Дайнека ответила:
– Не получится, папа.
– Почему?
– Сегодня вечером я уезжаю в Москву. Меня пригласили в театр.
– Кто? – спросил Вячеслав Алексеевич.
– Одна наша артистка. Она играет в спектакле.
– Вокруг тебя интересные люди.
– Об этом я тебе говорила.
– Как же нам быть?
– Давай сделаем так: я заеду к тебе на дачу после спектакля. – Дайнека помолчала, решая, как преподнести дополнение. – Только не удивляйся. Я буду не одна.
В голосе отца прозвучала надежда:
– Кто он?
– Главный врач пансионата Платон Борисович Водорезов.
– Старик?
– Почему ты об этом спрашиваешь? – возмутилась Дайнека.
– Ты сказала – главврач.
– Ему всего тридцать два.
– Что ж, одобряю, – обрадовался Вячеслав Алексеевич.
– Ты его даже не видел, а уже одобряешь!
– Просто доверяю тебе.
– Ловко ты вывернулся!
– Вечером жду.
* * *
В начале седьмого Дайнека и Водорезов выехали за ворота пансионата и, свернув на шоссе, помчались в Москву.
На Водорезове был отличный костюм и дорогой галстук. Дайнека надела скромное платье, другого у нее с собой не нашлось. Немного помучившись, она приняла решение:
– Мне нужно заехать домой.
– Я не возражаю, – сказал Водорезов и поинтересовался: – Зачем, если не секрет?
– Нужно переодеться.
– На мой взгляд, вам и так хорошо.
– Не более, чем любезность, – проронила она.
– Не понял?
– То, что вы сказали, – простая любезность. Вы не откровенны. Сказали, чтобы сказать. Сами-то вырядились, а мне и так хорошо?
– У вас шквальный характер…
– Просто говорю то, что думаю.
Когда они подъехали к дому, у Дайнеки было желание оставить его в машине, однако Платон сам напросился в гости:
– Хочу посмотреть, как живут представители золотой молодежи.
– Позолоченной, – уточнила она и пригласила его в квартиру.
Переодевание, как и макияж, заняли пятнадцать минут. Пока она возилась в своей комнате, Водорезов изучал библиотеку отца и пил кофе, который Дайнека сварила для него на скорую руку.
Она вернулась в черном гипюровом платье и атласных туфельках на небольших каблучках.
– Это очень красиво, – со знанием дела сказал Водорезов. – Просто и элегантно.
Они выехали поздно, однако успели к началу первого акта.
Все время, пока шел спектакль, Дайнека мучилась одной только мыслью: как сказать Ирине Маркеловне, что он ей не понравился. К счастью, сама Артюхова блистала.
По окончании третьего акта Дайнека и Водорезов отправились за кулисы, куда их пригласила Артюхова. Зайдя на сцену не с той стороны, они чуть-чуть поплутали. И здесь, среди пыльных кулис, случилась небольшая неловкость.
– Подождите… – Водорезов остановился.
– Что? – Дайнека замерла и повернулась к нему.
Платон взял ее за плечи и наклонился, чтобы поцеловать.
– А вот этого не нужно! – она вырвалась, взмахнула рукой и нечаянно ударила его по носу.
С большим трудом им удалось унять кровь и явиться, наконец, в гримерку к Ирине Маркеловне. Она сидела у зеркала в скромном халате и снимала с лица грим. Сценический костюм, цветастое бабье платье, висел на круглой одежной стойке.
– Вы так хорошо играли! – восхитилась Дайнека.
– Мне особенно приятно слышать это от вас. – Артюхова повернулась: – А вам, Платон Борисович, не понравилось?
– Нет, отчего же… Выше всяких похвал.
– Благодарю за то, что пришли, – Артюхова заметила: у них что-то случилось, и не стала выпрашивать комплименты.
Вручив цветы, они удалились.
Всю обратную дорогу молчали. Когда выехали за МКАД, Дайнека сказала:
– Нам нужно заехать еще в одно место. Это за городом.
– Мне с утра на работу, – напомнил Платон. – И вам, кстати, тоже.
– Отцовская дача находится не так далеко.
– Поедем к вашим родителям?
Она уточнила:
– Только к отцу.
Водорезов обиделся, это было заметно. Но Дайнека не стала «грузиться», вспомнив поговорку отца. В таких случаях он всегда говорил: «На обиженных воду возят».
– А вы могли бы извиниться… – Платон, не отрываясь, смотрел на дорогу.
Она сказала:
– Простите, я не нарочно.
– Ударили, как будто со зла.
– На что же мне злиться? – удивилась Дайнека. – Я и представить себе не могла, что вы вдруг кинетесь целоваться.
– Издеваетесь?
– Нет.
– Вижу… Вы издеваетесь. – Водорезов шмыгнул разбитым носом, и это показалось Дайнеке комичным.
Она улыбнулась:
– Надо было приложить что-то холодное.
– Уже приложили…
– Нет, я серьезно.
– Поздно… – он осторожно потрогал нос. – Вон как опух.
Минут за пять до прибытия Дайнека позвонила отцу, так что когда они подъехали к даче, он уже поджидал их в открытых воротах.
Водорезов вышел из машины и протянул ему руку:
– Платон Борисович.
Тот ответил:
– Вячеслав Алексеевич. Слышал, вы в пансионате работаете?
– Да, это так.
Отец взглянул на Дайнеку, и она поняла: Водорезов ему понравился.
Они прошли в дом. По счастью, Настя еще не спала.
– Как хорошо, что вы решили заехать! – Спрыгнув с дивана, она подошла познакомиться: – Анастасия, очень приятно.
– Платон, – Водорезов с видимым удовольствием пожал ей руку.
– Вы здесь посидите, – предложил Вячеслав Алексеевич. – Нам с дочерью нужно поговорить.
– С радостью развлеку нашего гостя, – ответила Настя.
Платон Борисович тоже не возражал, это было заметно.
Вслед за отцом Дайнека поднялась на второй этаж. Они прошли в кабинет и сели: он в свое кресло, она – на диван.
– Рассказывай, что разузнал, – попросила Дайнека.
– Все оказалось не так просто… – сказал отец. – Пришлось обратиться к Вешкину.
Дайнека хорошо знала этого человека. Сергей Вешкин работал начальником службы безопасности в холдинге, где Вячеслав Алексеевич Дайнека занимал должность директора.
– Привет ему передай, – между делом попросила она.
– Взяла бы да заехала к нему как-нибудь. Он, кстати, развелся с женой.
– Папа, не будь таким пошлым. Хочешь выдать меня замуж?
– Не возражал бы. Разумеется, если найдешь хорошего человека.
– С этим теперь туго.
– Отнюдь. Твой главврач мне очень понравился.
– Ты не знаешь его и поэтому не можешь судить, – возразила Дайнека.
Отец пристально на нее посмотрел:
– Изменилась… Стала жестче и нетерпимее. Раньше такой не была.
– Когда-то нужно взрослеть.
– Я не об этом… – Немного помолчав, Вячеслав Алексеевич перешел к делу: – Икона, которую продали коллекционеру, называется «Чудотворная икона святой праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы». Она в самом деле принадлежала семейству графа Измайлова и долгое время считалась утерянной.
– Это точно?
– В антикварном бизнесе не бывает гарантий. Сплошь и рядом фальсификат. Как и когда икона появилась на рынке, никто рассказать не смог. Я узнал имя продавца, это некто Балашов – наполовину коллекционер, наполовину барышник. Большего узнать я не смог.
– Но ты же сказал, что Вешкин…
– Я не договорил, – отец недовольно поморщился. – Что за манера – перебивать, не дослушав! Дальше в дело вступил Вешкин, естественно, по моей просьбе. Он узнал, что Балашов – только посредник. На самом деле икону ему дал некто Пименов, человек, который не имеет никакого отношения ни к антиквариату, ни к собирательству. Отдав икону Балашову, он попросил выставить ее на продажу.
– Этот Пименов – случайный человек? – спросила Дайнека.
– Случайнее не бывает. Но у этого случайного человека есть шурин… Я правильно сказал? Брат жены – это шурин?
– Какая разница, пусть будет так, – быстро согласилась Дайнека. – Кто он такой?
– Фамилия Канторович тебе ни о чем не говорит?
– Наш завхоз!
– То же самое мне сообщил Вешкин: Ефим Ефимович Канторович – завхоз Дома ветеранов сцены.
– Я не знаю, как все это связать… – растерянно проговорила она.
– Что именно? – поинтересовался отец.
Спохватившись, Дайнека перевела разговор:
– Поздно. Нам пора ехать.
– Нет уж постой! Ты должна мне кое-что объяснить.
– Ну что еще, папа? – капризным голосом спросила Дайнека.
– Мне известно, что творится в вашем пансионате. Вешкин все рассказал.
Она обессиленно уронила руки:
– Боже мой! Уж лучше бы я тебя не просила.
– Да нет уж! – отец начал сердиться. – Очень хорошо, что попросила. Иначе бы водила меня за нос, пока с тобой что-нибудь не случилось! Два убийства и одно покушение! Чем ты думала, когда устраивалась туда на работу?! – он встал с кресла и начал беспокойно шагать по комнате. – Теперь расскажи, зачем тебе нужно знать, кто продавал икону?
Дайнека быстро сообразила, что на этот раз ей не отвертеться и придется раскрыть карты:
– Дело в том, что следователь, который ведет дело, попросил меня присмотреться и немного помочь…
– Что значит присмотреться? – спросил Вячеслав Алексеевич. – Этот человек отдает себе отчет, во что он тебя втянул?
