Подруга щелкнула замком сумочки (Fendi, само собой), достала Лидину пудреницу, высыпала порошок маленькой горкой на стеклянную полочку. Деловито разровняла горку золотой карточкой «Visa», которая, надо полагать, годилась в данный момент только для этого, поскольку была пуста или заблокирована, сделала две аккуратные дорожки. Две дорожки, ведущие в светлое будущее.
— На уж! — протянула ей Лида зеленую купюру с портретом американского президента.
Девица заговорщически подмигнула Лиде, свернула трубочкой купюру, втянула одну дорожку и закатила глаза.
— Кайф! — выдохнула через секунду, тряхнув головой. — Ну, давай теперь ты!
Лида взяла у нее свернутую хрустящую купюру, склонилась над полочкой. Слегка зажмурившись, предвкушая острое ощущение, шумно втянула в себя порошок, аккуратно убрав сверкающую снежную дорожку. Внутри все онемело, как от свирепого январского мороза, на мгновение стало страшно, как перед прыжком в пропасть, но через секунду в душе словно распахнулась форточка, наступила весна, защебетали птицы, запели звонкие ангельские голоса…
Лида залилась счастливым бессмысленным смехом.
Она любила сейчас все человечество! Даже его, хотя он, подонок, так и не пришел! А больше всех она любила свою новую — или старую? — в любом случае свою самую лучшую подругу… Где же они раньше встречались? Может быть, на Неделе высокой моды в Милане? Впрочем, это совершенно не важно! Какая она лапочка! Какая прелесть! Как хорошо, что они сегодня встретились!
Лида захотела обнять эту подругу, сказать, как она ее любит, как она рада сегодняшней встрече.
Она подняла взгляд на зеркало и увидела, что подруги у нее за спиной нет, она исчезла, как будто испарилась. «Все ясно, — обиженно подумала Лида, — получила свое и удалилась. Я ей больше не нужна. Ну что ж, будем радоваться жизни в одиночку». Лида улыбнулась своему отражению в зеркале и тут увидела за своей спиной смутную фигуру. Лида моргнула, потому что внезапно заслезились глаза, и увидела, что вместо вероломной подруги позади нее стоит какой-то мужчина. Лица она не разглядела, заметила только темный костюм в неизменную узкую полосочку. Это показалось ей жутко смешным. Мужик в женском туалете! Впрочем, чего только она не видела в этом клубе!
Лида расхохоталась — до слез, до колик.
Отсмеявшись, она проговорила светским тоном:
— Мужчина, вы, случайно, ничего не перепутали? Это вообще-то комната для девочек… — Собственные слова показались ей до того смешными, что она снова истерически захохотала. — Комната для девочек… — повторила она на бис, на тот случай, если мужик с первого раза не расслышал.
Ее немного задело, что он не смеется вместе с ней. Лиде казалось, что весь мир должен смеяться ее шутке.
Но этот странный мужчина и не думал смеяться. Он вдруг шагнул к Лиде и схватил ее за шею.
Веселая легкость мгновенно выветрилась из ее головы.
— Совсем спятил, кретин! — попыталась она вы—крикнуть. — Перенюхался или перекололся…
Однако сильные руки мужчины так сдавили ее горло, что вместо этих возмущенных слов она смогла издать только какое-то нечленораздельное верещание. Да и то вскоре захлебнулось — буквально захлебнулось, потому что этот сумасшедший ткнул ее лицом в раковину и открыл кран на полную катушку.
Лида попыталась вырваться.
Она изворачивалась как могла и даже умудрилась пнуть мужчину под колено, но он не ослабил железной хватки.
Бестолково маша руками, она случайно схватила его галстук и потянула на себя что было сил. Мужчина выругался и отпустил ее. Лида подняла голову и вдохнула. Мокрые волосы залепили лицо, и в тот же миг на ее шее сомкнулись сильные мужские руки. Они сдавливали шею все сильнее.
Сознание Лиды начало мутиться.
И вдруг в самый последний момент словно искра вспыхнула в ее мозгу. Лида внезапно поняла, кто напал на нее в туалете и почему это случилось именно с ней. И еще она поняла, что в конечном счете сама виновата в том, что случилось, и сопротивление бесполезно — этот человек пришел за ней, он пришел, чтобы убить ее, и он это сделает, не остановится ни перед чем.
Эта вспышка, это озарение длилось какую-то долю секунды, а потом Лида провалилась в глубокий черный колодец. В самый глубокий и самый черный колодец, из которого нет выхода.
Ее тело последний раз дернулось и вытянулось. Изящная туфелька от Manolo соскользнула с ноги и отлетела в сторону.
Мужчина настороженно оглянулся на дверь, оторвал от рулона большой кусок бумажного полотенца и тщательно вытер мокрые руки. Потом он бросил быстрый взгляд в зеркало, убедился, что с его внешностью все в порядке, и быстро вышел из туалета.
По дороге он никого не встретил, а если бы и встретил, тоже ничего страшного — в этом сумасшедшем доме никому ни до кого не было дела. Каждый делал со своей жизнью все, что хотел, и не вмешивался в чужие дела.
— Дядя Вася?! — выпалила Катя, в упор уставившись на человека в кресле. — Так это вы? Это ваши люди?
Она вспомнила весь ужасный, бесконечный день, день, когда ее жизнь перевернулась, как тонущая лодка, из рая превратившись в кромешный ад, день, когда смерть мчалась за ней по пятам… вспомнила и горько разрыдалась.
Неужели это он, старый друг дома, человек, которого она считала роднее родственников, ближе самых близких, — неужели это он стоял за всеми кошмарами минувших суток? Неужели это он предал ее, пустил по ее следу убийц? Но зачем, за что?
— Что ты, Котенок, что ты! — Он притянул ее к себе, обнял сильными старыми руками, гладил по вздрагивающей от рыданий спине, по спутанным волосам. — Как ты могла подумать? Это же я! Ты помнишь, как в детстве я катал тебя «по ровной дорожке»?
Она помнила, еще бы, она никогда не смогла бы этого забыть!
Помнила, как этот большой, решительный, угрюмый человек сажал ее на колени и подбрасывал, напевая: «По ровной дорожке, по ровной дорожке… по камням, по камням, по камням… по кочкам, по кочкам, по кочкам… в ямку — бух!»
Она помнила, что только с ней разглаживались морщины на его властном, угрюмом лице… Помнила его запах: такой мужской, такой удивительный — запах крепкого одеколона, хорошего ароматного табака, запах дубленой кожи и еще чего-то… чего-то неуловимого, немного пугающего, но тоже притягательного…
Только сейчас она поняла, что это был за запах.
Запах оружейной смазки. Запах смерти. Запах убийства.
И еще она поняла все недомолвки, все перешептывания, все странные взгляды, сопровождавшие этого человека.
Так вот кто он такой, дядя Вася…
Она вспомнила, как он старательно прятал от нее татуировки на своих больших сильных руках, как уклончиво отвечал на ее наивные детские вопросы.
И все равно, кем бы он ни был — она не могла поверить, что он может причинить ей зло.
Но если это не он, не его люди преследовали ее, то кто?
— Но… кто?.. что?.. почему?.. — прорыдала она. — Меня сегодня несколько раз пытались убить… И это им почти удалось… вместо меня убили двух других женщин… Почему? За что? Чем я виновата? Кому я помешала?
— Бедная девочка! — Дядя Вася еще крепче обнял ее, запустил пальцы в ее волосы, покачал немного, как в детстве. — Бедная девочка! Что тебе пришлось пережить! — Он немного отстранился, поднял голову и громко сказал куда-то в темноту: — Чаю! Горячего чаю с лимоном и коньяком!
Тут же появился молодой парень — тот самый, что привез Катю в особняк, прикатил стеклянный столик на колесиках, на нем — стаканы, чашки, бутылки, чайник. Наполнил большую, синюю с золотом, чашку горячим чаем, плеснул туда же немного коньяку, положил кусок лимона, протянул старику. Тот сделал знак глазами, показывая на Катю. Парень кивнул, поднес чашку к Катиным вздрагивающим губам.
Катя, все еще всхлипывая, вытянула губы трубочкой, отпила горячего чаю и постепенно успокоилась.
«Как в детстве», — подумала она.
В далеком детстве, если она плакала от какого-то маленького детского несчастья, ей так же приносили горячий чай… только, разумеется, с молоком, а не с коньяком.
И все несчастья отступали, таяли, как утренний туман…
И сейчас ей стало легче, на какой-то миг даже показалось, что всех сегодняшних несчастий не было, что они ей просто приснились, что сейчас она проснется у себя дома, в мягкой постели и услышит ласковый голос мужа…
Но вместо этого она услышала низкий, хрипловатый голос дяди Васи:
— Ну что, Котенок? Успокоилась? Расскажи мне все, что с тобой случилось!
И Катя начала рассказывать. Сначала она сбивалась, всхлипывала, мучительно подбирала слова, но постепенно рассказ полился связно, уверенно.
Она рассказала обо всем — начиная с похищения фальшивыми гаишниками и кончая ночной поездкой к дому Гревских.
Дядя Вася внимательно выслушал ее, время от времени переглядываясь с рослым угрюмым человеком лет шестидесяти, бесшумно появившимся в комнате, — тем самым, который встретил их у входа в особняк.
