Антон засмеялся:
-- А сегодня сам ко мне на допрос пришел.
-- Это не иначе -- угодить хочет. Думаешь, почему он с меня "раковые шейки" выжимал? Кайров вроде бы на его защиту стал в тот раз, вот он и закуражился.
Помолчали.
-- Что хоть за машина была у того шофера? -- спросил Антон.
-- Я ж говорил, машина ЗИЛ, вроде новенькая, но побита изрядно. Видно, шофер был аховый. Это я приметил, когда вытаскивал: он все невпопад скорость включал. Кабина такого... бежевого цвета.-- Столбов вдруг прямо посмотрел на Антона.-- Да что это тебя так интересует? Наверно, слушаешь меня, а у самого на уме: "Выкручивается, видать, Столбов. Шофера какого-то придумал..."
-- Как тебе сказать... Мелькнула такая мысль,-- честно признался Антон.-- Только ты, пожалуйста, не думай, что я за нее ухватился. Напротив, сделаю все, чтобы найти того шофера.
-- Где ты его найдешь,-- Столбов безнадежно махнул рукой.-- Столько лет прошло.
-- Человек не иголка, попробуем найти,-- Антон вздохнул.-- Жалко, примет у нас с тобой маловато.
-- Да уж какие тут приметы. Только и помню, как бутылку с пивом открывал.
Чем дольше разговаривал Антон со Столбовым, тем больше крепла уверенность в его невиновности, хотя факты, напротив, были не в его пользу. Будто умышленно кто-то подтасовал эти факты. Кто? Мысли переключились на Проню Тодырева. Почему он сейчас, столько лет спустя, вспомнил о каком-то разводном ключе? Не слишком ли он злопамятен? Не отводит ли удар от себя? Думая о Проне, Антон вспомнил его "безразмерную" тельняшку.
-- Вить, откуда у Прони такая старая тельняшка? -- быстро спросил он Столбова.
-- Купил где-нибудь.
-- Вроде с чужого плеча, великовата ему...
-- На Проню размер не подберешь, он же малокалиберный.
-- Давно она у него? Столбов невесело улыбнулся:
-- Не греши ты на Проню. Только время зря потеряешь.
Следствие зашло в тупик. Где и как искать этого шофера, о котором всего-то и известно, что открывает зубами пивные бутылки да машина у него была с бежевой кабиной? На какое-то время опять появилось сомнение: "А если шофер -- вымысел Столбова?" -- но тут же исчезло. Не похоже, чтобы Столбов стал так наивно сочинять.
День догорал ясным, обещающим хорошую погоду, закатом. Хотелось скорее увидеть Чернышева, посоветоваться с ним. Однако Маркел Маркелович был еще где-то на сенокосных лугах. Антон открыл его кабинет, сел за стол, задумался. Снова вспомнился Проня Тодырев. Навязчиво перед глазами встала его застиранная, сползающая с плеча, тельняшка. "Откуда она все-таки у него? -- в который уже раз задал себе вопрос Антон и решил: -- Придет со своей писаниной, обязательно узнаю".
Но Проня не пришел вечером, как уговаривались. Пришла его жена, Фроська -- пожилая, с морщинистым лбом и длинными по отношению к туловищу натруженными руками. Исподлобья посмотрела на Антона блеклыми уставшими глазами, спросила грубым голосом:
-- Дурачок мой был у вас?
-- Прокопий Иванович? -- на всякий случай уточнил Антон и показал на стул: -- Садитесь.
-- Некогда рассиживаться,-- на Фроськином лице появилась не то усмешка, не то брезгливость.-- Угодил, видно, мой Проня вам, коль так уважительно об нем отзываетесь. Только никакого объяснения про Витьку Столбова я писать не буду.
Антон удивленно поднял брови:
-- Я вас и не просил.
-- Он же, дурачок, сам в жисть не напишет. Он же не все буквы знает.
-- А как на бульдозериста выучился?
-- Маркел Маркелович, добрейшая душа, помог, хотел его в люди вытянуть. Силком заставил две зимы на курсы ходить, каждую гайку, каждый болтик у бульдозера прощупать непутевыми руками. А как стали курсанты экзамены сдавать, уговорил экзаменовщиков, чтобы чуду-юду не по билетам, как всех, спрашивали, а прямо на бульдозере проверяли. Вот он и отчитался таким фертом,-- Фроська посмотрела на стул и тяжело опустилась на него.-- Прихожу домой с работы, ребенок в слезах. Гусак где-то тут, у конторы, всю спину ему исщипал, а Проне хоть бы что. Сидит, лыбится. "Пиши,-- говорит,--следователю объяснение, что Витька Столбов в шестьдесят шестом году обвинял меня в краже ключа. Сидеть Витьке в тюрьме за убийство".-- "Я,-- говорю,--щас тебе напишу, оглоблей тебя..." -- Фроська осеклась.-- Простите, ради бога, с этим чудой-юдой не только оглоблю, а всех родителев и небесную канцелярию спомянешь...
-- Не надо мне такого объяснения, -- сказал Антон.
-- Вот и я так думаю: какое от дурака может быть объяснение? Это ж только курям на смех. Хоть бы припугнули его покрепче. Ну совсем мужик балдеть стал, в какую ни есть, да оказию ввяжется. Вот взъелся на Столбова, ну хоть ты кол ему на башке теши! Ох, мало его участковый Николай Иванович лупцевал в детстве...
-- Я считал, что он на флоте служил. В тельняшке ходит...
-- Это полосатая-то матросская майка? -- Фроська сердито махнула рукой.-- На базаре купил. Лет семь, не то шесть, назад вместе ездили в райцентр. Телку зарезали, продали мясо. Дала чуде-юде десятку, чтоб путнюю рубаху себе купил. На полчаса кудай-то крутанулся, является выпимши и, вместо рубахи, дурацкую майку приносит. Первое время только по праздникам ее таскал, а последний год и в будни не снимает. Рукава уж измочалились, обрезать пришлось,-- Фроська хмыкнула:-- На флоте, скажете тоже! Его ж из-за малограмотности даже и не брали в армию.
Под окном конторы фыркнул, как уставшая лошадь, председательский "газик". Лязгнула дверца. В коридоре послышались грузные шаги, дверь отворилась, и в кабинет вошел основательно запыленный, но веселый Чернышев. Антон, уступив ему место, пересел к окну. Маркел Маркелович устало потер спину, блаженно вытянул под столом натруженные за день ноги и возбужденно заговорил:
-- Вот работнули сегодня! Не меньше двух планов сделали. Вся деревня на лугах была, даже дед Слышка с Юркой Резкиным не вытерпели к вечеру, помогать пришли,-- передохнул и посмотрел на Фроську: -- Ты ко мне, Ефросинья? Благоверный твой все спит? Выпрем мы его из колхоза, ей-богу, выпрем!
-- А лучше б совсем его из Ярского выпереть, не только из колхоза,--Фроська решительно рубанула рукой. -- Сегодня просыпался, к следователю вот ходил. Щас я из-за чуды-юды тут объясняюсь, оглоблей его...-- опять осеклась и посмотрела на Антона.-- Можно домой иттить? Дел у меня дома по горло.
Антон наклонил голову. Чернышев живо повернулся к нему, едва только захлопнулась за Фроськой дверь, участливо спросил:
-- Твои как дела? Есть сдвиги?
-- Незначительные,-- признался Антон и стал рассказывать.
Чернышев слушал внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Изредка устало потирал виски, морщился словно от головной боли.
-- И как теперь искать этого шофера? -- спросил он, когда Антон рассказал все, вплоть до Прониной "безразмерной" тельняшки.
-- Куплю бутылку пива, стану на большой дороге. Как увижу ЗИЛ с бежевой кабиной, бутылку шоферу: "Открой, друг". Если к зубам поднесет, в кутузку его. Следующего буду караулить. И так, пока всех, кто зубами открывает, не переловлю. Затем опознание устрою,-- невесело пошутил Антон.
-- Да-а...-- Чернышев устало провел ладонями по лицу.-- Нерадостные дела, однако раньше времени не отчаивайся. Иголку и то в стогу сена при желании найти можно. Важно: как и сколько человек ее искать будут.
-- Столбову я примерно так и сказал.
-- Ты верь ему, Антон, не давай Витьку в обиду,-- Чернышев оживился: --Знаешь, какую он замечательную штуку сегодня предложил?" Если к утру переоборудует свой трактор, мы уже завтра три суточных" плана на метке сена отгрохаем,-- и улыбнулся: -- Значит, голуба моя, и к Проне приглядывался? Шутки шутками, хоть Столбов и Резкин скидывают его со счетов, а человек он шкодливый. По пьянке, правильно Витька сказал, и за кирпич, и за ножик схватиться может. Только в данном случае не... не подходящ Проня. Тельняшка отпадает, остается бутылка пива. Вот и надо этого шофера искать. Не иначе --приезжий кто-то. Из своего района Столбов сразу бы человека определил. А приезжих по осени у нас действительно бывает много: и краснодарские, и ростовские, и пермские, и новосибирские,-- Чернышев поднялся, устало потянувшись, прошелся по кабинету.-- Время позднее, пошли сейчас домой, а завтра с утра подниму на ноги всю бухгалтерию, и ты вместе с ними посмотри-ка внимательно архив за тот год: наряды, ведомости, справки разные, трудовые соглашения. Надо хотя бы ориентировочно составить картину, из каких областей в тот год работали у нас на уборке приезжие шоферы.
17. Дядя Гриша
Поздно в этот вечер погас свет в доме Чернышева. Давно опустел почти ведерный старинной работы самовар, а Маркел Маркелович с Антоном все не вставали из-за стола. Неторопко, сумрачно шла беседа. Антон, будучи юристом, понимал, насколько нелегко доказать непричастность к случившемуся Столбова. Чернышев, хотя и не знал тонкостей юриспруденции, но тоже отчетливо представлял себе, как трудно найти истину в столь запутанном давнем преступлении. В отличие от Антона, не исключавшего возможность участия в случившемся жителей Ярского, Маркел Маркелович был почти полностью убежден, что никто из его односельчан не мог пойти на убийство или соучастие в нем.
