Картинка погасла, но Инна продолжала в обалдении смотреть на экран.
– Что это было? – спросила она у Генки.
– Тебя пригласили к Манойловой на юбилей, – в не меньшем потрясении проскрипел Генка. – Ну почему такая несправедливость?! Я неделю землю рыл, чтобы туда попасть. А тебе – на, приглашение доставили. С курьером и лимузином. А какие у нее на тебя планы? Нанять на приработок какой? Денежный, поди. У нее денег куры не клюют. И почему всегда все тебе?
– Да не расстраивайся ты так! В ее планах развести меня с мужем и выдать замуж за своего сыночка. Вот только с моими планами это не совпадает. А согласие, как говорится, есть продукт непротивления обеих сторон. Так что не собираюсь я идти на их маленькое семейное торжество.
– Перцева, ты сумасшедшая? Да там полторы тысячи человек будет! Это же Манойловы! Весь бомонд. Вся элита городская. Это же какой фотореп можно сделать! А-а-а-а-а! Ну почему не я-а-а-а! – в отчаянии Генка начал дергать себя за сальные вихры.
– М-м-м-м, спроси меня, не меняет ли это дело, – задумчиво произнесла Инна. – Среди полутора тысяч человек чести бедной девушки ничего не угрожает, а матерьялец, действительно, можно сварганить эксклюзивный…
В субботу роскошный лимузин высадил Инну, одетую в вечернее платье от Армани, прикрытое небрежно наброшенной новой норкой цвета топленых сливок и дополненное обязательными лодочками от Маноло Бланик (все-таки хорошо иметь богатого мужа!), перед покрытым ковровой дорожкой входом в «Русский дом». Быстро пристроив в гардероб свою стильную шубку (пока она шла по красной дорожке, несколько дам успели посмотреть на это произведение норкового искусства с завистью, а посему саму Инну явно не одобрили), известная журналистка Инесса Перцева отправилась искать знакомых.
Генка Дубов не соврал – здесь собрался если уж не весь город, то абсолютно точно весь городской бомонд. Чиновники и депутаты, руководители крупных, средних и мелких предприятий, известные режиссеры, артисты и художники, врачи, к которым принято записываться на прием за полгода, директора лицеев, ректоры вузов – интеллигенция и нувориши были плотно перемешаны в толпе, от которой исходил тяжелый запах духов и денег.
Бриллианты и стразы, дорогие вечерние туалеты и неуместные «перья-пайетки», высокая мода и вещевой рынок, тонкий вкус и агрессивная безвкусица смешались в этот вечер в «Русском доме».
– Эклектичненько, – подумала Инна, но тут на нее с размаху налетела ее подруга Алиса Стрельцова.
– Привет, Инка! Ты на службе или по дружбе тут?
– А бог его знает, – Инна рассмеялась. – Начиналось все по службе. Но переросло в сильную симпатию ко мне со стороны именинницы и части ее домочадцев.
– Надеюсь, с твоей стороны симпатии не имеется? – Алиса элегантно изогнула безупречно подведенную бровь. – А то Стрелецкий говорит, что в нашем городе манойловщина – синоним пошлости. Он даже на это сборище со мной не пошел. Уволь, говорит, меня от этого зрелища. У меня несварение души будет.
– Несварение души?
– Ну да. Типа, когда съешь что-нибудь несвежее, то случается несварение желудка. А когда с вульгарными людьми пообщаешься, то у моего нежного и утонченного Игорька бывает несварение души.
– А у тебя что, душа крепче? – Инна неожиданно для себя обиделась за Коленьку Манойлова, приверженца стиля хай-тек и безукоризненных костюмов. Ни при каком раскладе он не мог ассоциироваться с пошлостью и безвкусицей. Хотя, конечно, за Таисию Архиповну с ее малахитовыми фонтанами Инна вступаться бы не стала.
– Ну, Инусь, я ж по работе. У меня добрая половина бывших клиентов тут. А вторая половина – потенциальные. Губернатор вон, – Алиса церемонно наклонила голову, здороваясь с руководителем региона, чью проблемную дочь не так давно успешно выдала замуж. – Обещал с парой интересных людей познакомить.
– Ладно, иди. Лови доверчивых людей в сети Гименея. Позже увидимся.
До начала официальной части Инна успела пообщаться с кучей знакомых. Пару раз в толпе мелькал Коленька. Но подходить не спешил.
«Может, не видит, вон народу сколько», – подумала Инна, испытав мимолетную досаду, что Манойлов до сих пор так и не оценил ее фигурку в новом дорогом платье. Ей пришлось честно признаться себе, что, собираясь на этот вечер, она подсознательно хотела произвести на него впечатление.
Затрубили фанфары, открылись двери большого зала, и гостей пригласили внутрь. Из концертного помещения были убраны привычные ряды зрительских кресел. Сейчас здесь стояли накрытые столы, увитые живыми цветами. С потолка свисали гирлянды роз. А на сцене (Инна вначале не поверила собственным глазам) стоял огромный трон, покрытый небрежно брошенной мантией из настоящего (тут Инна не поверила своим глазам во второй раз) горностая.
Фанфары затрубили снова, и гости стали торопливо рассаживаться за столы, сверяясь с номерами, указанными в пригласительных билетах. От гастрономического изобилия у Инны закружилась голова. «Где стол был яств…» – вспомнилась ей строчка из пушкинского «Медного всадника», но продолжения она не помнила.
Ее соседями по столу оказались директор крупной стоматологической клиники, с которым Инна была знакома, его супруга, главный режиссер театра юного зрителя с молодым другом и депутат городской думы, строитель Василий Павлов со своей главной бухгалтершей. Весь город (кроме законной супруги Павлова) знал о том, что у него с бухгалтершей вторая семья и общие дети. Инна поняла, что будет скучно.
Фанфары затрубили в третий раз, и на сцену выехала золотая карета. Из нее вышла именинница, при виде которой аж дух захватывало. Царское платье с длинным шлейфом было сшито из золотой тафты. На ногах сверкали туфли с золотыми набойками. На плечах – меховой палантин, тоже горностаевый, а на голове – золотая же корона с крупным рубином посередине. Надпись «Виват, королева!» зажглась над сценой, и дружный хор голосов, тут же подхваченный из зала, закричал: «Виват, виват, виват!»
«Рехнуться можно, – подумала ошалевшая Инна. – Во-первых, и вправду, апофеоз пошлости. А во-вторых, мамочки мои родные, сколько ж это все стоило-то!»
В перерыве между закусками и горячим гостей пригласили выйти на улицу. Перед «Русским домом» откуда ни возьмись появились невиданной красоты ледяные скульптуры. Резные корабли, оленей, деревья, снежинки искусная рука мастера вырезала из цельных кусков льда. Установленная подсветка заставляла их искриться всеми цветами радуги, гаснуть и вспыхивать вновь. Зрелище было таким красивым, что у Инны перехватило дыхание. Она даже забыла, что стоит на морозе в легком платье (идти в гардероб за шубой было лень).
– Холодно, – бархатный голос Антона Головко заставил ее обернуться. Он скинул с себя меховое пальто из стриженой норки (странный для мужчины выбор) и накинул ей на плечи. Инна благодарно улыбнулась.
– Спасибо, Антон Сергеевич. Как живете? Как бизнес?
– И не спрашивайте, голубушка. Как Касьян на нас посмотрел, честное слово! Страховые случаи сыплются один за другим. Поджоги, угоны… Если еще что-нибудь случится, «Берег» по миру пойдет. И главное – не понимаю, что происходит. Я без Алешки как без рук, честное слово! Чувствую, что с его потерей ничто не сравнится, но если я еще и бизнес потеряю, это будет крах. Просто крах!
Инна обратила внимание, что Головко плохо выглядит. Даже статность свою он как будто подрастерял под грузом свалившихся проблем.
– Антон Сергеевич, а вы замечали, что Алексей Леонидович перед смертью был чем-то встревожен?
– Замечал. Даже спрашивал у него, что он ходит как в воду опущенный. А он ответил: подожди, Тоша, вот сам разберусь, тогда поговорим. Я, честно сказать, решил, что у него с сыном опять проблемы. Когда в семье такое горе, как наркотики, все время живешь, будто на пороховой бочке. Так и вышло. Носился он с этим проклятым наркоманом. Все лечить пытался. И вот результат. Свихнулся парень совсем и отца убил.
– Все не так однозначно, Антон Сергеевич, – осторожно возразила Инна. – Я встречалась с Глебом, и выяснились новые обстоятельства. Он действительно украл у отца подаренный вами автомат, но вполне может статься, что он его не убивал. Что это было подстроено.
– Как встречались? – удивился Головко. – Он же в тюрьме!
– Да, в изоляторе временного содержания. Но меня к нему пропустили.
– Как же так, голубушка? – Головко заметно разволновался. – То есть вы хотите сказать, что это не Глеб… Лешку…
– Ну что за разговоры на юбилее! – за спиной Инны внезапно материализовался Коленька. – Если бы мама вас слышала, обиделась бы.
Он хозяйским жестом скинул с плеч Инны чужое меховое манто, небрежно сунул его в руки Головко и набросил ей на плечи свое кашемировое пальто. Безупречное, как она мимоходом отметила.
