– У меня нет таких денег, – ответил завхоз.
– Тогда сделай то, что обещал.
– Не могу. Честное слово, ребята, никак не могу!
– Ты кого ребятней назвал? – в разговор вступил кто-то еще. – Кровью за это ответишь!
– Остынь, Буша! – крикнул Шандор. – Нож убери.
– А как мне вас называть? – взмолился завхоз. – Товарищами, что ли? Шандор, Буша, Баро… Клянусь, все бы сделал по уговору, но сейчас никак не могу. Кругом полицейские. Старики бдительность проявляют. Все напуганы. Меня же посадят!
– Посадят, считай, повезло – живым останешься, – сказал ему Буша.
Тишотка заворочался, чтобы залаять. Дайнека сжала пальцами мордочку, и он заскулил.
– Что там?
Послышались шаги, но кто-то сказал:
– Вернись, Буша. Там нет никого.
– Я слышал…
– Иди сюда, говорю!
От страха у Дайнеки выступил пот, и она увидела, как блестит ее собственный нос.
– Контракт отменять не будем, – заключил Шандор. – Сделаешь все, что обещал. В пятницу.
Послышались шаги, потом они стихли. Дайнека пригнула голову и посмотрела в щель между балясинами, после чего отпустила Тишотку. А подождав минут пять, вышла из беседки и зашагала к спальному корпусу.
* * *
Первым, кого она увидела, пройдя через гостиную, а потом через стеклянную галерею, был Галуздин. Рядом с ним, прижавшись к подоконнику, стояла Татьяна Ивановна.
– Здравствуйте, Игорь Петрович! – сказала Дайнека. – Нам нужно поговорить.
– Здравствуйте, Людмила Вячеславовна, – ответил Галуздин. – Идите к себе. Когда освобожусь – к вам загляну.
Дайнека остановилась у другого окна, решив подождать. Следователь продолжал разговор с директрисой:
– Так что, уважаемая Татьяна Ивановна, ваши опасения относительно компании «Простор», которая хотела вас запугать и выгнать из дворцового комплекса, не подтвердились.
– То есть как? – удивилась она.
– Фирма прекратила свое существование в позапрошлом году.
– Они могли зарегистрировать другую компанию.
– Не могли. Директора и учредителей пересажали, все остальные разбежались черт знает куда.
– Вы уверены? – голос Татьяны Ивановны сквозил недоверием.
– Я ручаюсь за это, – твердо сказал Галуздин. – Версия отработана. Живите спокойно.
– О каком спокойствии вы говорите?!
– И, кстати, Безруков пришел в себя.
– Неужели? – оживилась Татьяна Ивановна. – Вот это хорошая новость! Он что-нибудь рассказал?
– Пока говорить не может. Но прогноз неплохой. Жить точно будет.
– Спасибо, порадовали.
– Теперь и вы меня порадуйте, – следователь протянул руку. – Давайте ключи.
Песня удивилась.
– Какие ключи?
– От потайной библиотечной двери, – подключилась Дайнека. – У винтовой лестницы. Вы обещали.
– А ну-ка марш отсюда! – Галуздин сердито посмотрел на нее.
Директриса посетовала:
– К сожалению, ничем порадовать не могу. Ключ исчез. Висел на щитке у охранника и вдруг куда-то пропал.
– Плохо! – сказал Галуздин и посмотрел на Дайнеку: – Чего вам еще?
– Могу идти? – спросила Татьяна Ивановна.
– Идите.
Когда директриса удалилась, Дайнека подошла поближе. Вместе с ней приблизился Тишотка. Галуздин посмотрел на него, потом на нее:
– Ну?
– У меня много всего, – предупредила Дайнека.
– Давайте все по порядку.
– Во-первых, Лукерья Семеновна Темьянова перед гибелью Ветрякова видела во дворе цыган.
– Она готова дать показания?
– Я спросила, она сказала, что да.
– Сегодня же к ней зайду. Что еще?
– Я только что подслушала разговор.
– Кто с кем говорил?
– Завхоз Канторович с тремя цыганами. Их имена – Шандор, Буша, Баро.
– Звучит, как донесение. Расскажите подробнее.
– Они стояли у беседки, недалеко от спального корпуса. От завхоза требовали выполнить какой-то контракт. Они уже заплатили. Он хотел отказаться, но ему не оставили выбора.
Галуздин, кажется, не поверил:
– Вот как?
– Обещали убить, – подтвердила Дайнека.
– Да вы, я вижу, глубоко вклинились в тему, – заметил следователь. – Они видели вас?
– Нет, не видели. Я хорошо спряталась.
– Считайте, вам повезло. Узнаете их, если еще раз увидите?
– Нет. Лиц я не разглядела, но голоса опознать точно смогу.
– До этого еще далеко, – Галуздин что-то записал в блокнот. – Вам тоже нужно будет давать показания.
– Я согласна.
– А я вас не спрашиваю. Я констатирую.
– Завхоза пора брать, – уверенно сказала Дайнека. – На него уже полно компромата.
– Что? – сквозь смех поинтересовался Галуздин. – Что вы сказали? – Не дожидаясь ответа, он воскликнул: – И зачем я с вами связался! Детский сад какой-то, ей-богу!
– Я и про халат все узнала.
– Тогда валите до кучи…
– В пансионате никто не носит белых халатов. Это принципиальная позиция руководства, чтобы старики не чувствовали себя как в больнице. Медсестра, дежурившая в ночь, когда убили Васильеву, сказала, что в комнату к ней не ходила и Ветрякова не видела.
– Может быть, кто-нибудь другой приходил?
– Я задавала этот вопрос. Она соврала. Сказала, что нет, и покраснела.
– С чего вы взяли, что соврала?
– А почему покраснела?
Галуздин усмехнулся:
– Железная логика.
– Между прочим, Татьяна – та самая медсестра, которая дежурила ночью, но не прибежала на крики Темьяновой.
– Опять она?
– Представьте себе – да. Не сомневаюсь, она что-то скрывает. Как можно было не услышать такие громкие крики?
– Она дала объяснения. И я их читал. Написала, что крепко спала.
Дайнека возмутилась:
– Это ж как нужно спать!
– В любом случае, обратное нужно доказывать. А доказательств у нас никаких.
– Найдем доказательства, – уверенно проговорила Дайнека. – Ветряков видел женщину в белом халате, значит, в этой истории замешана женщина.
– А как же цыгане? – следователь определенно подначивал ее.
Но она не сдавалась:
– Одно другого не исключает. Еще немного, и картина будет ясна.
– Картина чего?
– Общая картина всех трех преступлений.
– Ваша наглость не знает пределов, – констатировал Галуздин. – Она безмерна.
– Я уже говорила, что я необидчива. И вот вам еще один фактик: в старой часовне на полу – снова символ.
– Три стрелы?
– Только на этот раз нарисованный коричневой краской.
– Краска высохла?
– Да, абсолютно.
– Значит, рисовали вчера, перед тем, как убить Ветрякова.
– Водорезов считает так же.
– Водорезов? – следователь внимательно посмотрел на Дайнеку. – Чего вас понесло туда с Водорезовым?
– Он показал мне часовню.
– Поосторожнее с ним.
– Он в чем-то подозревается? – обомлела Дайнека.
– Только в одном: Платон Борисович конченый бабник. А вы, по моему разумению, хорошая девушка. Будьте с ним осторожны. Это я вам как отец двух дочерей говорю.
– Спасибо, но это к делу никак не относится.
– Ну хорошо. Не скажу вам больше ни слова.
Дайнека перешла к последнему вопросу из тех, что приготовила к разговору:
– На днях я собираюсь поехать в областной архив, в Ивантеевку.
– Это еще зачем? – поинтересовался Галуздин.
– Нужно выяснить, зачем туда приезжала Васильева.
– Уже выяснили. И, замечу, без вас. Можете не трудиться. Васильева искала документы, подтверждающие ее родственные связи с двоюродной теткой.
– Нашла?
– Нет, не нашла. Поэтому не смогла претендовать на наследство. Так что недвижимости у нее не было, как и денег. Отсюда вывод: убивать Васильеву было не за что.
– Однако ее убили. – Дайнека объяснила: – Это я констатирую.
– Надеюсь, теперь мне можно уйти? – спросил у нее следователь.
– Идите, Игорь Петрович.
– Большое спасибо! – Галуздин удивленно покачал головой, как будто не доверяя происходящему.
Решив проводить его, Дайнека вышла в гостиную, где уже работал телевизор и за несколькими столами пансионеры играли в лото и в карты.
– Людмила Вячеславовна! – к ней подошла Артюхова. – Позвольте презентовать две контрамарки на спектакль, в котором у меня хорошая роль. Спектакль состоится завтра. Простите, что не сообщила заблаговременно, но уж так получилось. Поехать можете в одной машине со мной. Ее пришлют из театра.
– Спасибо, Ирина Маркеловна! Теперь мне нужно решить, кого взять с собой.
– Возьмите Водорезова, – подсказала артистка.
Дайнека заупрямилась:
– Нет. Не знаю… Мне нужно подумать.
Глава 17
Икона святой праведной Анны
И все-таки в театр она отправилась с Водорезовым.
В Москву поехали на машине Дайнеки, потому что днем, когда она перебирала архив, ей позвонил отец:
– Людмила, нам нужно встретиться.
– Что-нибудь узнал про икону? – оживилась она.
– Узнал.
– Рассказывай.
– Это не телефонный разговор. Сегодня приеду к тебе, посмотрю, как ты устроилась, заодно и поговорим. – Он явно искал повод, чтобы побывать в пансионате и разузнать, как живет дочь.
