– Вот-вот.
– Я знал о диагнозе, но понятия не имел, что для его определения достаточно суток!
РМЛ, расстройство множественной личности, или, как его еще называют, множественное диссоциативное расстройство, и в самом деле трудно определимо. На установление диагноза требуется длительное время. Пациентам с РМЛ трудно рассказывать о себе, выдерживая хронологическую последовательность, поскольку воспоминания об эпизодах их жизни распределены между разными альтер-личностями. Первую информацию о прошлом пациента обычно сообщает главная личность. Она часто оказывается в ситуациях, созданных другими альтер-личностями, при этом о событиях, предшествующих той или иной ситуации, она либо знает мало, либо не знает ничего. Таким образом, для выявления диагноза необходим долгий период, на протяжении которого врач беседует с больным, вытаскивая на свет последовательно каждую из его личностей. Сделать это за один день просто не представляется возможным!
– Отчет о состоянии Саркисяна, – продолжила Неля, – здорово напоминает переписанную главу из учебника по психиатрии: все логично и чертовски хрестоматийно! Таким образом, Ракитин заключил, что Саркисян как бы «не помнил» аварии, так как в тот конкретный момент за рулем находилась одна из его «альтер-личностей».
– Ну да, амнезия, – криво усмехнулся Любавин. – Говоришь, переписанный учебник?
– Все как в книжке, – кивнула Неля. – Даже об изменениях во внешности и повадках Саркисяна, представляете! К примеру, то Саркисян – заядлый курильщик, то ни разу в жизни сигарету в рот не брал и просит Ракитина курить в форточку, чтобы не травмировать его легкие. Осанка, манеры, акцент (то он присутствует, то ни следа его нет в речи пациента) – все в наличии.
– И эти наблюдения сделаны за одни сутки? – присвистнул профессор. – Вот бы мне такого диагноста, как этот ваш Ракитин!
– И это еще не все, дядя Илья. Вы не представляете, сколько таких «диагнозов» он поставил в течение всего одного года – Ракитин штампует РМЛ, как машина по производству денег во время дефолта!
– Но это же редкий диагноз! – возмутился Любавин. – Не говоря уже о том, что многие наши психиатры вовсе не признают существование данного заболевания!
– Вы абсолютно правы, – согласилась Неля, – и тем не менее такое обилие пациентов с РМЛ почему-то не смутило следственные органы.
– Ладно, а как насчет моего второго парнишки?
– Ничего особенного в отчете по нему я не нашла, разве что объяснение – «утонул в результате несчастного случая или, предположительно, самоубийства, воспользовавшись временным отсутствием врача». Однако, почитав документацию Ракитина, я пришла к выводу, что в «Синей Горке» как-то многовато самоубийств – если быть точной, за текущий год уже девять!
– Ничего себе! – воскликнул Любавин.
– Что интересно, первоначально поставленные диагнозы далеко не всегда объясняют склонность к суициду.
– Я знал, знал, что Ракитин – тот еще фрукт, – сквозь зубы пробормотал профессор. – Надо проверить, не проходили ли остальные погибшие по уголовным делам!
– Меня насторожил один факт. Медсестра с отделения для буйных пациентов утверждает, что у них в данный момент лечится восемьдесят девять человек.
– И что?
– А то, что, если судить по записям Ракитина, которые он подготовил для отправки в Комитет, больных в два раза больше – и это только по «буйному» отделению! На нашем, к примеру, лежат двести семь, а у Ракитина значатся за триста.
– Так-так… Понимаешь, что это означает?
– Естественно: он занимается приписками!
– Тебе удалось скопировать информацию?
– Конечно, я принесла вам все, что сумела обнаружить, но вот доказать, что эти сведения действительно из компьютера Ракитина, будет нелегко.
– Надеюсь, ты уничтожила следы своего пребывания?
– Со мной был человек, который помог это сделать.
– Что еще за человек? – встревожился Любавин.
– Пациент. Он компьютерщик, и без него мне ни за что бы не удалось взломать пароль Ракитина.
– Мне не нравится, что ты привлекла к нашему делу кого-то еще, – нахмурился профессор. – Тем более – пациента: где гарантия, что он тебя не выдаст?
– Гарантий нет, но и выхода тоже не было: либо так, либо…
– Ладно-ладно, проехали, – перебил крестницу профессор. – Что еще удалось выяснить?
* * *
Утром в субботу Неля едва не проспала встречу с Паратовым. Хорошо еще, что успела поставить будильник! Оделась она буквально за пять минут, особо не выбирая наряд: в конце концов, это ведь не свидание, а деловая встреча. Наносить макияж она тоже не стала, ограничившись парой мазков помадой по губам – сойдет для беседы с сыщиком.
Паратов ждал внизу, как и обещал. Садясь в машину, Неля заметила, что авто у следователя недорогое. Это заставило ее проникнуться к нему симпатией. С другой стороны, с чего ей испытывать симпатию? Она по-прежнему в числе подозреваемых по делу об убийстве Ольги Касаткиной, потому что Паратов до сих пор не сказал, что к ней больше нет претензий!
– Отлично выглядите, – отметил он, взглянув не на Нелю, а на ее отражение в зеркале. – Работа в «Горке», похоже, не слишком изнуряющая?
– Не слишком, – подтвердила Неля.
– Значит, вам там нравится?
– А почему вы спрашиваете?
– Если уж вы попросили меня заняться делом, связанным с одним из пациентов клиники, Нелли Аркадьевна, то должны понимать, что я не ограничусь строгими рамками.
Не совершила ли она ошибку, посвятив следователя в свои дела? Он прав, она не учла того, что, будучи дотошным работником, Паратов захочет узнать больше.
– Я отвечу на ваши вопросы, если сочту их правомерными, – осторожно сказала Неля.
– Вы в курсе, что у Рощина были проблемы с наркотиками? – вдруг спросил Паратов.
– У какого Рощина?
– У сына, не у отца же! Ну, так знали?
Неля об этом понятия не имела, и ей стало стыдно, что следователь, похоже, знает о Максе гораздо больше нее.
– Но я же видела его руки – на них никаких следов уколов! – попыталась возразить она.
– Он кокаин нюхал. В артистических кругах героин не слишком распространен, в основном «колеса» или кокаин. Начал Рощин лет в пятнадцать, когда у него был самый насыщенный график. Ну, понимаете, концерты расписаны на много месяцев вперед, каждый хочет поболтать с юным вундеркиндом, приглашения, уважение и восхищение взрослых, состоятельных и известных людей… Короче, у паренька случилась звездная болезнь.
– Думаю, в таком возрасте избежать этого практически невозможно, – вступилась за Макса Неля.
– Согласен, – кивнул Паратов. – Тогда Рощина опекал Анатолий Свиблов, знаете такого?
– Разумеется, известный дирижер!
– Так вот, Свиблов отправил мальчишку в лечебницу. Он считал себя виноватым в том, что произошло, полагал, что парень не выдержал напряга, потому и взялся за наркоту. После этого срыва юношеская карьера Макса пошла на спад.
– Ну, насколько я понимаю, он взялся за ум, – встряла Неля. – Решил продолжить образование, уехал за границу…
– Что там с ним было, одному богу известно – мне, во всяком случае, ничего не удалось узнать о том времени. Но в двадцать шесть лет Рощин снова загремел в клинику, причем при скандальных обстоятельствах.
– Скандальных?
– Вроде бы кто-то при этом умер.
– Да вы что?!
– У папаши Рощина были обширные связи, и он «отмазал» сынка – в противном случае тому грозил срок или, по меньшей мере, судебное разбирательство.
Неля сидела, уставившись в белое пятно на ветровом стекле: похоже, мимо пролетала ворона и оставила Паратову отметину на память. Оказывается, не все так безоблачно в карьере Макса Рощина, однако ни Аарне, ни Егор не сочли нужным об этом упомянуть. Ну ладно, они не знали о подростковом периоде друга, но, когда он вторично попал в больницу, они уже выступали вместе!
– Значит, подробности вам не известны? – уточнила она.
Все это время Неля удивлялась, как человек вроде Рощина мог оказаться в психиатрической лечебнице – это казалось невероятным. До тех пор, пока она не поговорила с Паратовым. Получается, Рощин сам загнал себя в психушку? А почему она решила иначе – только потому, что помнила мальчика с зелеными глазами и обезоруживающей улыбкой? Макс давно перестал быть тем милым мальчуганом и, возможно, познал все пороки мира еще до того, как Неля прочла о них в газетах или посмотрела по телевизору.
– Теперь вы со мной поделитесь, – потребовал Паратов.
– Поделиться?
– Вы обещали, что все расскажете при встрече. Мы встретились, так что говорите!
– Да мне нечего особо рассказывать, – пробормотала Неля, понимая, что выкрутиться не удастся: следователь выполнил свою часть сделки, и ей, хочешь не хочешь, придется держать ответ.
– Начните с диагноза, с которым ваш протеже попал в «Горку», – предложил он. – Это связано с наркотиками?
