Капитан Астахов так и не проснулся.
– Привет, детвора! – сказал Федор, и детвора вразнобой ответила: «Здрасьте, дядя Федя!» и «Привет, Федя!» Младшенький широко улыбнулся, показав четыре зуба.
Федор заглянул в кухню. Девушки Зося и Ирочка хлопотали с салатами и закусками. Запах в кухне стоял сумасшедший, и Федор, потянув носом, вспомнил, что, кажется, забыл сегодня пообедать. В желудке определилась приятная пустота, и Федор подумал словами капитана: ох, и врежем сейчас!
– Федичка! – взвизгнула Ирочка при виде Федора и бросилась ему на шею.
– Здравствуй, Федя, – сказала Зося, вспыхивая. Глаза их встретились, причем Федор смотрел поверх Ирочкиной макушки, и оба вспомнили… Был такой момент в их жизни, искра проскочила… но не загорелось. Вмешался Савелий… Да, да, Савелий! Вмешался и увел у Федора Зосю, на что Федор не устает ему пенять, под мефистофельские ухмылки капитана. «А ты, Савелий, вообще молчи! Увел у меня девушку…» – говорит Федор. «Я не уводил… Федя, честное слово, ты же сам понимаешь…» – смущенно лепечет в ответ Савелий. «Ладно, Савелий, живи пока», – милостиво разрешает Федор. А капитан, все с той же мефистофельской ухмылкой, призывает Савелия не пускать бабника философа на порог[3].
Федор уселся на диван рядом с Тюриной, спросил:
– Как вы себя чувствуете, Лина?
– Хорошо, – ответила Тюрина. – Спасибо вам, Федор. Ваши друзья хорошие люди, я очень благодарна им за Сонечку.
– Хорошие. Если нужна помощь, скажите. Что сможем…
– Спасибо. Я хотела спросить… – она запнулась.
Федор ждал.
– Понимаете, остался бизнес, я вам говорила. Я не представляю, что с ним делать. Мне нужен дельный менеджер… или бухгалтер, одна я не справлюсь.
– Вы не думали продать компанию?
– Думала. Вначале. А теперь передумала. Мне нужно чем-то заняться, понимаете? Иначе… – Она махнула рукой. – Я попробую сама.
Федор кивнул и сказал:
– Решение одобряю. Насчет дельного менеджера подумаю. Мы вас не бросим, Лина.
Ему показалось, что она сейчас заплачет. Но она не заплакала, сдержалась, только судорожно вздохнула. Федор раздумывал, не спросить ли у нее прямо сейчас, сию минуту, но понимал, что не место и не время. Пусть успокоится. Он был полон нетерпения, колебался, напряженно рассматривал картинку на обложке семейного альбома.
– Что-то случилось? – спросила Тюрина. – Что с вами?
Он поднял на нее испытующий взгляд.
– Вы что-то знаете? – спросила она. – Что еще? – Она сцепила руки на коленях и сглотнула, на лице ее был написан испуг.
– Лина, не удивляйтесь, пожалуйста, – начал Федор, решившись. – Я хочу вас попросить…
– Да что вы так… – с досадой сказала Тюрина. – Говорите, ради бога!
Федор достал из внутреннего кармана пиджака конверт с фотографией целующихся мужчины и женщины.
– Лина, посмотрите и скажите, это ваш муж?
Он протянул ей фотографию. Она почти выхватила ее из рук Федора, впилась взглядом. Ноздри ее крупного носа побелели и раздулись, и Федор с запоздалым раскаянием понял, что вечер, скорее всего, испорчен – сейчас рванет.
Тюрина молча рассматривала фотографию. Потом так же молча протянула ему обратно. На его вопросительный взгляд сказала ровным безжизненным голосом:
– Да, это мой муж.
Федор с трудом удержался, чтобы не спросить: «А вы уверены?» – и сунул фотографию в карман. Тюрина сидела удивительно спокойно, уставившись в пространство; Федору показалось, что она перестала дышать. Недолго думая он спросил:
– Налить вам чего-нибудь?
Она кивнула, и Федор поднялся. Принес ей рюмку коньяку. Тюрина, не взглянув на него, выпила залпом, втянула в себя воздух и закрыла рот ладонью.
– Прошу всех за стол! – закричала Ирочка, вылетая из кухни с тарелками в обеих руках. – Коля, подъем!
Капитан Астахов дернулся от неожиданности и открыл глаза. Обвел всех недоумевающим взглядом, остановился на Федоре и Тюриной, силой помял лицо в ладонях и сказал:
– Чего орать-то? Я не спал.
Федор поднялся и протянул руку Тюриной…
…Они хорошо сидели. Зося хлопотала с тарелками, Ирочки щебетала, донося до них последние сплетни из мира моды; мужчины сдержанно… щебетали? Нет, как-то не по-мужски. Мужчины солидно обменивались мнением о текущей политике, между рюмками коньяка. Потом капитан попугал их историями про известные резонансные преступления. Потом Савелий рассказал о новых книгах. Бабских, добавил капитан и мигнул Федору: пойдем, мол, перекурим, друг, и они отправились в кухню. Ни тот, ни другой не курили.
– Интересная женщина, – сказал капитан, – но какая-то смурная.
– С чего ей веселиться? – резонно сказал Федор.
– Не с чего, – согласился капитан. – Где ты ее подобрал?
– Случайно. На улице.
– Не свисти! – осадил его капитан. – Зачем она тебе? Что ты задумал? А фотку зачем ей показывал?
– Ты же спал!
Капитан хмыкнул.
– Я не спал, я сидел в засаде. Ну?
– Она налетела на меня на улице и попыталась открыть глаза на мою знакомую.
– Ты что, бываешь у нее? У твоей знакомой?
Федор не ответил.
– Смотри, Философ, одного мужика она уже схарчила! Не боишься? А физданные его тебе зачем?
– Я подумал, что на фотографии не Тюрин…
– Чего? – изумился капитан. – Не Тюрин? А кто? Рогоносец признал врага, побежал разбираться… он что, лажанулся? Не того приговорил? А что Тюрина?
– Не лажанулся, это Тюрин. Лина сказала, это Тюрин.
– Так какого… вечно у тебя какие-то мутки, – с досадой сказал капитан. – Чего ты снова выдумал? Савелий в курсе? Соображали на двоих?
– Савелий не в курсе. Соображал я один.
– И какого хрена?
– Показалось.
– Ребятки, нам скучно без вас! – заверещала Ирочка, появляясь на пороге кухни. – Федя! Коля! Пошли!
Она схватила их за руки и потащила в гостиную…
Девушки сидели на кухне, ужинали. Хлопнула входная дверь, залаял Декстер.
– Ты дала ему ключ? – спросила Ния, прислушиваясь.
– Он сам взял, – ответила Настя. – А что я могла? Он взял из сумочки.
– Пусть убирается к черту!
Настя ухмыльнулась:
– Ты сама знаешь, что он не уйдет.
– Какого черта ты вообще его привела? – прошипела Ния. – Мне что, полицию вызвать?
– Вызови! – Настя ухмыльнулась. – Если не боишься.
– Чего я должна бояться?
– У него, знаешь, какие дружки! Я бы не связывалась. Уж пусть лучше один Генчик.
– Что ты несешь? Это мой дом!
– Тише, услышит! – Настя приложила палец к губам.
Геннадий, румяный с мороза, появился на пороге кухни, стал, картинно опираясь на косяк; ухмыльнулся:
– Привет! Что празднуем, девчонки?
– А мы тут о тебе говорили, – хихикнула Настя.
– Кости мыли? А мне пожрать оставили?
– Садись! – Настя вскочила. – Картошку с мясом будешь?
– Да хоть черта лысого! – Он потер руки. – А принять?
– Сейчас! – Настя метнулась к буфету, достала бутылку водки. – Вот!
– Порядок в танковых войсках, – похвалил Геннадий, усаживаясь около Нии. – Молоток, Настюха. А ты чего смурная? – Он взял Нию за руку. Ния руку отдернула. Геннадий рассмеялся.
– Я не помню, чтобы я тебя приглашала, – сказала Ния. – Поужинаешь и вали, понял?
– Поужинаешь и вали! – повторил он, скаля зубы. – Зачем так грубо? Тебе не идет! Ты у нас девушка европейская, тонкая, перед тобой вон профессор на задних лапках! Так и пляшет, так и хлопочет. А как муж узнает, а? Что тогда? Не боишься?
– Чего тебе надо? – Нию все больше охватывало тоскливое чувство безысходности – Геннадий был омерзителен со своими кривыми ухмылками и опасен.
– Надо подумать. – Он налил в стакан водки. – Ваше здоровье, девчонки! – Выпил одним глотком, зажмурился: – Хорошо пошла! Чего мне нужно, спрашиваешь? Не так, чтобы много. Тачку приличную, бабло, хату. Все!
– Семью тебе надо, – подсказала Настя.
– Можно и семью, потом. Как, подруга, поможешь? У тебя же бабла как грязи. Поделилась бы с друзьями. Правда, Настюха? И разлетимся как в море корабли.
– Ага, разбежался! – закричала Ния. – Откуда у меня деньги? Все на счетах мужа! – Она чувствовала, что говорит не то, что прозвучали ее слова, словно она согласна с ним и оправдывается. То, что этот подонок сейчас делает с ней, называется простым и емким словом: шантаж. И получается, она соглашается платить шантажисту.
– Ладно, разберемся, не парься. Твой мужик заляжет на дно лет на восемь-десять, считай, повезло. А мы тем временем чего-нибудь придумаем, не боись! – Он снова потянулся за бутылкой. – За прекрасный пол! Ох и люблю я вас, девчонки мои дорогие!
Настя суетилась, подкладывая ему куски побольше. Геннадий сразу как-то потек и опьянел; торопливо ел, не жуя, и нес с набитым ртом что-то уж совсем запредельное и невразумительное. Подмигнул Ние. Нию передернуло.
– Наливай! – потребовал Геннадий, и Настя поспешно и угодливо налила ему полный стакан. Он выпил, запрокинув голову. Девушки наблюдали, как дергается его острый кадык. Настя погладила его руку. Ния содрогнулась – подруга выглядела вполне счастливой. Синяк под глазом был густо замазан тональником. В который раз уже она подумала, что все пошло вразнос и не нужно было… Ничего не нужно было! Ей казалось, она тонет, ее захлестывало отчаяние.
