Последовала неловкая пауза. Душный липкий жар сменился влажным холодком.
Внезапно до них донеслись чьи-то громкие всхлипывания. Это была Ниловна, возвратившаяся наконец из деревни.
Архипцев, обрадованный тем, что дуэль «Шепчук – Гронская» удалось прервать, первым выскочил ей навстречу.
– Вот что, Всеволод Иванович, – запыхавшись, выдохнула ему в лицо повариха, – если на то пошло, то я с завтрего тоже на работу не выйду! – Ниловна всхлипнула и тонко, по-бабьи, заголосила что-то бессвязное.
Все окружили ее, стали засыпать вопросами, но она тряслась словно лист на ветру и сквозь рыдания твердила, что ни дня здесь больше не останется.
– Хорошая мысль, между прочим… – пробормотал Шепчук.
– Ты можешь толком объяснить, что произошло?! – прикрикнул на нее Сева.
– А что тут объяснять!!! – с какой-то обидой или даже злостью вдруг заговорила повариха, подняв на него красные испуганные глаза. – Наши всё правильно говорили, а я, дура, не верила. Думала, вы, ученые, лучше нашего всё знаете. А ничего вы не знаете, потому что вон как вышло-о-о! Правильно, если могилы-то копа-а-а-ать… А мне этого не надо, не хочу, у меня дома дети-и-и-и.
– Дети-то тут при чем? – спросила Гронская.
– При том, что Кольша лежит в лихорадке, встать не может, и парша у него по рукам и ногам высыпала… могильная-а-а-а. А баба Даша вообще меня чуть с крыльца не спустила-а-а-а, говорит, что я с вами заодно-о-о-о.
– Опять эта баба Даша! Бред! Какая-то парша могильная… Может, у Николая обыкновенная крапивница? – предположила Тася.
– Будто я не знаю, будто я детей никогда не лечила-а-а-а. И у Генки та же самая крапивница-а-а-а?! И у Жорки, скажете, тоже-э-э-э?! А завтра, может, и у меня начнется-а-а-а… – По щекам Ниловны снова побежали ручьи слез.
Бьорн подал ей воды, Гронская обняла повариху за плечи:
– Ниловна, миленькая, ну ладно, бабка Дарья, но ты же – молодая, современная женщина, ты сама-то веришь в то, что говоришь?
– Послушайте! Остановитесь же вы наконец! Дайте мне сказать!!! – совершенно вне себя, на грани истерики, закричала Марья Геннадьевна, которая до сих пор молчала, точнее, порывалась что-то сказать, но никто ее не слушал. – Ниловна права! У нас в лагере еще двое заболевших!!! Страшная сыпь по всему телу. С ними сейчас Денис, то есть доктор… Это никакая не крапивница!!! Это… – Она зажала обеими руками рот и, остановившись, договорила почти шепотом, будто сама испугалась сорвавшегося с языка слова «эпидемия».
– What is she talking about! What do you mean! Epidemic? You are not joking, right? – завизжал Бьорн. – Crazy! You are all crazy people. I need to be out of here[32].
– Эпидемия?! – вытаращил на Машу глаза Шепчук.
«Э-пи-де-ми-я…» – подхватило эхо, а прилетевший с реки ветер понес его дальше по торновской поляне, вихря высокую траву и надувая брезентовые крыши палаток…
В этот момент на другом конце лагеря из практикантской палатки, где жили два Вадима, вышел доктор Дэн, на плече его висела уже знакомая медицинская сумка. Постояв какое-то время в задумчивости, поглядев на ветер, он достал из сумки бутылку водки, которую, видно, приготовил заранее. Открыв ее, он сделал глоток, а затем решительным жестом вылил себе на макушку, растирая стекающую жидкость по лицу, шее, рукам, потом вскинул сумку на плечо и размашистым шагом двинулся в сторону деревни…
На пригорке его догнали Маша и Архипцев:
– Док, одному идти нельзя. Мы с тобой!
– Уверены? Тогда сгоняйте в лагерь еще за антисептиком!
– ???
– Да за водкой! – объяснил Дэн. – Я вас тут подожду. Да, еще… резиновые перчатки прихватите и тряпок побольше…
– ???
– Не въезжаете?! Вместо маски, чтоб лицо закрыть!!!
* * *
[…] тридевять ангелов, тридевять архангелов, избавьте раба Божия Михея от лихорадки молитвами святой Богородицы.
Из грамоты 112, Раскоп Михаилоархангельский, XIII в.Внезапно поднялся сильный ветер, по небу заходили длинные серые облака, солнце скрылось. Тревожно зашумела придорожная ветла. Над деревней повисла темно-лиловая туча. Со зловещим скрипом раскачивался на ветру почерневший от времени колодец-журавль, гремело железное ведро. Густая тень опустилась на единственную торновскую улицу. Улица обезлюдела, лишь у крайнего забора какой-то дед стучал молотком.
На крыльце Кольшиного дома, прикрыв лицо руками, выла женщина. Едва завидев входящих в калитку визитеров, она истошно заорала, замахала на них кулаками, потом схватив первое, что попалось под руку – это была пустая стеклянная банка, – запустила в непрошеных гостей. Во дворе возле будки, по счастью привязанный на цепь, захлебывался лаем лохматый рыжий пес.
– С нами врач!!! Слышите!!! Дайте нам войти! – властно крикнул Архипцев.
– Дайте осмотреть больного! – вторил ему Денис.
В голове у Маши все смешалось. Ветер, стук, лай, крик, плач – все происходящее напомнило ей кино, какой-то фильм-катастрофу, в котором каждому отведена определенная роль, и ей тоже…
Тут Кольшина жена наконец поняла, зачем они пришли, и крикнула, что пустит только врача. Перед тем как войти в дом, Дэн достал из сумки резиновые перчатки, а Маша за неимением маски повязала ему на шею и лицо свою косынку.
Им с Архипцевым ничего не оставалось, как ждать снаружи.
Они увидели Кольшу в приоткрытую дверь – тот лежал не в доме, а в сенях – там было прохладней, – на соломенном тюфяке, разметав по нему руки и ноги, изрытые страшными черными волдырями, и стонал:
– Ох, как тяжко! Ох, блин, тяжко как…
– Кто-нибудь есть еще в доме? – спросил доктор Кузнецов.
Жена Кольши покачала головой и высморкалась в фартук.
Дверь захлопнулась.
* * *
– Нет, не понимаю! Ничего не понимаю! Сейчас у меня просто мозг взорвется! – наконец заговорил Дэн, когда минут через двадцать они с Машей и Севой направлялись к дому следующего больного. – Какого хрена нам в институте семь лет подряд талдычили, что этой болезни не существует в природе! Когда вот она во всей своей красе! Оспа натуральная!
– А почему у него все тело в каких-то черных волдырях? – дрожащим голосом спросила Марья Геннадьевна.
– Дорогая моя! – Денис вдруг остановился и, откинув назад голову, захохотал: – Потому что это черная оспа! Заразная болезнь первой категории! Ха-ха-ха-ха-ха. А у нас тут ни вакцины, ни средств защиты, ни персонала, ни даже связи! Ха-ха-ха-ха-ха. – Он буквально давился хохотом, так что из глаз даже брызнули слезы. – Единичных случаев болезни не бывает! И лечения не бывает! От нее либо выздоравливают, либо умирают. Процент смертности, по данным ВОЗ, составляет… Да какая, на хрен, разница! – Смех его прервался так же внезапно, как и начался. Смерив взглядом своих спутников, Дэн махнул рукой и зашагал дальше.
* * *
Бьем челом господину Юрию Онцифоровичу о ключнике, потому что ничем не можем ему угодить…12
Неревский раскоп, усадьба Б, XV в.В лагере тем временем Леонид Аркадьевич, будто услышав эти слова доктора Дэна, решил не дожидаться его возвращения и спешно засобирался уезжать. Гронскую по известным причинам он предупреждать не захотел. Бьорн был единственным, кто удостоился его прощания.
– Того и гляди дождь начнется. Боюсь, дорогу развезет. Не волнуйтесь, Бьорн, все необходимые меры будут приняты. Медиков я вызову. И уверяю вас, виновные за случившееся будут наказаны! – насупив брови, проговорил Шепчук, почему-то сделав ударение на последней фразе, затем, так и не решившись на рукопожатие, быстро покинул палатку.
После его стремительного бегства швед осклабился, с минуту простоял в задумчивости, потом присел на корточки, извлек из-под раскладушки компактный блестящий чемоданчик, впрочем, довольно тяжелый, и раскрыл его. Оттуда тотчас с легким щелчком выросла длинная телескопическая антенна. Чемоданчик оказался портативной станцией спутниковой связи. Привычным движением Бьорн проверил на пульте уровень сигнала и набрал чей-то номер. Разговор шел на шведском и длился всего несколько минут. Нажав отбой, Бьорн быстро застучал по клавишам компьютера, на мониторе показался знакомый интерфейс Твиттера. Красочные фотографии торновских находок дополнил короткий пост с тремя восклицательными знаками в конце. Через минуту швед закрыл чемоданчик, вернул его на прежнее место и налил себе полный стакан виски, но прежде чем пить, разделся догола, тщательно осмотрел свое тело, пальпируя лимфоузлы под мышками и в паху, затем сунул в рот градусник и смерил температуру. Лишь после этого Бьорн сел в шезлонг, поднес стакан к губам и, смакуя, сделал большой глоток.
23. Телевизионщики, дождь и прочие неприятности…
ОТ ГРИГОРИЯ К ДМИТРУ.
[…] а ты смотри не помешай, не напакости […] и не заполучи худой славы себе.
Грамота 286, Неревский раскоп, усадьба Е, XIV в.
Лысеющий молодой человек с косицей на затылке и камерой на плече отличался дородностью, сильно потел и молчал. Зато его коллега, самоуверенная напористая девица с черным маникюром, представившаяся как ведущая, говорила за двоих и возмущалась:
