Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

Медведь и вправду был одноглазый. Маша взяла Афиногена под руку и увела в зал.

– С прислугой пререкаются только хамы, – объяснила она Афиногену. – Кто вы внутри – этого я не знаю, но снаружи вы вполне порядочный человек. Так вот, извольте соответствовать!

– Слушаюсь, – поклонился Афиноген, изящно подвигая Маше стул.

Подлетел накрахмаленный официант:

– Столик не обслуживается.

– А какой обслуживается? – Афиноген надменно посмотрел на официанта.

– Не могу знать, – с затаенной насмешкой сказал официант.

– Ах, не можешь знать… – с неожиданно нагловатыми интонациями протянул Афиноген. – А если я тебя, мерзавца, в бараний рог сверну? Пшел, болван!

Мария удивленно раскрыла глаза – она никак не ожидала от Афиногена такой прыти.

– Прощенья просим, – забормотал официант. – Мы вас, того-с, не знаем, новенькие-с вы… Сей же секунд все будет в лучшем виде! Чего изволите?

– Значит так, – сказал Афиноген. – Претаньер, беф-бе-шамель, равиоли, попьеты, кавказское номер двадцать три… Не возражаешь ты, дорогая?

– Нет… дорогой, – запинаясь, произнесла Мария.

Официант сделался зеленым.

– Ваше высокоблагородие, – сказал он с тоской. – Революция была, вы верно изволили забыть? Нет этого ничего. В помине нет!

– Лангет де беф?

– Упаси бог! – официант взмахнул полотенцем.

– Кольбер? Бретон? Субиэ? Вилеруа? – продолжал допрашивать Афиноген. – Что есть, наконец? Отвечай, болван!

– Самогон-с! – официант деликатно кашлянул в кулак. – И для вас, только для вас лично, поверьте, – студень из лошадиных мослов.

– Неси, – кивнул Афиноген.

Официант умчался.

– А я не знала, что вы закончили пажеский корпус, – улыбнулась Мария.

– Вчера весь день перед зеркалом зубрил, – сказал Афиноген. – Слушай… А чего это я ему наговорил? В книжке перевода нет, может, ты знаешь?

Пока шел этот разговор, Коля и Никифоров стояли на галерее и наблюдали за Афиногеном и Марией. Коля мучился, завидовал Афиногену, но о Маше старался не думать.

– Болтают, а о деле нисколько и не думают! – сказал Коля ревниво.

Никифоров внимательно посмотрел на него:

– Втюрился?

– Кто? – покраснел Коля.

– Да уж не я, – заметил Никифоров. Маша ему самому нравилась, но он считал, что ее дворянское происхождение раз и навсегда кладет между ними непреодолимый барьер.

– Ну, и не я! – Коля покраснел еще больше. В словах и тоне Никифорова он безошибочно уловил осуждение, легкую зависть, а главное, непререкаемое требование: не имеешь права, Кондратьев. Подумай и остановись, пока не поздно!

Поняв все это, Коля спасовал. И поэтому сказал: «Ну, и не я!» Потом, много лет спустя, когда в самые трудные минуты Николай Кондратьев ни разу не позволит себе словчить, уйти от ответа, когда непререкаемая честность станет главным законом его жизни, он однажды признается своей жене: «А знаешь, – скажет он ей, – был случай, когда я едва не предал одного человека…» И жена будет успокаивать его.

Оркестр заиграл танго. К Афиногену и Марии подошел хлыщеватый завсегдатай ресторана в визитке, небрежно поклонился:

– Па-азвольте вашу мамзель на тур танго!

– Отвали… – холодно сказал Афиноген и взглянул на Машу.

Она отрицательно покачала головой: этого человека она видела впервые.

– Ага, – хлыщ в раздумье почесал переносицу. – Тогда я без вашего позволения присяду… У меня, собственно, не к вам дело, а к мамзеле. Значит, так: вы, мамзель, пока молчите – до тех пор и дышите. Понятно объяснил?

– Яснее ясного, – Афиноген схватил собеседника за воротник рубашки, притянул к себе. – А теперь – отвали, потому что я сейчас сосчитаю «раз, два», а на счет «три» у тебя в голове будет дырка. – Афиноген сунул в лицо наглеца ствол нагана.

– Уже ушел, – хлыщ ретировался.

Афиноген незаметно посмотрел на галерею. Никифорова и Коли там уже не было, и Афиноген понял, что они все видели и примут необходимые меры.

– Идемте, я провожу вас, – сказал Афиноген Маше. Вышли в вестибюль. Около медведя стоял Коля.

– Афиноген, дуй на улицу, – сказал он. – Марию Ивановну провожу я.

– Это еще почему? – обиделся Афиноген. – У меня что, нос кривой?

– Да не в этом дело, – рассердился Коля. – Приказ Никифорова. Может быть нападение, а я как-никак раз в пять посильнее. Или нет?

– Нападение? – переспросила Маша. – Я боюсь!

– Со мной? – обиженно спросил Коля. – Несерьезно, барышня.

…Афиноген подошел к Никифорову в тот момент, когда Никифоров инструктировал сотрудников оперативной группы.

– Сейчас они выйдут, – говорил Никифоров. – Разберем их по одному. Товарищам, на которых форма, – вести свой объект до очередного поста и передавать. В свою очередь принявший ведет до следующего поста, ясно? Вот они.

Из ресторана выкатилась ночная компания, человек шесть разношерстно одетых людей. Среди них был и невесть откуда появившийся Плавский. Но Маша уже ушла, и опознать Плавского было некому.

– Вы трое идите за легавым и девчонкой, – приказал Плавский, – остальные за мной…

Бандиты разошлись в разные стороны.

– Эти трое явно пошли за Колей, – встревоженно сказал Афиноген Никифорову. – Что будем делать?

– Коля справится сам, – уверенно сказал Никифоров. – Мы идем каждый за своим. Давай…

Они тоже разошлись.

…Один из сотрудников опергруппы, неудачливый Воробьев, шел за хлыщеватым бандитом – тем самым, который подходил в ресторане к Афиногену и Маше. Бандит шагал торопливо, не оглядываясь. Воробьев не отставал, стараясь оставаться незамеченным. Предчувствие удачи охватило его. Он подумал, что этот тип наверняка приведет его либо к конспиративной квартире, либо к какому-нибудь притону. И останется только запомнить адрес и не медлить с облавой. И тогда – прощай выговор и даже наоборот – всеобщее уважение и почет придут к Воробьеву, и все поймут, что случай на квартире Жичигиных, когда он оставил пост без приказа, поддавшись на провокацию Кутькова, – не более чем досадное недоразумение. А после удачного окончания операции – Воробьев уже иначе, чем удачной, ее и не мыслил, – придет он к себе на завод «Гужон», откуда комсомольская ячейка направила его на работу в МУР, и скажет: не ошиблись вы, братцы, в Воробьеве. Прирожденный сыщик Воробьев, даром, что даже книжечек о Нате Пинкертоне сроду не читал… Да ведь не боги горшки обжигали.

Внезапно хлыщ повернулся и пошел навстречу Воробьеву. И Воробьев растерялся. Вначале он попытался заскочить в подворотню, а когда понял, что бандит видит его, нелепо притворился пьяным.

– Закурить не найдется? – спросил хлыщ.

– Не подходи! Стрелять буду! – нервно крикнул Воробьев, обнажая наган.

– Тю, псих… – махнул рукой хлыщ. – Дурак шталомный…

Воробьев вытер пот со лба и скомандовал:

– Стоять! А руки – подыми вверх!

– Да ты никак грабитель? – фальшивым голосом спросил хлыщ.

– Иди! – приказал Воробьев. – Вперед!

Он не видел, как позади него выросли два темных силуэта. Он не слышал осторожных шагов и щелканья взведенных курков… Он был в упоении своей первой настоящей победой…

Ударили маузеры. Они били залпом… Воробьева отбросило на середину мостовой, он упал и умер на месте, даже не увидев стрелявших…

К убитому подошел Плавский. Спросил, пряча маузер в кобуру:

– Какое сегодня число?

– С утра – двенадцатое, – ответил хлыщ.

– Запомнят мусора эту цифру… – задумчиво сказал Плавский. – Айда за мной, у нас еще много работы… – Он перевернул убитого ногой. – Это – первый… Надо успеть еще одиннадцать…

Плавский посмотрел на хлыща:

– Вон решетка сточной канавы, видишь? Согни ствол у нагана и положи ему на грудь. Торопись!

Коля шагал рядом с Машей молча и отчужденно. И она не обнаруживала желания начать разговор. Коля давно уже заметил преследователей, но был уверен, что в случае чего справится с ними. Он старался прогнать от себя мысль о том, что бандиты могут убить его и Машу. До дома оставалось совсем немного, навстречу попадались прохожие, солдаты. «Пусть преследуют… – рассуждал Коля. – Напасть все равно не посмеют…» Он подумал о том, что нужно задержать бандитов, но имеет ли он право рисковать жизнью Маши? Как-никак – она главный и единственный свидетель, единственная слабая ниточка, которая может привести МУР к Кутькову и его банде…

Коля прислушался: шаги, которые все время звучали на далеком расстоянии, – приблизились. Он незаметно достал кольт и взял Машу за руку.

– Вы… что? – удивилась она.

– Зайдем в подъезд, – сказал Коля.

Как всегда, она начала спорить:

– Зачем? Что за странные идеи приходят вам в голову?

Коля втолкнул ее в подъезд, и сразу же пуля разбила стеклянную филенку входной двери. Маша вскрикнула. Прикрывая ее собой, Коля дважды выстрелил по бандитам – их темные силуэты хорошо просматривались на другой стороне улицы. В ответ один за другим прогремело шесть выстрелов. Два из раскладного маузера, остальные из револьверов. «Их не меньше трех… – подумал Коля. – Три револьвера против моего одного…» Он огляделся. Они с Машей стояли в огромном вестибюле бывшего доходного дома. Вверх уходила затейливо изукрашенная золочеными цветами шахта лифта, а на лестнице лежала старая изгаженная дорожка, но даже и в таком виде это была такая редкость, что Коля удивленно толкнул Марию: