на есть умница, и все претензии к ней со стороны учителей — не иначе, как злые наговоры. Попривыкли, чтобы дети сидели, как послушные олухи, и любое их слово против вызывает недовольство. Такая мамочка, чего доброго, побежит в школу к директору, жаловаться, что молодой учитель, пользуясь тем, что ее Яночка — ребенок, по сути, распускает о ней гнусные слухи. И на фоне недавнего разговора Андрея с директором, еще неизвестно, кому поверят больше.
— Я не понимаю, — пробормотал Андрей. — Вы мне не верите? Хотите сказать, что я придираюсь к вашей дочери, и даже к вам пришел, чтобы на нее пожаловаться? Вы это хотите сказать?
Она молчала. Наверное, не меньше минуты. Андрей немного успокоился, и ему даже стало интересно, что же она на это ответит.
