И тут его взгляд помрачнел. Мальчик вспомнил, что вчера произошло во время банкета. Его сразу, как только труп обнаружили, увели в комнату Роминой мамы, и Валя ничего страшного не видел, но был уже достаточно взрослым, чтобы осознать весь ужас произошедшего.
– Пойдем, я тебе яичницу пожарю с гренками, – бодро предложила Таня, вскочив с кровати. – Яйца, надеюсь, в холодильнике есть?
– Вроде…
– А хлеб?
– Ржаной, – наморщил нос Валя.
– Поджарю на подсолнечном масле, да с чесночком! – И Таня красноречиво причмокнула.
– Хочу, – тут же просиял Валя. – Мне глазунью с кетчупом.
– Все будет! А теперь выйди, я оденусь.
Валя выбежал за дверь. Таня стянула с себя ночную рубашку и облачилась в спортивный костюм: футболку с капюшоном и шортики. Раньше она могла себе позволить ходить по дому в халате, из-под которого выглядывал подол сорочки для сна, но с появлением в доме Кости все изменилось. Он ненавидел распустех, и Таня, чтобы угодить ему, купила себе пару комплектов домашней одежды. Теперь она надевала ее поутру не для Кости – для себя.
– Мам, а мы пойдем сегодня в гости к тете Любе?
– К кому? – не сразу поняла Таня.
– К Роминой маме.
– А… – Она вышла из комнаты и, обняв сына за плечи, повела его в кухню. – Она вроде бы уехала. Любови Михайловне разрешили покинуть город, и Рома собирался отправить ее домой утренним поездом.
– Мам! – снова позвал ее Валя. – Вот Рома тебе брат, так?
– Так.
– Значит, она и тебе мама, то есть моя бабушка.
Таня вздохнула перед тем, как объяснить сыну, что это не так. Ребенок мечтал о бабушке с самых малых лет. У всех его знакомых они были, а у него нет. Ее мать умерла, а мужнина жила далеко, и Валя ее никогда не видел.
– Любовь Михайловна мама только Роме. Так что бабушкой она станет лишь его детям. – Таня подошла к холодильнику, открыла его и осмотрела содержимое. М-да… Кроме яиц и масла – ничего. Зато яиц много, целая коробка, на всех хватит. – Валь, спроси у дяди, он будет завтракать?
– Его нет.
– Как нет?
– Нет. Он ушел рано-рано, когда я еще спал. Старался не шуметь, но все равно меня потревожил, вот я и вскочил ни свет ни заря.
Таня поставила на плитку две сковороды – для яиц и гренок – и, пока они нагревались, искала телефон.
– Ты Илье звонить будешь?
– Да. И остальным. Мы же хотели сегодня всей семьей по городу погулять. В интернат сходить. Рома предложил игрушек детям купить.
– Он богатый… – с уважением протянул Валя. – Вот бы тебе такого мужа! Не дядю Рому, конечно, за братьев нельзя замуж выходить, я знаю. Просто такого же богатого и щедрого. А то у Кости даже на жвачку денег не выпросишь.
– Я тебе даю на жвачку и на остальное, зачем ты клянчишь у Кости?
– Не клянчу, а прошу.
Телефон Ильи не отвечал. Ромин – тоже.
– Мам, сковородки горят.
– Черт! – выругалась Таня и принялась за готовку.
Поджарив глазунью и тосты и выложив все на тарелки, Таня снова взялась за телефон. Набрала номер Мэри и Дэна – они подключили один.
– Доброе утро, Танья, – услышала она голос сестры.
– Доброе! Не разбудила, надеюсь?
– Нет. Я давно встала. Не могу привыкнуть к местному времени.
– А Дэн?
– Он пошел на завтрак. А я не голодна.
– Рому не видела с утра?
– Видела. Он только час назад вернулся с вокзала. Лег спать. Просил не беспокоить три часа.
– Хорошо, мы с Валей приедем к вам в гостиницу через два часа.
– Будем ждать.
Отсоединившись, Таня села за стол, но аппетита не было, и она ограничилась чаем. Зато Валя слопал все подчистую.
– Добавки? – спросила она, показав на свою тарелку.
– Нет. – И наставительно добавил: – Больше двух яиц в день есть вредно. А вот гренки я доем. С кетчупом!
– Это не вредно? – усмехнулась Таня и снова набрала номер Ильи.
– Да, – услышала она сдавленный голос брата.
– Илюш, ты где?
– Гуляю.
– Когда вернешься?
– Не знаю… Плохо мне, Таня. Я побродить хочу.
– Ты помнишь, что мы собирались в детский дом?
– Во сколько пойдем?
– Через два часа встречаемся в гостинице.
– Буду. – И он отсоединился.
Таня задумчиво убрала телефон в карман, но тут же достала. Надо Косте позвонить, позвать его с ними. Она все еще была обижена на него. Мало того, что бросил ее вчера, так еще сегодня даже не справился о ее душевном состоянии. Таких эгоистов она никогда не встречала. Даже ее бывший муж, тот еще себялюб, был к ней внимательнее. И все равно она Костю любила. Так любила, что не мыслила своего будущего без него. Как представит, что его рядом нет, так сердце ныть начинает. И хочется плакать.
– Мам, а давай я тоже детишкам что-нибудь подарю? – донесся до нее голос сына.
– Что?
– У меня полно игрушек старых. Я в них уже не играю.
– Да они сломаны все.
– Нет, почему? Есть нормальные.
– Тогда собери их и сложи в сумку, возьмем с собой.
Когда Валя унесся к себе, Таня стала звонить Косте.
Он сидел, нахохлившись, на лавочке в парке и пил пиво из бутылки. Какой по счету она была, Илья не мог сказать. Четвертой, пятой? В голове уже шумело, а живот стал подобен аквариуму, но Илья продолжал вливать в себя пиво. Ему хотелось забыться, а водка не лезла в горло. Он пробовал, но первая же стопка сразу попросилась наружу, и его вырвало.
– Закурить не найдется? – услышал Илья писклявый женский голос. Подняв голову, он увидел девочку лет пятнадцати. Ярко накрашенная, крикливо одетая, она стояла перед ним и игриво улыбалась.
– Не курю, – буркнул Илья.
– Тогда, может, пивком угостите?
– Рано тебе еще пиво пить! – рявкнул он.
– Козел… – процедила девчонка и, сделав неприличный жест, удалилась.
Илья залпом допил пиво и швырнул бутылку в урну, где их уже лежало несколько штук. Он только недавно перестал этому удивляться. В дотюремные времена возле каждого человека с пивом в руках дежурила старушка. Или бомж. Или подросток. Они стояли над душой, и иной раз Илья не допивал до дна, отдавал бутылку с остатками пива. Теперь же никому они не нужны! Валяются где ни попадя. А ведь денег стоят, хоть и небольших. То ли бомжи совсем обленились, то ли нашли какой-то другой, более выгодный способ непыльного заработка.
Илья посмотрел на часы. Пора выдвигаться. До гостиницы еще доехать надо, он забрел далеко от центра.
Он поднялся на ноги, покачнулся – все же выпил пять бутылок. Уж очень сильно его развезло. Пришлось снова сесть, чтобы немного прийти в себя. Неприятностей с ментами (он пока не научился называть их полицейскими) ему только не хватало!
Илья полез в карман, чтобы найти жвачку, но обнаружил лишь ключи от квартиры Тани. Он покрутил их в руках, потом машинально начал царапать что-то на деревянной скамейке. Была у него в детстве такая дурацкая привычка. В школе все парты «пометил». А когда их, уже детдомовцев, возили летом на турбазу, то и все беседки.
Илья тяжко вздохнул, поняв, что алкоголь совсем ему не помог, даже хуже стало. Опять хотелось плакать от жалости к себе.
Вдруг…
Вдали…
Знакомый силуэт!
Илья вытянул шею и вгляделся.
Высокая стройная женщина с длинными волосами стояла в отдалении и как будто смотрела на него. Но как только поняла, что ее заметили, развернулась и торопливо зашагала прочь.
Походка у нее тоже была знакомая!
Так ходила и выглядела… Маша.
Машшша… С мягким «ш». Его первая любовь. И единственный человек, который мог его ненавидеть. Он соврал вчера Татьяне (и не первый раз), сказав, что не делал никому ничего плохого. Нет, делал. Маше…
И она могла его за это ненавидеть. И желать ему самых страшных несчастий. И мстить самым изощренным способом…
Если бы была жива.
Маша умерла не так давно. Ее убили. И тело ее сейчас погребено под слоем земли.
Значит, это не она. Просто похожая на нее женщина. Последнее время Илья часто таких встречал. Или ему они мерещились?
Илья поднялся со скамейки во второй раз. Теперь у него получилось встать ровно. Убрав ключи, он пошел к автобусной остановке. Его место тут же заняла девочка-подросток, которая пыталась стрельнуть у него сигарету. Она решила подождать кого-то менее жадного. Мимо этой лавки много народу ходит, авось кто-нибудь угостит ее куревом, а то и пивом. Девочка развалилась на скамейке и стала всматриваться в прохожих. Пахло олифой. Скамейку покрыли свежей синей краской совсем недавно. Но уже кто-то ее испоганил – накорябал на поверхности какой-то слово.
Судя по свежим следам, это сделал жадный мужик с пивом. Девочка прищурилась – она плохо видела, но очков не носила, – и прочла.
ПРОСТИ!
– Прости? Это он мне, что ли? – фыркнула она. – И не подумаю…
День был чудесный, теплый, ясный. Как будто не начало мая, а середина июня. Таня стояла у дверей детдома, подставив лицо солнцу. Загорала. Она всегда была бледной. Это потому, что все летние дни проводила в парикмахерской (женщины летом желают быть особенно красивыми), а вечерами солнце уже не то. А так хотелось иметь легкий загар. С ним вид свежее и глаза ярче. Но как только выпадал выходной, погода обязательно портилась, и Таня оставалась дома. В итоге – бледный вид.
