2
На столе перед Натаниэлем Розовски лежал большой лист бумаги, расчерченный на несколько квадратов. Часть квадратов была заполнена аккуратно написанными словами. Квадраты были соединены стрелками, возле некоторых красовались жирно подчеркнутые вопросительные и восклицательные знаки. Алекс Маркин некоторое время с интересом изучал макушку шефа, покрытую редеющими курчавыми волосами, перегнувшись через стол, заглянул в расчерченный листок и вежливо спросил:
— Это каббала? Или решаешь кроссворд?
— В самую точку, — буркнул Натаниэль, не поднимая головы. — Решаю кроссворд.
— Я тебе не мешаю?
— Нисколько. Если хочешь, можешь даже помочь. Вот, например: слово из неопределенного числа букв, обозначающее непорядочное, мягко говоря, отношение клиента к частному детективу. Знаешь?
Маркин подумал и ответил:
— Свинство.
— Мягко. Слишком мягко, — заявил Розовски. — Есть какие-нибудь синонимы? Только покруче.
— Сколько угодно, — сказал Алекс. — Но, в основном, нецензурные.
— Замечательно. Перечисляй. В алфавитном порядке.
Маркин перечислил. На восьмом или девятом, особо закрученном слове, Розовски, наконец, оторвался от своего занятия и с неподдельным восхищением посмотрел на своего помощника.
— Ну, ты даешь, Алекс! — сказал он. — Ты просто зарываешь свой филологический талант в землю.
Алекс рассмеялся. Розовски вздохнул и спросил, вновь возвращаясь к своему занятию:
— Что у тебя на сегодня запланировано?
— Да так, рутина.
— А точнее?
— Отчеты по делам. Хочешь послушать?
— Да, пожалуй… Между прочим, хорошо выглядишь, — сообщил Натаниэль своему помощнику. — Выходные идут тебе на пользу.
Алекс хмыкнул. Он, действительно, выглядел посвежевшим и даже поправившимся — в отличие от традиционно небритого и осунувшегося шефа.
— У меня к тебе еще одно поручение, — сказал Натаниэль. — Выбери, пожалуйста, время и завези вот эту папку в «Байт ле-Ам», — он указал на переплетенную в темный пластик папку.
— Сегодня?
— Вообще-то, надо было вчера. Даже позавчера. Даже неделю назад.
— Хорошо, а что в папке?
— Документы, — ответил Розовски. — Документы по делу Розенфельда. В «Байт ле-Ам» есть один парень, Амос. Ему и отдашь. Внутренняя детективная служба.
Алекс кивнул.
— Ладно, докладывай, — Натаниэль отложил ручку и с удовольствием потянулся. — Ч-черт, хорошо бы сейчас махнуть куда-нибудь денька на два, верно?
— Верно, — Маркин улыбнулся. — Например, в Эйлат.
— Хотя бы… Так что там у тебя сегодня?
Маркин принялся было отчитываться по последним делам, но вскоре замолчал, несколько смущенный рассеянно-отрешенным взглядом шефа.
— Что? — словно очнувшись, Розовски посмотрел на Алекса с легким недоумением. — Почему ты замолчал?
— По-моему, ты меня не слушаешь, — ответил Алекс.
— С чего ты взял? — Натаниэль пожал плечами. — Я слушаю тебя очень внимательно. Значит, говоришь, парень действительно шляется по борделям, но вовсе не за тем, о чем думает его мамаша?
— Именно, — Маркин кивнул. — Только не по борделям, а по борделю. Одному.
— Ясно… И что же мы должны ей сообщить, по-твоему?
— А это уже твое дело, — Алекс развел руками. — Я свое сделал. Вот видеокассета, вот письменный отчет, — он положил названные предметы на стол, перед Натаниэлем.
— Здорово… — Розовски вздохнул. — Позвонить мамаше и сообщить: «Так и так, мадам, ваш мальчик действительно навещает проституток, но не для того, чтобы оставлять у них деньги, а совсем наоборот». Иными словами, сутенерствует парень потихоньку… — он полистал отчет, с видимой досадой отбросил его в сторону, буркнув при этом: «Сукин сын».
Маркин деликатно помолчал, потом спросил:
— Я могу идти? Мне еще два дела надо закончить. Наследство от нашего Габи.
— Габи… — повторил Розовски задумчиво. — Габи… — он что-то вписал в один из квадратов на листе. — Ты иди, иди, спасибо, Алекс, — рассеянно сказал он. — Занимайся.
Алекс поднялся. Видно было, что ему очень хочется спросить о чем-то у шефа, но решился он уже стоя у двери:
— Ты не хочешь сказать, чем занимаешься?
Розовски неопределенно промычал что-то, но потом сжалился:
— Ладно, можешь посмотреть, — Натаниэль подтолкнул лист к нему.
— «Розенфельд»… «Галина»… «Спросить Габи»… Вопросы, требующие немедленного ответа… — прочитал Алекс и недоуменно воззрился на Розовски. — Что это?
— Схема расследования, — коротко ответил Натаниэль.
— Расследования? Мы что — продолжаем заниматься делом Ари Розенфельда?
Розовски промолчал.
Алекс покачал головой.
— Я так полагаю, — сказал он, — что две недели назад нас вежливо попросили закруглиться. И даже оплатили наши старания. Я не прав?
— Прав, прав, — проворчал Розовски.
— Так что же?
Натаниэль пожал плечами.
— Сам не знаю, — ответил он неохотно. — Что-то меня в этом деле зацепило. И мне не хочется оставлять некоторые вопросы без ответов. Понимаешь?
— Например?
— Например… — Розовски кряхтя вылез из кресла, подошел к окну, приспустил жалюзи: — Жарко сегодня, верно?
— Не жарче обычного.
— В холодильнике есть что-нибудь? — спросил Натаниэль.
— Не знаю, сейчас посмотрю, — Офра выпросила у Натаниэля выходной, и сегодня Алексу приходилось, помимо прочего, выполнять обязанности секретаря. Он вышел в приемную и тут же вернулся с двумя запотевшими банками колы. — Устроит?
— Вполне. Так вот, — Розовски с громким хлопком распечатал банку, сделал глоток. — Я помню, что фамилия «Розенфельд» звучала в нашем офисе. Повторяю это еще раз. Что это значит?
— Либо он сам был клиентом, либо кто-то из клиентов упоминал о нем, — ответил Алекс. — Но это может быть никак не связано с обстоятельствами его гибели.
— Согласен, и тем не менее… Я хочу успокоить собственную память, — упрямо сказал Розовски. — Я хочу доказать самому себе, что, во-первых, я не склеротик, а во-вторых — не страдаю галлюцинациями. Поэтому я хочу провести, если можно так выразиться, внутреннее расследование. Ты как — не возражаешь?
Алекс открыл было рот, но в это время раздалась трель телефонного звонка.
— Минутку… — бросил Натаниэль, снимая трубку. — Алло, я слушаю. Ронен?… — Розовски мельком глянул на Алекса, кивком указал на дверь. Маркин вышел из кабинета. — Привет, Ронен, как дела? Что-нибудь прояснилось?
— Эксперты выражают сомнение в том, что Ари Розенфельд убит из собственного револьвера, — мрачно сообщил инспектор. — Как тебе это нравится?
— А-а… — Розовски вздохнул. — Я никогда особо не доверял экспертам, ты же помнишь. Они создают иллюзию достоверности и точности. А на самом деле, эксперты, прежде всего — люди. То есть, вполне могут ошибаться. На них ведь тоже оказывают влияние субъективные факторы. Настроение. Состояние желудка в момент проведения экспертизы. И так далее. Не стоит расстраиваться по этому поводу.
Инспектор Алон некоторое время осмысливал слова Натаниэля, потом спросил:
— У тебя проблемы?
— У меня? — Розовски сделал удивленное лицо, словно инспектор мог его видеть. Правая его рука продолжала чертить каракули на листе бумаги. — С чего ты взял?
— Что я — не помню твоих привычек? Если у тебя что-то не получалось, ты ударялся в философствование.
— Серьезно? — теперь Натаниэль удивился по-настоящему. — Вот не замечал. Спасибо, что сообщил. Так что там с экспертизой?
— Пуля сильно деформировалась от удара в стену, — продолжил Алон. — Поэтому…
— Револьвер Левински? — лениво спросил Натаниэль.
— Ты догадался? Или предполагал что-то подобное?
— Ничего я не предполагал, — ответил Натаниэль. — Просто это логично…
— Тебя это, как будто, не очень заинтересовало? — в голосе инспектора Алона слышалось неприкрытое разочарование. — А я-то надеялся…
— Очень, Ронен, очень. Только, видишь ли, — Розовски замялся, — видишь ли, я… В общем, у меня это дело забрали.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что моим клиентам нужно было не расследование, а подбор доказательств вполне определенной версии. А убийство Галины Соколовой подвело черту под этим плодом их изобретательного ума. Собственно, ты так и сказал тогда, в гостинице.
— Ну-ну, — сказал инспектор. — Выходит, плакали твои денежки?
— Выходит. Какие уж тут деньги.
Ронен Алон немного помолчал.
— А ты как? — осторожно спросил он. Розовски не услышал в его голосе злорадных ноток, и был этим приятно удивлен. — Успел что-нибудь накопать? Или нет?
— Д-да как тебе сказать… — нехотя произнес Натаниэль. — И да, и нет. Просто у меня появилось невероятное количество недоуменных вопросов. И, должен тебе признаться, это очень неприятное чувство — остаться с кучей вопросов, на которые, возможно уже никогда не удастся найти ответы. Понимаешь?
