А теперь она выбирает его.
— Абигейл говорила с тобой о… — Натан чуть поморщился, словно затрагивал деликатный вопрос о здоровье.
— О том, чтобы жить у тебя? — спросила Мадлен. — Да. Как раз сегодня утром.
Боль была физически осязаемой. Как начало тяжелого гриппа. Как предательство.
Он взглянул на нее:
— Как ты к этому…
— Да все нормально, — сказала Мадлен.
Она не доставит ему удовольствия.
— Нам надо будет решить вопрос о деньгах, — сказал Натан.
Теперь, став примерным семьянином, он платил алименты за Абигейл. Платил вовремя и не жаловался. Ни один из них не упоминал о первых десяти годах жизни Абигейл, когда, очевидно, деньги на еду и одежду ей были не нужны.
— Так ты хочешь сказать, что теперь я должна платить тебе алименты? — спросила Мадлен.
Натан был явно ошарашен.
— О нет, я не это имел в виду…
— Но ты прав. Это только справедливо, если она в основном будет жить у тебя.
— Я, конечно же, не стал бы брать у тебя деньги, Мэдди, — сказал он. — Учитывая, что все эти годы я был не в состоянии… — Лицо его перекосилось. — Послушай, я понимаю, что был не самым лучшим отцом, когда Абигейл была маленькой. Я никогда не заговорил бы о деньгах. Просто в данный момент мы в стесненных обстоятельствах.
— Может, тебе продать эту шикарную спортивную машину? — предложила Мадлен.
— Угу, — обиженно промямлил Натан. — Возможно. Ты права. Хотя она стоит не так уж много… Ладно, посмотрим.
Скай подняла на отца большие встревоженные глаза, опять незаметно моргнув, как это обычно делала Абигейл. Мадлен увидела, как Натан бодро улыбнулся маленькой дочери и сжал ее руку. Мадлен только что пристыдила его. Она стыдила его, пока он стоял, держа за руку свою дочурку.
Бывшим мужьям следует жить в других пригородных районах. Им следует посылать детей в другие школы. Нужно придумать закон, который предотвращал бы проживание в одном районе. Совершенно не обязательно мучить себя переживаниями из-за измены и чувства вины на спортивном празднике с участием твоего ребенка. Подобные чувства нельзя выносить на публику.
— Натан, зачем тебе понадобилось переехать сюда? — со вздохом спросила она.
— Что? — не понял Натан.
— Мадлен! Начинается состязание мам подготовительного класса! Вы участвуете?
Это была мисс Барнс, волосы завязаны в высокий конский хвост, кожа сияет, как у американского чирлидера. Она выглядела свежей и цветущей. Соблазнительный персик. Даже более соблазнительная, чем Бонни. У нее не обвисали веки. Не обвисало ничего. Все в ее яркой молодой жизни было ясным, простым и веселым. Чтобы лучше разглядеть ее, Натан снял темные очки. Он заметно взбодрился даже от одного ее вида. Эд отреагировал бы точно так же.
— Начинайте, мисс Барнс, — сказала Мадлен.
* * *
Сержант уголовной полиции Эдриан Куинлан. Мы исследуем отношения жертвы с каждым родителем, посетившим вечер викторин.
Харпер. Да, по сути дела, у меня есть определенные теории.
Стью. Теории? У меня нет ничего. Ничего, кроме похмелья.
Мамы детей из подготовительного класса выстроились в неровную шумную линию на старте забега. От их темных очков отражался солнечный свет. Небо было как гигантский голубой купол. На горизонте сапфирами поблескивало море. Джейн улыбнулась другим мамам, мамы улыбнулись ей в ответ. Все было очень мило. Вполне дружелюбно. «Не сомневаюсь, что все это только у тебя в голове, — сказала как-то мать Джейн. — Все уже забыли эту глупую неразбериху в ознакомительный день».
Джейн изо всех сил старалась влиться в школьную общину. Раз в две недели она дежурила в столовой. В понедельник утром она вместе с другой мамой-волонтером помогала мисс Барнс, слушая, как дети отрабатывают чтение. Привозя в школу сына и потом забирая его, она дружелюбно болтала с родителями. Она приглашала детей вместе поиграть на детской площадке.
Но все же Джейн чувствовала: что-то не так. То чей-то легкий поворот головы, то улыбка, не достигающая глаз, то мимолетное ощущение, что тебя осуждают.
Это все не важно, повторяла она про себя.
Все это такая чепуха. Бояться абсолютно нечего. Этот мир ланчбоксов и библиотечных пакетов, расцарапанных коленок и перепачканных мордашек не имеет ни малейшего отношения к тревожной теплой весенней ночи, к яркому свету, словно пристальный глаз глядящему на нее с потолка, к комку в горле, к словам, непрестанно сверлящим мозг. Перестань об этом думать. Перестань об этом думать.
И вот Джейн помахала Зигги, который вместе с детьми из подготовительного класса сидел на отрытой трибуне у кромки стадиона под строгим присмотром мисс Барнс.
«Ты ведь знаешь, что я не собираюсь выигрывать, да?» — сказала она ему утром за завтраком. У некоторых матерей были персональные тренеры. Одна из них и сама была тренером.
— На старт! — сказал Джонатан, симпатичный папаша, работающий дома. Он ходил с ними на «Диснея на льду».
— Хотя бы сколько здесь метров? — спросила Харпер.
— Кажется, финиш довольно далеко, — заметила Габриэль.
— Это там Рената с Селестой держат финишную ленточку? — поинтересовалась Саманта. — Как им удалось устраниться?
— Кажется, Рената говорила, что она…
— У Ренаты болит голень, — вмешалась Харпер. — Очень сильно.
— Нужно размяться, девочки, — сказала Бонни, одетая как инструктор в группе йоги.
Она медленно подняла лодыжку и отвела ее назад, отчего лямка желтого топа спустилась с одного плеча.
— О, ты, кажется, Джесс? — произнесла Одри, или Андреа.
Джейн никак не могла запомнить ее имя. Подойдя вплотную к Джейн, она заговорила тихим доверительным голосом, словно собиралась поведать страшную тайну. Джейн уже успела к этому привыкнуть. На днях эта женщина подошла к Джейн и, понизив голос, спросила: «Сегодня библиотечный день?»
— Я Джейн, — ответила Джейн. Она редко обижалась.
— Извини, — сказала Андреа, или Одри. — Послушай. Ты за или против?
— За или против чего? — спросила Джейн.
— Дамы! — прокричал Джонатан.
— Кексы, — пояснила Одри, или Андреа. — За или против?
— Она — за, — встряла Мадлен. — Блюститель удовольствий.
— Мадлен, пусть она скажет сама, — возразила Одри, или Андреа. — По-моему, она человек, который заботится о здоровье.
Мадлен закатила глаза.
— Гм, я, в общем-то, люблю кексы, — сказала Джейн.
— Мы составляем петицию о запрете присылать кексы всему классу в дни рождения детей, — сказала Андреа, или Одри. — Некоторые дети страдают ожирением, ведь чуть не каждый день дети едят сладкое.
— Не понимаю только, почему школа так одержима петициями, — раздраженно произнесла Мадлен. — Почему нельзя просто внести предложение?
— Дамы, прошу вас! — Джонатан поднял стартовый пистолет.
— Джонатан, а где сегодня Джеки? — спросила Габриэль.
Все мамы сдержанно восхищались женой Джонатана с тех пор, как несколько дней назад у нее взяли интервью в деловом разделе вечерних новостей. Она потрясающе точно и умно говорила о слиянии корпораций и поставила журналиста на место. К тому же Джонатан был весьма красив, напоминая чем-то Джорджа Клуни, так что постоянные ссылки на его жену должны были продемонстрировать, что они с ним не флиртуют.
— Она в Мельбурне, — сказал Джонатан. — Не надо со мной разговаривать. На старт!
Женщины двинулись к линии старта.
— У Бонни вид профессионала, — прокомментировала Саманта, глядя на Бонни, скорчившуюся в положении низкого старта.
— В последнее время я почти не бегаю, — сказала Бонни. — Это такая нагрузка на суставы.
Джейн заметила, что Мадлен бросила взгляд на Бонни и уперлась в траву носком кроссовки.
— Хватит болтать! — взревел Джонатан.
— Мне нравится, когда ты командуешь, Джонатан, — заметила Саманта.
— Внимание!
— Это очень действует на нервы, — обратилась к Джейн Одри, или Андреа. — Как только бедные детки выдерживают…
Хлопнул пистолет.
* * *
Теа. У меня есть свои соображения по поводу случившегося, но не буду плохо говорить о покойниках. Как я говорю своим четверым детям: «Если не можешь сказать приятное, не говори ничего».
Селеста чувствовала, как Рената тянет за свой конец финишной ленты, стараясь приноровиться, но ей и правда трудно было сосредоточиться на том, где она и что делает.
— Как Перри? — выкрикнула Рената. — Не в отъезде?
Когда бы Рената ни появлялась в школе или на школьных мероприятиях, она взяла себе за правило — и это было смешно — не разговаривать с Джейн или Мадлен. Мадлен это нравилось, бедной Джейн не очень. Но с Селестой она всегда разговаривала обиженным тоном, словно Селеста была ее давнишней подругой, которая плохо с ней обошлась, но она, как взрослый человек, была якобы выше этого.
