Вахромеев побагровел.
– Ты, придурок старый, зачем возле объекта светишься? На тебя выйдут – и я погорю!
– Не беспокойтесь, Петр Степаныч. – Копылов посмотрел на шефа, как на несмышленое дитя. – Конечно, я сам не лез, только камеру маленькую установил. Очень уж дело важное, сами понимаете, хотелось под контролем держать…
– Под контролем! – передразнил начальник. – Ну и где же он, твой контроль? Третья осечка! Это уже случайностью не объяснишь. Ты хоть понимаешь, что информация уже пошла в эфир? Не сегодня-завтра чертова баба увидит старика по телевизору, вспомнит все… и куда она после этого побежит? Хорошо, если в милицию, там как-нибудь погасим. А если к телевизионщикам или газетчикам сунется? Да если даже в милицию пойдет и мы сумеем пожар потушить – ты представляешь, чего это будет стоить? И ведь не только деньгами платить придется! Придется влиянием делиться, позиции уступать!
Вахромеев понимал, что говорит лишнее, что простому, как грабли, Копылову это неинтересно и даже непонятно, но злость распирала душу, злость и страх…
Когда я выходила из ванной в халате, смыв косметику и будучи полностью готовой к отходу ко сну, позвонили в дверь.
– Кого еще несет на ночь глядя? – Мать успела раньше меня к входной двери и уже взялась за замок.
– Не открывай! – крикнула я.
– Кто там? – спросила мать, удивленно на меня оглянувшись.
В ответ пробормотали что-то неразборчивое. Мать махнула рукой и отошла от двери, тогда снова раздался требовательный звонок.
– Нет, не разглядеть в глазок, кто там, – проворчала мать и приоткрыла дверь на цепочку.
– Зачем ты? – упрекнула я, но она не послушала.
– Здрассте! – послышалось с лестницы. – Приветствую, Нина!
– Да какая я тебе Нина! – рассердилась мать. – Чего ты ломишься в чужой дом так поздно?
– Да? – удивился мужской голос, судя по всему, сильно навеселе. – А разве Смоковниковы здесь не живут?
– Нет, не живут, и больше тебе скажу, по всей лестнице Смоковниковы не живут, – втолковывала мать через цепочку.
– Так что, мужик, ты не квартиру перепутал, а парадную, а может, вообще дом не тот, – поддержал ее вышедший в прихожую отец.
– Ну надо же! – удивился наш поздний визитер.
Я стояла в прихожей, и вдруг на меня снизошло озарение. Я поняла, почему лицо исчезнувшего профессора Шереметьева показалось мне знакомым. Я вспомнила, где я видела этого человека. В ту самую среду, когда мы с ненаглядным в последний раз были в теткиной квартире и он пошел в душ, в дверь неожиданно позвонили. И я открыла, потому что хотела найти еще какое-нибудь доказательство двуличности ненаглядного. Вдруг принесли бы какое-нибудь письмо или уведомление на его фамилию… Но на лестнице стоял профессор Шереметьев. То есть тогда я этого не знала. Просто пожилой, но бодрый мужчина вежливо осведомился, не это ли квартира пятнадцать?
Теткин дом был старый, и квартиры нумеровались не по порядку. Там что-то делили и перегораживали, в одни квартиры был вход со двора, в другие – с улицы… Рядом с теткиной дверью была квартира под номером четырнадцать, а теткина – не пятнадцатая, а вовсе даже девятнадцатая. А пятнадцатая находилась этажом выше, что я и объяснила вежливому мужчине, извинившись за свой внешний вид, – на мне была только рубашка ненаглядного, которая, впрочем, доходила почти до колен.
Я кинулась в свою комнату и заперла дверь, чтобы никто не мешал думать. А я-то, наивная, думала, что неприятности начались в субботу! Оказывается, они начались в мой предыдущий приход в теткину квартиру – в среду. Именно тогда я совершенно случайно увидела профессора Шереметьева. И после этого кто-то послал черного киллера. «Не сразу, – возразила я, подумав, – не сразу, а в субботу, в следующий мой приход. Но это доказывает, что я на правильном пути!»
Допустим, профессор должен был с кем-то встретиться в доме на улице академика Ландау, в квартире пятнадцать. Встреча была конфиденциальная, раз профессор никому про нее не сказал. Он ошибся дверью и зашел к нам. Но видела его только я, потому что ненаглядный, как всегда, был в душе.
Дальше, профессор поднимается в нужную квартиру и ненароком сообщает тому, кто его там ждет, что ошибся дверью, – просто так, для разговора. Потом… что же случилось потом? Что-то произошло в квартире пятнадцать, после чего профессор исчез. Никто его с тех пор не видел. И, судя по тому, что меня начали преследовать, кому-то очень не нужен свидетель, который видел профессора вечером в среду в доме на улице Ландау.
Мое умиротворенное состояние давно улетучилось. Куда делся профессор Шереметьев? То есть для меня важно не это, а то, что, пока он не отыщется, меня будут преследовать. А если профессора вообще не найдут? Очень даже может быть, что его убили. Хотя это уже из области чистых предположений. Кому понадобилось убивать немолодого приличного человека? Заседание комиссии, – вспомнила я. Профессор должен был дать какое-то заключение. Но тут я пас. Я совершенно в этом не разбираюсь. Знаю только одно: если раньше, начиная с той самой среды до сегодняшнего дня, убийцы еще могли надеяться, что я понятия не имею, за что они на меня ополчились, то теперь, после того, как показали по телевизору фотографию профессора и официально заявили о его исчезновении, я стала для них гораздо опаснее, потому что могу вспомнить про ту встречу и сопоставить события. Что я и сделала.
Ну и что это мне дает? Теперь они будут преследовать меня еще сильнее. И кто такой тот симпатичный, если можно так выразиться про убийцу, мужичок, который избавил меня от шантажиста и пытался избавить от черного киллера? Правда, во втором случае я сама о себе позаботилась, успела раньше него. Похоже, что только так я смогу выпутаться из неприятностей – я должна сама о себе позаботиться. И прежде всего нужно выяснить, кто хочет меня убить, то есть кому я так мешаю. Очевидно, это тот самый человек, который приложил руку к исчезновению профессора Шереметьева. Да, крути не крути, а надо разобраться, что это комиссия за такая и что за доклад экспертов. И почему он, этот доклад, был так важен.
О строительстве «Невского Диснейленда» очень много писали в газетах, только я не читала, мне тогда это было неинтересно. Отец газет не выписывает, но иногда покупает. Только дома не держит, увозит на дачу, на растопку. Стало быть, нужно идти в библиотеку, что я и сделаю завтра.
«Будем надеяться, что завтрашний день еще у меня есть, – почти спокойно подумала я. – Сегодня они не смогут связаться с черным киллером, завтра забеспокоятся и начнут думать, что со мной делать дальше… И за что мне это все?»
Да ни за что, просто двадцать шесть лет со мной ничего, ну абсолютно ничего не происходило. Зато теперь за несколько дней судьба решила преподнести все неприятности, какие только возможно.
Уже засыпая, я подумала, что нужно позвонить ненаглядному и попробовать выяснить, не знает ли он, кто живет над бывшей теткиной квартирой в номере пятнадцатом? Только звонить я буду не из дома, чтобы никто не узнал, что я интересуюсь той квартирой.
Злость и страх не оставляли Петра Степановича Вахромеева с того злополучного дня, когда он назначил встречу упрямому старому профессору. Он не мог встречаться со стариком ни у себя в управлении, ни у того в институте – такая встреча сразу привлекла бы нежелательное внимание, начали бы вынюхивать, выведывать причины их контакта. С огромным трудом удалось уговорить профессора встретиться на нейтральной территории, в квартире, которую Вахромеев снимал через Копылова для разного рода встреч – как с дамами, так и с деловыми партнерами особого свойства. Старикан долго упирался, повторял, что ему скрывать нечего… еле уговорили. Так угораздило же старого идиота ошибиться квартирой, позвонить в другую дверь… Сразу как пришел и рассказал: так, мол, квартиры здесь странно расположены, после четырнадцатой – девятнадцатая, а пятнадцатая – выше этажом. «Позвонил, – говорит, – а мне открыла такая девушка интересная, считай что без одежды, в мужской рубашке на голое тело…» Вот ведь, старый козел, ему о душе уже надо было думать, а он на девушек пялился… Тогда Вахромеев не придал этим словам большого значения, вежливо встретил профессора, изложил свою просьбу… в конце концов, что этому старику за важность, все равно ведь будем строить, с его экспертизой или без нее… Другого профессора найдем, слишком большие деньги тут задействованы, чтобы из-за какого-то эксперта останавливаться… А старик уперся, руками машет, слюной брызжет – на что вы меня толкаете! Мало того, что хотите лишить честного имени, толкаете на фиктивную экспертизу, так вы же буквально делаете меня убийцей!
Вахромеев профессора осадил: вы, говорит, кристальная личность, не особенно тут кипятитесь! Вы думаете, почему мы именно к вам обратились?
Тот отвечает: потому, мол, что я – самый авторитетный эксперт в данной области. «Ага, – смеется Вахромеев, – авторитетный ты наш, а не забыл, как внучку твою с наркотой прихватили? Ты думаешь, просто было тогда дело замять? Если бы не я, вылетела бы твоя Людмилочка из института, а при большом желании могла бы и срок получить. А зять твой разлюбезный не рассказывал никогда о своих шашнях с малолетками? Не рассказывал? Зря, поинтересуйся, борец за мораль, тебе понравится. Знаешь, как на зоне с такими поступают? Тебе-то, может, на зятька наплевать, а представь, каково твоей дочери будет сразу и мужа, и ребенка потерять!»
