– Прости! Просто задумался…
– У тебя все в порядке?
Я хотел ответить, что да, но не успел: дверь распахнулась, и на пороге появилась Яна.
– Всем привет! – с напускной жизнерадостностью сказала она. – А у меня сюрприз. Ко мне в гости приехал мой… э-э-э… друг.
Она посторонилась, и за ее спиной я увидел Умника.
– Здравствуйте. – Улыбка у него была на редкость обаятельная. – Меня зовут Макар. Рад познакомиться.
Яна отвела своего лжедружка на кухню, а я отправился предупредить Женю. На самом деле мне хотелось поговорить с кем-то, кто мог разделить мою злость. Женька подходила идеально: она терпеть не могла Яну. Даже не знаю почему.
Впрочем, догадываюсь. В маленькой Тишке уязвимость странным образом сочеталась с неприступностью. Она была трогательная, доверчивая и очень, очень наивная. Ее ничего не стоило обмануть. Но как только Женька решала, что она хозяйка положения, Тишка выкидывала что-нибудь эдакое…
Даже не знаю, как объяснить.
Скажем, она не брала Женьку с собой в лес. Ни разу. Сколько та ни просилась, Тишка просто молча улыбалась и качала головой, и это выглядело так, словно у нее есть своя тайна, к которой никому нельзя прикоснуться. Женька пыталась ее выслеживать – я точно знаю, потому что и сам пробовал. Но Тишка, оказавшись в лесу, превращалась из девочки в юркого зверька. Она просто исчезала в траве – как мышь или белка. А мы оставались людьми: шумными, неуклюжими, медлительными. Представляю, как это бесило Женьку. Проигрыш! Она все отношения, каждый разговор расценивала с точки зрения поражения или победы. Утомительно иметь дело с человеком, который все время думает, что вы на ринге, и стремится врезать тебе по челюсти.
Но сейчас мне требовался союзник. Яна врала насчет своего бойфренда. Я мог бы прозакладывать свое издательство: никакой он ей не друг. Я видел, как они обмениваются взглядами. Как стоят рядом. Как прикасаются – вернее, не прикасаются! Последние мои сомнения рассеялись, когда Яна позвала всех пить чай. Она положила ему чайную ложечку справа, а парень был левшой. Я заметил это на второй минуте общения.
Нет, они были знакомы совсем недавно. А значит, Яна солгала нам. Привела в дом чужака. И чем больше я смотрел на него, тем сильнее убеждался, что этот чужак для нас опасен.
Женьку я нашел в библиотеке. Она рассматривала что-то на подоконнике, какую-то груду мелких предметов, и вздрогнула, когда я подошел.
– Ой! Я тебя не заметила…
Я уставился на рисунок – птичку с густой челкой.
– Где ты их нашла?
Пальцы сами потянулись к этой мелочовке. Кулон с зеленой стекляшкой, дырявый камешек, синее перо, какой-то сморщенный корешок… Все это принадлежало Тишке. Старинные сокровища, ее ценности того давнишнего лета.
– Мыла батарею под подоконником, а там тайник, – удивленно сказала Женька. – Надо ей отдать…
– Я отнесу!
Женька, кажется, хотела возразить, но я уже распихивал детское счастье по карманам.
При виде картинки, которую я рисовал для Тишки, со мной что-то произошло. Злость испарилась. Я вспомнил девочку, которая была моим единственным другом в том лихорадочном июне, и как я рисовал для нее смешную пичужку, стараясь, чтобы она вышла похожей на нее, и как мы воевали двумя армиями мышей…
Женька стояла ко мне боком, плечи ее были сильно напряжены. Мне показалось, она кусает губы.
– Эй, ты чего? Расстроена чем-то?
Она обернулась, и я чуть не отшатнулся. Глаза у нее были злые.
Я помню ее в детстве: вызывающие платья, белоснежные длинные ноги, лебединая шея. Да что там шея! Женька вся была – лебедь. И пантера. Может существовать гибрид лебедя с пантерой? Однажды мы купались, и Прохор рассказал нам, как учат плавать детей, бросая в воду с лодки. Я тогда подумал, что случись это с Женькой, она принципиально пошла бы ко дну, чтобы не оправдывать ничьих ожиданий.
В нынешней Женьке лебедя оставалось все меньше, а пантеры становилось все больше. И эта была довольно потрепанная в драках, уставшая пантера.
– Почему ты вечно лезешь, куда не просят? Я сама хотела ей отдать!
Женька говорила взвинченным тоном. От нее исходила волна напряжения. Стоять рядом с ней было неприятно, и вместо экспрессивного рассказа о новом госте я отделался сухим отчетом.
– Макар? – она не проявила особого интереса. – Дурацкое имя. Слушай, Лелик…
Она вдруг взяла меня за руку. Я вздрогнул: ладонь была жаркой.
– Ты не простужена?
– Что? Господи, да нет же! Ты должен мне…
Ей не дали договорить: в библиотеку вошла Яна.
– Леша! Я тебя везде ищу. Женя, прости, я у тебя его забираю.
Женя запротестовала, но Янка уже вела меня за собой, решительная, будто крейсер. Мы поднялись в ее бывшую детскую комнату. Она закрыла дверь и обернулась ко мне:
– А теперь для разнообразия я хочу услышать правду. Зачем ты приехал?
«Это ж сколько стоит отапливать такую дуру!» – подумал Бабкин, но вслух выразил восхищение размерами дома и продуманностью его архитектуры. Яна фыркнула. Кажется, она ни на секунду не приняла его восторги всерьез.
Они сидели вдвоем в столовой, а за окнами бушевало желтое море листьев – золотистых, лимонных, янтарных. Ветер раскачивал деревья, бился в печной трубе.
– Наконец-то взрослая осень! – одобрительно сказала Яна. – А то было какое-то бледное преддверие зимы.
У двери выросла тонкая светловолосая фигурка.
– О, Вероника! Познакомься: это Сергей, друг Макара.
– Здравствуйте, Сергей, – равнодушно сказала голубоглазая женщина, похожая на выросшую Снегурочку, которой никогда не дарили подарков. – Яна, ты не дашь мне ключи от верхних комнат?
Яна секунду помедлила, потом кивнула:
– Они в ящике комода в прихожей.
– Зачем ей ключи? – тихо спросил Бабкин, когда женщина исчезла.
– Понятия не имею.
– А зачем даете?
– Не понимаю, на каком основании я могла бы ей отказать, – призналась Яна.
– Может, на том основании, что вы хозяйка?
Она только виновато улыбнулась в ответ. На плите загудел чайник, будто готовящийся отплыть пароход, и пару минут спустя Бабкин прихлебывал крепкий сладкий чай, пахнущий хвоей.
Час назад он перевез свои вещи в дом Савельевых. Первые же несколько дней расследования показали, что им с Илюшиным нужна общая база и проще всего было организовать ее в Литвиновке.
Едва войдя в дом, Сергей столкнулся с Алексеем Савельевым. Взгляд у того был проницательный и неприязненный. Впрочем, неприязнь младший Савельев постарался скрыть, и руку Бабкину пожал с фальшивым воодушевлением.
«Неглупый парень, – оценил его Сергей. – Себе на уме. Похож на ботаника, но из тех, у которых в самую неподходящую минуту выплывает какое-нибудь внезапное увлечение вроде метания кинжалов или джиу-джитсу».
Пока Сергей допивал свой чай, парень, похожий на ботаника, поднялся на второй этаж, стараясь издавать как можно меньше шума. Он дошел до комнаты, где Вероника рылась в вещах Раисы и кивнул, словно убедившись в справедливости своих предположений.
«Я знаю, зачем сюда приехала одна сестра. Но что здесь нужно второй?»
Женьку Лелик нашел в библиотеке. Последние два дня она отчего-то с ним не разговаривала.
– У нас еще один гость, – предупредил Лелик.
«Тоже не тот, за кого себя выдает».
Женька новости не обрадовалась.
– Надолго он здесь?
– Не знаю.
Она хмуро постучала пальцами по подоконнику. «Мы тебе мешаем, – подумал Лелик. – Все, кто сейчас обитает в доме. Новый человек – новая помеха».
– Как ни зайду, ты все время в библиотеке, – задумчиво сказал он. – Почему? Книг ты не любишь.
Женька ответила не сразу.
– Понимаешь, я часто здесь бывала. Дед в основном сидел наверху, бабка – ну, ты сам знаешь. Здесь можно было спрятаться от всех.
– И от Пашки?
– Этот хорек всегда умел меня выследить, – фыркнула Женька. – Но он думал, что я читаю. А я просто валялась на подоконнике и смотрела на улицу. Наблюдала за мамашей.
Лелик покосился в окно. Оно выходило в узкий, заросший крапивой проход между их и соседским заборами.
– Какой мамашей, Жень?
– Своей собственной. Шныряющей туда-сюда.
– Как это – шныряющей? – непонимающе переспросил Лелик. – Зачем?
Ему представилась тяжеловесная Людмила, бегающая кроссы вдоль забора.
– До Изольды и обратно.
Он взглянул на Женьку, подозревая, что его разыгрывают.
– Чего уставился? – холодно, но без враждебности осведомилась она, не поворачивая головы. – Мать моя бывала у Изольды по два раза в неделю, не меньше. И никому об этом ни словом не обмолвилась.
Савельев молча переваривал эту новость.
– Понимаешь, что это значит? Что ей, глупой корове, Изольда открыла двери. А мне – нет!
– Твоя мать не глупая корова.
Женька отмахнулась.
– Она самая! Чем она могла так заинтересовать старуху, объясни мне! Можешь? Вот то-то же. И я не могу.
