На птичьем лице Хвостова возникло подобие улыбки.
— Проверить алиби Сараева.
— Я его опроверг. Чего же вам еще нужно?
— Доказательства, а не рассуждения. В общем, в этом направлении нужно еще работать. На сегодня с тебя поездок хватит. Займись текущими делами. Приведи в порядок протоколы, подшей их. Меня сегодня не жди. Возникли, понимаешь ли, новые факты по нашему делу. Поеду, проверю.
Нахлобучив фуражку, Хвостов подхватил кейс и, громыхая костями, направился к выходу.
Подъезд был шикарным: лакированные, отделанные под дерево панели, филенка, белоснежный потолок. Все это великолепие заканчивалось на втором марше лестницы. Дальше шли обшарпанные стены.
Двери на самом верхнем четвертом этаже открыл низкорослый, голый до пояса мужчина лет тридцати. Голова у него была бритая, круглая, как футбольный мяч, на который будто наклеили оттопыренные уши, густые широкие брови и глазки-бусинки. Широкоплечий, он резко сужался книзу и всем своим обликом напоминал джинна, выпущенного из бутылки. Увидев человека в милицейской форме, мужчина блатным голосом изрек:
— Я три дня дома сидел, начальник, никого не трогал!
— Охотно верю, — признался Хвостов, с интересом разглядывая на мощном торсе "джинна" замысловатую татуировку.
"Наш клиент!" — заключил майор и, отстранив хозяина, вошел в коридор.
— Какая статья? — спросил он, снимая фуражку.
— Нормальная! — осклабившись, "джинн" показал фиксы из желтого метала. — Гоп-стоп… Добрый вечер. Шесть лет от звонка до звонка оттрубил.
— Работаешь?
— Издеваешься? — фыркнул "джинн". — Какая работа, начальник? Дай отдохнуть. Две недели, как откинулся!
Хвостов взглянул поверх своих зеленых очков, как человек, который видит насквозь.
— За старое возьмешься?
— Обижаешь! — оттопырил нижнюю губу бывший "зек". — Я в глубокой завязке. А чего надо-то?
— Давай-ка в комнату, — оттесняя хозяина к одной из дверей, произнес Хвостов. — Там и поговорим.
Без особой охоты хозяин отступил в глубь квартиры. Комната была маленькой и, за исключением дивана, пустой.
— Не густо, — оглядевшись, признал Хвостов. — Добра-то, я вижу, не нажил.
— Не твоя забота! — буркнул "джинн". — Говори, зачем пришел?
Хвостов так и не сел, остался стоять посреди комнаты.
— Да мне, собственно говоря, не ты нужен, а твои соседи. Те, что живут на втором этаже. Фефелевы. Хочу о них расспросить.
У хозяина, видимо, отлегло от сердца, однако он, держа марку уголовного авторитета, презрительно изрек:
— Да ты что, начальник! За кого меня держишь? Бахром никогда стукачом не был и не будет!
— Я и не хочу, чтобы ты стучал. Очень надо! Мне лишь нужно узнать, что у Фефелевых за семья…
— Я же сказал, — Бахром оттопырил на правой руке два пальца, будто хотел сделать Хвостову "козу". — Бахром никогда никого не сдавал! Давай-ка, начальник, если ко мне претензий нет, проваливай! А то начнете здесь шнырять толпами, вынюхивать да высматривать. Я перед вами пока чист, а за других не в ответе!
— Ну, чего ты хорохоришься? — раздался за спиной Хвостова мягкий нежный голос.
Майор оглянулся: в дверях стояла высокая молодая женщина с приятными чертами лица и темными, будто глубокий омут, глазами, в которых читалась печаль. Из-за ее длинной широкой юбки с любопытством и опаской выглядывал мальчишка дошколенок.
— Помолчи, Фатима! — грубоватым голосом произнес Бахром.
— А ты мне рот не затыкай! — тихо, но твердо сказала молодая женщина. — Я твои воровские законы не признаю. А если человек спрашивает, почему не ответить, тем более что о Фефелевых я ничего плохого сказать не могу. — Фатима взглянула на майора своими удивительными глазами. — Анатолий Владимирович прекрасный человек, товарищ милиционер. Отличный семьянин. Не пьет, не курит. Только очень серьезный он какой-то, замкнутый. Говорить много не любит. А вот жена его Наташа — общительный человек. Добрый. Всегда остановится, спросит, как дела? Она на фирме какой-то бухгалтером работает. А Фефелев в магазине завскладом. У них двое сыновей. Один институт уже закончил, работает, а второй на первом курсе в инязе учится. Хорошие ребята, мне очень нравятся, особенно старший — тихий, спокойный. В общем, на мой взгляд, идеальная семья.
— А вы случайно не заметили, в котором часу в субботу ночью Фефелев вернулся домой? — не особенно рассчитывая на успех, прохрустел Хвостов.
— Нет, не заметила, — извиняющимся тоном призналась Фатима.
— Но может быть, — продолжал настаивать майор, — вы после полуночи выглянули в окно или слышали, как хлопнула в подъезде дверь, возможно, голоса какие раздавались в подъезде? Вспомните…
— Послушай, начальник, — нарочито грубым голосом сказал Бахром. — Тебе же жена ясно сказала: "Ничего не видела и не слышала!"
— Да заткнись ты! — рявкнул Хвостов так, что у Бахрома вытянулось лицо, а мальчишка спрятался за юбку матери и, меняя тон, мягко спросил: — Вспомните, Фатима, это очень важно!
Молодая женщина отрицательно покачала головой.
— Извините, я рано легла спать, ночью не просыпалась.
Хвостов понимающе кивнул, нахлобучил фуражку и, направляясь к двери, бросил хозяину:
— Видел ли ты Фефелева ночью, у тебя не спрашиваю. Не хочу доставлять твоей персоне удовольствие ответить мне "нет". Будешь в наших краях, заходи, посидишь…
Примерно такую же характеристику семье Фефелевых дали в двух других квартирах, еще в двух никого дома не оказалось, квартиру завскладом майор, само собой, обошел стороной и спустился на первый этаж. Едва Хвостов надавил на очередную кнопку звонка, как противоположная на лестничной клетке дверь отворилась и из квартиры выглянула сухая древняя старушка с морщинистым, будто гофрированным, лицом.
— Их никого нет дома, — шамкая беззубым ртом, сказала она.
— Ясно, — произнес майор и, чтобы не молчать, заметил: — Подъезд у вас, бабуля, я смотрю, шикарный.
— У нас здесь "крутой" один живет, — словоохотливо отозвалась старуха. — Отделал до второго этажа. Выше он не поднимается. А чего надо-то, сынок?
— Поговорить. — Майор изучающе посмотрел на старуху. Знавал он таких старушенций, как прицепится, начнет небылицы плести — не отвяжешься.
Он как в воду глядел. Старуха преобразилась, будто даже помолодела лет на пятьдесят.
— Поговорить! — откликнулась она радостно и проворно распахнула двери. — Проходи, милок, я готова!
Хвостов вздохнул и переступил порог квартиры, приготовясь к долгой и нудной беседе. Хозяйка провела майора в зал. Жили здесь небогато, чистенько, в уюте. Самой ценной вещью в комнате был телевизор "Дэу". Очевидно, недавно приобретенный, он стоял на почетном месте. Его небольшой экран, по которому сейчас шел очередной сериал, одинаково хорошо был виден с самых комфортабельных точек зала: с дивана и кресел. В одном из них Хвостов и устроился.
— Хозяева на работе? — спросил он.
— Я и есть хозяйка, — бабуля взяла с журнального столика пульт дистанционного управления и, довольно ловко управляясь с ним, сделала звук тише. — Мы вдвоем с сыном живем.
— Он не женат?
Старуха села на диван, поправила складки юбки.
— Нет. И никогда не был.
— У вас такой молодой сын? — против воли удивился майор.
Бабуля улыбнулась, засветив оставшиеся у нее два или три зуба.
— Нет, что ты! Славке сорок семь лет. Он, как это называется… закоренелый холостяк. У меня еще дети есть. Дочка с зятем и внуками на другом конце города живет, а старший сын с семьей здесь недалеко.
— А как вас звать-то? — майор говорил громко, очевидно, полагая, что хозяйка глуховата.
— Да не кричи ты так, я хорошо слышу, хоть мне и восемьдесят годков стукнуло, — прошамкала старуха. — И память у меня хорошая. Я могу рассказать тебе о своей жизни с пеленок. А зовут меня Мария Алексеевна.
— А я Хвостов Борис Егорович, — разгрыз сухарик майор. — Будем знакомы. Я вот по какому делу, Мария Алексеевна. У вашего соседа Фефелева на работе большие неприятности. Магазин, в котором он работает, ограбили, а охранника, или сторожа, называйте как хотите, убили.
Старушка вытаращила глаза.
— Убили? — воскликнула она.
— Да, Мария Алексеевна, — печально подтвердил Хвостов. — К сожалению, бывают на свете убийцы и грабители. Мы пока никого ни в чем не обвиняем, но обязаны проверить каждого сотрудника магазина. Вы случайно не знаете, в котором часу Фефелев в субботу пришел домой?
Хозяйка уже оправилась от потрясения.
— Знаю, — не моргнув глазом, заявила она. — В тридцать пять минут первого.
Хвостов ошарашено уставился на бабулю. Он спросил наобум, и ответ старухи был для него полной неожиданностью. Майор внимательно посмотрел на Марию Алексеевну, в своем ли она уме, но сомневаться не приходилось. Умный ясный взгляд серых глаз старухи говорил о том, что в плане рассудка она даст фору Хвостову на сто очков вперед.
